— Намедни мне посчастливилось стать странствующим эквиларом. Теперь дорога — мой дом, а значит есть и время для путешествий. Еще я не согласен позицией, что если время тяжелое, то и самому стоит омрачаться или только заниматься делами насущными. Как наше тело просит пищу, чтобы жить, так и душа просит красоты, чувственных переживаний, дабы не зачерстветь. То прекрасное, что у нас есть, — ради него стоит сражаться и жить. Созерцая красоту окружающего мира, лишь больше хочется жить и отважнее защищать ее. Простите мою словоохотливость, что-то я увлекся.
— Ничего страшного, мне крайне интересно вас слушать. Я нечасто общаюсь с рыцарями, признаюсь, да что там, вообще не общаюсь, а уж с рыцарями вроде вас, — романтиками и вовсе не доводилось знаться, лишь читать о таких. Мой постоянный собеседник — сестра, а у нее романтические грезы вызывают лишь улыбку. Хорошо же вам, Леон, вы путешественник, это так захватывающе!
— Я сразу должен вам признаться, что еще ни разу не покидал границ Линденбурга и лишь собираюсь в свое первое путешествие, — поспешил развеять ложное впечатление Леон, желающий быть искренним с Элиссой во всем. — Зачастую, но я оговорюсь, что сужу строго по своему народу, люди становятся более приземленными с годами, оставляя романтику звучать как эхо в далеких днях собственной юности. Ваша сестра старше вас? — Леон задал осторожный вопрос, намереваясь выяснить, сколько же альвийке лет.
— Старше на несколько минут, если моя матушка нас не перепутала при рождении — мы близнецы. Леон, а я не обижу вас если попрошу говорить… как же у вас говорят… обращаться на «ты». Не хочу выказать неуважение к вашим традициям и этикету, просто я вижу, что и вам такой расклад не по душе.
«Она меня читает, как открытую книгу — соберись!», — приказал себе Леон.
— Разумеется, Элисса, — с волнением только и смог ответить Леон, хотя изначально хотел сказать больше, но построение длинных предложений ему сейчас давалось с трудом.
От трепещущей мысли о том, что он сможет обращаться к девушке на «ты», точно к близкому человеку, Леон пришел в восторг. Рыцарь решил немедленно воспользоваться полученным правом и получить это ни с чем не сравнимое удовольствие.
— Признаюсь, я переполнен тревогой за тебя, Элисса. Ты совсем одна в этой глуши, мало ли какие негодяи могут искать убежища в лесах. На большаках можно наткнуться на разбойников, что прячутся по окрестным лесам.
— Одна я бы ни за что не отправилась сюда, у меня есть защитница, — гордо ответила Элисса.
«Защитница? Неужели и ее сестра где-то тут? Все это время она наблюдала за нами?», — успел подумать Леон.
— Альба! Альба, девочка моя иди ко мне, познакомься с Леоном.
Рыцарь проследил за взглядом девушки и только сейчас увидел, как справа, в сорока метрах от него и Элиссы в тени дерева нечто зашевелилось — единорог. Ну разумеется! Обычное дело для альвов, как для людей лошади. Белоснежная кобыла, крупнее любой лошади поднялась на ноги и неспешно побрела к юноше с девушкой. Ее голова мерно покачивалась, с устрашающим, закрученным в спираль рогом. Теперь Леону стало все понятно — одного лишь испуганного крика альвийки хватило бы, чтобы животное переполошилось и бросилось на помощь. Доподлинно известно, что столь острый рог пробивал даже латы, а сами единороги были крайне сильны и выносливы. Не случайный мужчина забредший к озеру был угрозой для этой нежной девушки, но она для него, если бы того пожелала. Когда единорог подошел к ним, Леон напрягся, но виду не подавал — он прекрасно знал, как эти животные не переносят присутствия людей. В памяти еще были свежи воспоминания о единороге Ивельетты. Знал также Леон и то, что единорог проявляет кротость рядом с человеком и может даже дать оседлать себя, при условии, что его владелец всегда будет при нем и одобрит это. Гроза испуганно заржала и попятилась, когда единорог приблизился. Леон взял ее за поводья, успокаивая. Крупный, «кошачий глаз» единорога моргнул, оценивающе смотря на юношу. С другой стороны, Леон был даже рад присутствию единорога. Мысль о том, что Элисса могла приходить сюда одна, ввергал его в панический ужас. Будь это так, он бы поклялся честью сопровождать ее и охранять каждый раз, когда она соберется сюда впредь. Еще он знал, что задумай он дурное (это совершенно невозможно в его случае, но исключительно теоретически) по отношению к Элиссе, то уже был затоптан единорогом и имел в груди дыру. Это же знала и Элисса, а значит была убеждена в том, что Леон настроен к ней дружелюбно.
— А как твою лошадку зовут?
— Гроза.
— Какое суровое имя для такой красавицы!
— Эта красавица сбросила с себя княжеского объездчика и всячески показывала свой строптивый нрав иным смельчакам, пытавшимся ее укротить.
— Но тебя она слушается, верно? Животные с подобным нравом всегда слушаются тех, чей дух чист и добр.
«Дух? Точно! Альвы же не используют метафор и эпитетов, связанных с сердцем, как мы. Для них сердце — это просто сердце, орган гоняющий кровь. Альвы верят в духов природы», — разжевал про себя очевидное Леон, с этой встречи даже очевидное давалось ему непросто.
— Мы так заговорились, что я едва не позабыла, что ты хотел искупаться, Леон. Прошу! — альвийка указала на озеро, задорно улыбаясь.
Леон застыл, хотя и без того стоял на месте. Уши опять припекло так, что он опасался, как бы они не задымились.
— После произошедшего? Мне право неловко. Полагаю, нам надо договориться, когда мы будем посещать это место. Договориться, чтобы сегодняшний казус не повторился, вот к чему я клоню. Сегодня твой день, Элисса, а я вернусь сюда, скажем — завтра.
— «Мое слово для тебя закон», Леон, так ведь ты сказал? Зачем приезжать завтра, когда ты уже здесь сейчас? Я пока помою Альбу, и чтобы все было честно, не буду подсматривать за тобой.
Леон задумался и его посетили дерзкие мысли предложить Элиссе посещать изумрудное озеро вместе, но озвучить его он естественно не осмелился. Элисса тем временем завела Альбу в воду, затем сходила к корзинке и достала оттуда щетку, безмятежно приступив к мытью единорога. Похоже она все решила и возражений не принимала. Ну как же так? Еще никогда рыцарю не приходилось раздеваться перед девушкой, если только не считать Семилию, но на тот момент им было лет по пять, и они с любопытством изучали различие собственных тел. Леон привязал Грозу к одной из яблонь у берега и разделся. Элисса сдержала обещание и не смотрела в его сторону, увлеченная Альбой. Леон с умилением смотрел на эту очаровывающую картину — прекрасная альвийка в белом платье с заботой и нежностью расчесывает гриву белоснежного единорога. Два чудесных создания неземной красоты в самом любимом уголке Линденбурга. Не сон ли это?
Лишь коснувшись воды, рыцарь ускорил шаг, чтобы поскорее добраться до глубины. Холодная вода пришлась ему как нельзя кстати, чтобы остудить охвативший его жар. Когда Леон погрузился в воду целиком и проплыл небольшой круг, повернув к берегу, он увидел, как девушка машет ему рукой. Она была прекрасна, — прелестное хрупкое создание с длинными, струящимися как волокна света, волосами, вся в белом, рядом с грациозным и прекрасным животным, тоже белым как снег.
«По крайней мере это справедливо. Можно сказать, мы подсмотрели друг за другом», — подумал рыцарь, разворачиваясь на очередном кругу и яростно работая закаленными мышцами рук и ног. Холодная вода и физическая нагрузка вернула к нему хоть и не всю, но все же толику ясности и связности мышления. Леон уже не считал себя по случайности упавшим в чан с желе — неуклюжим, неповоротливым и заторможенным. Плавая в озере, Леон остановился у стража озера — том самом одиноком дереве, в силу высоты ствола, возвышающимся над поверхностью. Юноша подплыл к стволу сосны и хватаясь за ствол нашел ногами одну из ветвей скрытую под водой. Вокруг него кружили размокшие шишки и хвойный ковер иголок. Стоять на ветви дерева посреди озера было как минимум необычно. Будь он сейчас тут один, то непременно бы взобрался на пару метров вверх и сиганул с ветвей в воду — он частенько так делал. Однако сейчас он стеснялся выбираться из воды, покуда на берегу была альвийка. Оттолкнувшись от подводной ветви, Леон продолжил плыть. Когда усталость положила свои нежные руки на плечи Леона, как бы услужливо предлагая присесть и отдохнуть, рыцарь повернул как обычно он это и делал, к водопаду. Присаживаться и отдыхать в бездну он не собирался, как-то неуютно там что ли, а именно бездна, по его мнению, под ним и была, — до дна было около тридцати метров и именно на склоне этой бездны располагалась сосна, точно предупреждая об опасности.