— Заметано, — с азартом ответил Леон.
Юноша и девушка поспешно покинули яблоневую рощу пешком и отправились в ту часть леса, где росли нужные Элиссе травы. Альвийке потребовалась мята, руфис и шальтик, — их собирал Леон. Сама же девушка выискивала мухоморы. Рыцарь знал, что это любимый гриб сильвийцев, а потому ничуть не удивился. Трава на лугах без конца раскачивалась точно морские водоросли, а жаркий ветер сменился облегчающей вуалью прохлады, благосклонно сброшенной с небес на задыхающееся от жары княжество. Леон с удовольствием подставил лицо этой вуали, наслаждаясь ей. Еще рыцарь снял свой плащ и предложил Элиссе. Леон хоть и не был знатоком тканей, но одного взгляда на платье Элиссы было достаточно, чтобы понять, что оно продувается насквозь.
— Он хоть и мужской, но достаточно легкий и вместе с тем, вполне теплый. Ночью конечно не согреет, но спину от ветра защищает.
— Благодарю, — альвийка позволила Леону накинуть свой плащ ей на плечи. Ее точеная фигурка буквально утопала в нем, а из-за меньшего роста плащ тянулся за ней подобно подолу длинного платья. — Опять я проспорила Эларе, надо было послушаться ее и захватить пончо.
Тонкая фигурка девушки казалась Леону такой хрупкой, что ему даже было страшно прикоснуться к ней. Леон привык к копьям, мечам, щитам и другому оружию. Общение же с девушками в его жизни сводилось лишь к урокам этикета и дворянских манер, ну и дружбе с Семилией Эклер. Рыцарь тепло улыбнулся, глядя на девушку в своем плаще. Сейчас она напоминала ему взъерошенную птичку, распушившую перышки: маленькую, хрупкую и бесконечно прекрасную. Небо подмигнуло земле молнией, а спустя пару секунд еще и прикрикнуло голосом грома.
— А Элара стало быть…
— Моя сестра, — закончила за Леона альвийка, срывая очередной мухомор. — Мы с ней поспорили утром, будет сегодня гроза или нет, видимо я проспорила.
«Элисса и Элара — близнецы. Обе чистокровные сильвийки, но с человеческими именами. Как необычно!», — подумал Леон и за свою рассеянность был наказан ближайшей крапивой.
Заросли крапивы коварно затаились возле стебельков руфиса и заручившись поддержкой ветра, наклонились, чтобы цапнуть рассеянного рыцаря за руку. Элисса двигалась с безотчетной грацией, присущей всем альвам, наблюдать за ее движениями было одним удовольствием. В своем рвении помочь, Леон явно переусердствовал, и корзина была забита травой до краев. Леон стоял на перепутье — одна дорога была течением, и он мог позволить тому нести себя, другая дорога предлагала инициативу. Леон знал, что никакого выбора у него нет и быть не может. Ведала ли она об этом или нет, но Элисса пленила сердце рыцаря и больше всего на свете сейчас тот мечтал о взаимности. Леон собирался добиться ее во что бы то ни стало. Каких-то пару часов назад он думал лишь о Тенебрисе и замыслах атабов, о том, что еще может знать господин Уильям, предупредивший Лису о мутантах. Сейчас же все это вспоминалось так, словно было в прошлой жизни. В данный момент мир для Леона сузился до одной единственной девушки, прекрасной девушки с озера, с именем Элисса. Леон ощущал, как подобно гигасам, ставшими таковым за счет магии Барроша, в нем с такой же необузданной силой расцветают чувства к этой девушке. Бесконечно сильными корнями и ветвями оплетая юношу, они увлекают его, поглощая целиком. В этом чувственном порыве, рыцарь явственно ощущал, что из любви к ней способен на большее, чем мог выразить. Юноша хотел распевать в глухую ночь песни о любви под окнами Элиссы. Держать ее за руку, за эту бледную ручку с тонкими пальцами, обнимать… нет и еще раз нет! Леон не смел сейчас даже думать о большем, пьянея от малых капель того напитка, что испил одним лишь взглядом, впервые встретив взгляд Элиссы. Леон с превеликим удовольствием смотрел на ее длинные, распущенные волосы. Такое могли позволить себе только альвы, у людей правила приличия не позволяли женщинам ходить с распущенными волосами. Среди людей это считалось срамом, признаком распутства и желанием соблазнять мужчин. Эти же предрассудки касались и нательного белья. Покуда мужчины носили брэ, женщины ограничивались одним лишь бюстгальтером. У альвов же имелось как женское, так и мужское нательное белье, что приводило в смятение многих людей. Как так — женщины смеют носить то же, что и мужчины!? Немыслимо! Леон же был твердо убежден, что когда-нибудь его раса преодолеет все предрассудки и разовьется до того уровня, что и у женщин будет нательное белье наравне с мужчинами.
— Вот мы и закончили, спасибо тебе Леон, — поблагодарила юношу альвийка, однако в ее голосе Леон уловил легкое, едва различимое вкрапление грусти или же ему только показалось? Тут девушка заметила корзинку в руках рыцаря.
— О-о! Вот это ты набрал! Что ж, сама виновата, не сказала сколько мне нужно. Дай-ка попробую взять… — девушка собиралась попробовать корзину на вес.
— Исключено. Во-первых, рыцарский кодекс не позволяет мне оставить даму одну в лесу, пусть даже под несомненной защитой столь благородного создания. — Леон взглядом указал на Альбу. — Прошу тебя, Элисса, не отказывай мне в чести проводить тебя домой. Во-вторых, корзина набралась что надо и тебе будет тяжело управиться с ней, позволь помочь.
В ответ на эту речь, Элисса просияла или же Леон выдавал желаемое за действительное? Ему нестерпимо хотелось побыть с ней еще немного. Да что там! Он вообще не хотел вкушать горестного плода разлуки с этой девушкой. Но как сказать ей об этом, как дать понять, что она значима и важна для него? Да и поверит ли она в это? Они знакомы лишь два часа, Леон считал, что его слова Элисса воспримет не иначе как безумье. Юноша жаждал нежданной любви, и он ее получил, однако теперь не знал, как совладать с ней. Он не был готов. Леон ощущал себя так, как если бы ему в руки кинули тяжелую поклажу и от нехватки сил, чтобы удержать ее, его начало шатать из стороны в сторону. Также Леон понимал, что аргумент с корзиной никуда не годится. Ничего не мешало Элиссе сесть на Альбу, а корзину держать перед собой на спине единорога или рядом, но он хотел использовать все возможные варианты, только бы еще побыть с ней.
— Спасибо, Леон, я очень ценю твою помощь, — ответила Альвийка и забралась на Альбу, сев на спину единорога боком, как и все дамы, носящие платья. — Мы с сестрой живем на северо-западе отсюда, там, где заканчивается горная гряда.
— Тогда не будем медлить, пока нас не застала гроза, — лошадь Леона отозвалась на свое имя, а юноша как раз забрался в седло, ухватив и корзину.
Элисса и Леон пересекли широкий луг и выехали на протоптанную тропу, отправившись на северо-запад. Сквозь листву по правую руку иногда виднелся кончик Белого Клыка.
— Леон, ты самый благородный и честолюбивый рыцарь, из всех, что я встречала. Я должна тебе признаться кое в чем. Я просто обожаю рыцарские романы. Элара ныне не разделяет моего интереса, утверждая, что это лишь вымысел и желание мо… — Элисса закусила губу и осеклась. — желание людей, казаться лучше, чем они есть. Как же я рада, что я была права и не обманулась в своей вере — благородные рыцари не вымысел!
— Мне кажется, я понимаю скептический настрой твоей сестры. Рыцари прежде всего люди, а человек человеку рознь и далеко не каждый придерживается рыцарского кодекса чести. Возможно Эларе довелось увидеть далеко не лучших представителей рыцарства. — Леон почувствовал легкое волнение и даже стыд за то, что пятнает идеализированный образ рыцарской романтики в ее очаровательной голове, но провалиться ему на месте, если он будет с ней неискренним.
— Не будем об этом, — внезапно сказала Элисса и Леон утвердился в своих опасениях, испугавшись, что обидел девушку, однако она сама сменила тему. — У тебя есть братья или сестры?
— Нет, никого нет. У меня есть близкий друг, он мне как брат, мы вместе выросли, вместе учились и вместе стали эквиларами.
— Как его зовут?
— Готфрид.
— Как же тебе повезло, Леон. Хотелось бы чтобы и у меня была такая подруга, разделяющая мои взгляды и стремления, и чтобы нас связывала какая-то история. Например, мы могли бы стать авантюристками и отправились путешествовать по миру. Хотя признаюсь, мне немного страшновато от этой мысли, но так хочется.