Увидев входившую во двор группу школьников, Мухсин торопливо поздоровался с ними и принялся весело болтать, стараясь их позабавить и рассмешить. Товарищи с удивлением смотрели на него и переглядывались. Неужели это тот самый серьезный Мухсин, который обычно избегал их и держался в стороне, так что им с трудом удавалось расшевелить его и вывести из неизменного спокойствия?

Наконец появился Аббас. Увидев его, Мухсин бросил товарищей и, подбежав к нему, схватил за руку. Он увел Аббаса подальше от главной лестницы, чтобы мальчики не окружили их, подумав, что у них очередной диспут.

Мухсин принялся расспрашивать Аббаса, почему он опоздал. Его взволнованный голос удивил мальчика. Он ответил, что пришел вовремя, без опоздания. Но Мухсин настойчиво утверждал, что это не так.

— Да нет же, друг мой, — удивленно возражал Аббас. — Это ты, верно, пришел сегодня слишком рано.

— Нет, нет, ты опоздал, — возбужденно настаивал Мухсин.

Аббас еще больше удивился.

— Ну, пусть так, — согласился он. — Но что же случилось?

Мухсин смутился и умолк. Оживление его прошло, он не знал, что сказать. Почувствовав, что Аббас ждет ответа и с удивлением смотрит на него, он неестественно засмеялся, стараясь превратить все в шутку.

Смеясь и болтая о разных пустяках, перескакивая с предмета на предмет, Мухсин старался скрыть свое душевное состояние. Поняв по непривычной болтливости друга, что он нервничает, Аббас спросил:

— Мухсин, что с тобой сегодня?

Мальчик испуганно поднял глаза.

— Ничего, — краснея, ответил он и заговорил спокойно и сдержанно, как всегда.

Они поговорили об уроках и сегодняшних заданиях. Вдруг Аббас что-то вспомнил и вскрикнул:

— Аллах, ведь сегодня устное арабское изложение! Ты не забыл?

— Который это урок? — рассеянно спросил Мухсин. Его мысли снова витали в облаках.

— Шестой, последний, — сказал Аббас, не замечая рассеянности товарища.

Мухсин промолчал. Счастье снова захлестнуло его, ему опять захотелось бегать, прыгать, делать что-то необычное. Думая, что Мухсин его слушает, Аббас продолжал:

— Кому же сегодня придется отвечать? Шейх Али вызывает по журналу. Аллах! Только бы он не вызвал меня! Я не приготовил никакой темы.

Мухсин ничего не ответил. И вдруг он воскликнул:

— Аббас! Жизнь так прекрасна!

Товарищ удивленно взглянул на него. Не замечая его изумления, Мухсин продолжал:

— Знаешь ли ты, что такое счастье, о котором мы столько слышим? Если ты чего-нибудь стоишь, скажи мне, что такое счастье?

— Счастье? Откуда мне знать? — растерянно произнес Аббас.

— Так, значит, ты не знаешь, когда будешь счастлив? — не отставал Мухсин.

Аббас немного подумал.

— В тот день, когда сдам экзамен на аттестат зрелости.

На лице Мухсина отразились разочарование, обида, презрение.

— Дурак! — процедил он сквозь зубы.

Раздался звонок, призывающий учеников в классы. Мальчики начали строиться в пары. Мухсину хотелось весь день говорить о любви, а удивленный Аббас молчал, недоумевая, за что его обругали.

Школьники расселись по партам. Место Аббаса было позади Мухсина. Сгорая от нетерпения, Аббас шепотом попросил его объяснить, почему он дурак, но Мухсин жестом велел ему замолчать. Он ждал урока с еще большим интересом и радостью, чем обычно. Отвечал он так живо и умно, что учитель был поражен и радовался за него.

Наступила большая перемена, и Мухсин с Аббасом сошлись у стены, возле лестницы. Мухсину хотелось написать стихотворение о любви, и он специально для этого захватил с собой диван поэта Михьяра, которого особенно любил. Но сегодня его одноклассников занимал лишь один вопрос: какую специальность они изберут после получения аттестата зрелости. Эту тему преждевременно затронул учитель математики на уроке алгебры. Увидев Мухсина и Аббаса на обычном месте, школьники бросились к Мухсину.

— Ты на какое отделение пойдешь, литературное или научное?

— Конечно, на литературное, — решительно ответил Мухсин.

Но Аббас колебался.

— Я предпочел бы литературное, а отец хочет, чтоб я стал врачом.

Мухсин сильно сжал его руку и пылко воскликнул:

— Внимай голосу своего сердца и своих склонностей!

И он заговорил о том, что давно выбрал себе поле деятельности.

Схватив Аббаса за локоть, он притянул его к себе.

— Аббас, ты должен вместе со мной поступить на литературное отделение, — сказал он. — Я заставлю тебя это сделать.

— А что дает литературное отделение? — спросил один из мальчиков.

— Ты имеешь в виду положение в обществе и богатство? — обернулся к нему Мухсин. — Это меня не интересует.

— А что же тебя интересует? — задал вопрос другой школьник.

Указав на себя и Аббаса, Мухсин с юношеской горячностью воскликнул:

— Мы будем гласом народа!

Он взглянул на Аббаса, желая заразить его своим воодушевлением, и вдруг ему пришли на ум слова, от которых на душе у него просветлело. Он воскликнул:

— Аббас! Наша обязанность — выразить то, что таится в сердце всего народа. О Аллах! Какой великий дар — иметь возможность говорить о том, что скрыто в душах, что таится в сердцах!

Подумав немного, он продолжал, и глаза его сверкали:

— Помните изречение из книги избранных преданий о пророке? Там говорится, что о человеке судят по языку и сердцу. У народа тоже есть сердце и язык!

К концу занятий Мухсину очень захотелось уйти домой, его волнение становилось все сильнее. Но появился шейх Али, почтенный человек с густой бородой. Ученики встали.

Шейх Али окинул класс взглядом и раскрыл журнал. Мальчики тревожно переглядывались. Каждый боялся услышать свое имя. Все затаили дыхание, следя за тем, как глаза учителя пробегают по столбцам журнала.

Наконец шейх Али посмотрел на Мухсина и сказал:

— Мухсин, выходи к доске.

Школьники успокоились и с облегчением вздохнули. Мухсин встал и направился к доске.

— Выбери тему и говори, — приказал учитель. Но Мухсин стоял смущенный, растерянный. Он не приготовил никакой темы, в голове у него не было ни одной мысли. В замешательстве он неподвижно стоял у доски, беспомощный и несчастный.

Учитель спокойно сказал:

— Напиши на доске название темы и, как всегда, разбей ее по пунктам.

«Какая тема? Какая тема?» — лихорадочно думал Мухсин.

Вдруг в голове у него промелькнула странная мысль, и он весь загорелся. Однако он тотчас же понял ее неуместность и постарался забыть ее, но она назойливо возвращалась. Мальчик не понимал, что им руководит, какая сила заставляет его мысли кружиться вокруг одного и того же. Он только чувствовал, что сегодня может много и вдохновенно говорить лишь на одну тему.

Он взял мел и размашисто написал: «Любовь».

Как только на доске появилось это слово, весь класс взволнованно зашумел. Не понимая, что произошло, удивленный шейх Али постучал ручкой по кафедре, требуя тишины.

— Что случилось? В чем дело? — недовольно спросил он.

Заметив, что глаза школьников устремлены на доску, учитель обернулся и увидел слово «любовь». Не сдержавшись, он сердито и укоризненно воскликнул:

— Аллах! Аллах! Уходи! Убирайся! Марш на место! Стыдись! Не издевайся над нами!

Мухсин растерялся, он не привык, чтобы учителя так с ним обращались. Но сила, заставившая его написать это необычное слово на глазах всего класса, удерживала его на месте, и он продолжал стоять сконфуженный и смущенный. В классе мальчикам говорили о науках, уроках, прилежании, но им никогда ничего не рассказывали про любовь, чувство, сердце. Если они и слышали эти слова, то придавали им пошлый, низменный смысл. Казалось, что для них существуют только два понятия: учение и разврат. Учение — это уроки, домашние задания, экзамены, а разврат — любовь, чувства, сердце, все, что находится вне сферы школьных интересов. «Вот в чем состоят добродетель и порок», — внушали мальчикам взрослые.

Шейх Али увидел, что Мухсин все еще стоит у доски смущенный, но, как всегда, почтительный. Он подумал о хорошей репутации и выдающихся способностях этого мальчика, известных ему с прошлого года, когда Мухсин поступил в школу, и несколько смягчился. Все же он укоризненно сказал: