Хозяйка опустила плечи.

— Маркиз Дюкар. Он будет там неделю, а потом переедет к другому хозяину.

— Спасибо, Жен.

Женевьева подняла голову, в ее глазах были слезы.

— Шинс, вернись живой!

— Обещаю, Жен. Если я вернусь, то живой.

Виддершинс ушла, огонь вспыхнул перед этим так ярко, что ее подруга не могла думать ни о словах, ни о делах.

Рябой — которого звали Юдес, но это важно было только для него — не был рад этой идее. Констеблей стоило избегать, и он предпочел бы счастливо прожить до конца жизни, не побывав в тюрьме.

Но у него был приказ, ему давали деньги, так что приказы были от кого-то выше Брока, но не официально. И он ворчал, боялся, переживал…

И шел.

На пороге он скрылся в тенях, надев их, как любимую одежду, и ждал, проклиная напарника каждый миг. Но вскоре в ночи сверкнула желто-красная искра, дым пальцами снял звезды с ткани неба. Двери и окна открылись по всей улице, и вопль «Пожар!» сотряс тишину.

Люди с ведрами выбежали на улицу, одичав, но через пару мгновений несколько констеблей вышли из дверей большого здания и присоединились к ним.

Они мешкали, проверяя, закрыты ли камеры. Но если стражи переживали, то только из-за побега. Все они, те, что носили ведра, и те, что вытащили клинки, следили, чтобы никто не проник на помощь пленным.

Рябой двигался среди хаоса, юркнул меж больших деревянных дверей, поежившись от веса камня и стали вокруг себя. Вдоль стен просторной прихожей, подальше от стола клерка, он двигался, присев. Его тело все еще болело от синяков и ран, он прихрамывал, слышал звон в левом ухе. Но это не замедляло его, особенно, когда месть была так близко.

Он сжимал маленький арбалет в руке, оружие было тише пистолета, который был ему привычнее. Он направил оружие на мужчину за столом. К счастью, стрелять не пришлось. Густые тени и шум снаружи отвлекли клерка. Через пару мгновений Рябой прошел дверь и попал в озаренные лампами коридоры.

Он знал, что будет не так сложно. Почти все стражи были в городе, сопровождали Его преосвященство или работали в двойные смены, чтобы улицы были тихими во время визита священника. Здания стражи остались почти без людей, и оставались не лучшие. Рябой лишь три раза по пути заметил констебля, которого не мог обойти. В двух случаях он смог купить их помощь монетами.

Он ведь шел за пленницей. Разве был вред?

Если бы они знали, что третий, оказавшийся в чулане с раной от арбалета в горле, не станет помогать, задумались бы о своем выборе сами.

Он осторожно подошел к другой двери, перезарядил арбалет, сжал в другой руке изогнутый кинжал. Он знал план комнаты по своему опыту, знал о столе с арбалетами, направленными на вход. Он должен быть готов, быть быстрее констебля. Он сжал кинжал зубами, осторожно подвинул засов и, вернув оружие в кулак, ударил дверь плечом.

Тяжелая дверь открылась внутрь, ударилась глухо о стену. Рябой уже упал на колено, направил арбалет на стол, но там никого не было. Дверь напротив была открыта, там был коридор камер, и констебль лежал на пороге.

Кто-то опередил его?

Рябой, хмурясь, пересек комнату, взглянул на мертвого — нет, без сознания, он видел, как мужчина дышит — и пошел по коридору. Многие пленники закричали, пока он шел, прося о свободе, но большая часть притихла, разглядев его.

Самые опытные преступники знали, что вооруженный чужак в аду означал, что кто-то не увидит завтра. Лучше было не привлекать его внимание.

Хмурясь от шума, ищейка разглядывал камеры, проходя их, но не находил нужного. Некоторые были пустыми, некоторые — набитыми чужаками, его мишени там не было. Он нашел камеру, что была пустой и открытой.

И он понял.

Черт!

Это не было возможным, но он не сомневался ни на миг. Она сбежала! Ох, Брок не обрадуется…

Многие пленники притихли, и он услышал оханье у порога. Он повернулся, вскинув арбалет, целясь в сердце мужчины, уставившегося на павшего констебля.

Идеально. То, что надо.

Страж медленно перевел взгляд на Рябого.

— Ты ведь, — спросил он без удивления и страха, — не знаешь, куда делись мои ключи?

Бандит не знал, и ему было все равно, о чем говорит этот безумец.

— Пистоль и меч на пол, страж. Медленно.

Медь и кожа задели каменный пол, только эти звуки были в тишине. Пленники сжались в камерах, некоторые прижимали лица к прутьям, чтобы видеть, другие отвернулись, чтобы не видеть.

— Оттолкни их, — еще шорох. — На колени, — на лице стража мелькнул страх, но мужчина послушался.

Рябой шагнул вперед, прицелив арбалет. Еще пара шагов, уже можно было точно убить выстрелом, но мужчина не мог еще схватить его. Ему нужно покончить с этим и уйти, пока констебли не вернулись снаружи, пока подкупленные не поняли, что этой ночью умерли их товарищи. Ему нужно сказать Броку…

Выстрел проревел в коридоре, эхо било игриво по стенам. Рябой отшатнулся, боль пронзила его, огонь расцвел в груди. Он услышал стук своего оружия, оно выстрелило в потолок и выпало из непослушных пальцев. Его ладони прижались к ребрам, упали.

Но… но… ох.

Рябой на миг сосредоточил взгляд на пистолете в кулаке стража — это оружие принадлежало павшему констеблю, рядом с которым он стоял на коленях.

— Черт…

Это было последнее, не лучшее слово. Но Юдес ощутил, пока пол не полетел к нему, а мир — прочь от него, что это слово было точной оценкой произошедшего.

Пара секунд, его сердце притихло на миг, и дышать стало легче. Майор Джулиен Бониард встал на ноги. Он даже почти не пошатнулся. Его оружие вернулось в его руки, он оглядел плохо освещенный коридор, готовый к атаке, но мужчина, похоже, был один.

Три шага, проверка тела — мертв — и бег по коридору. Он не слушал вопли и вопросы из камер. Только одна дверь была приоткрыта, одного пленника не хватало, и он даже не был удивлен.

Джулиен не знал, что точно тут произошло — когда Виддершинс сбежала, кем был мертвей, и пришел ли он освобождать Виддершинс, или с темной целью. Но он знал одно.

Воры и преступники Давиллона портили дома Демаса. И это было неприемлемо.

Кларенс Ритье, маркиз Дюкар и возможный наследник власти в Давиллоне, стоит чему-то случиться с герцогиней (храните ее боги) был крупным, как бык, а барон Дорелль напоминал ласку. Черты Дюкара были широкими, он словно смотрел на жизнь, прижав лицо к окну, и все его тело было таким же. Его сухие каштановые волосы были скрыты под париком длинных каштановых кудрей, уложенных должным образом, его пиджак и брюки были из лучшей коричневой ткани — но хоть его портные и старались, все плохо сидело на нем. Быка можно нарядить, но он останется быком.

Бальный зал поместья был полон разговоров, танцев и блуждающих аристократов. Их было так много, что Ритье был уверен, что скоро увидит их под потолком, и их одежда будет хлопать вокруг них. Почетный гость Уильям де Лорен не явился, может, опоздает на пару часов, но скорее устроит маркизу фиаско. Такой была цена власти и привилегий.

Ритье повернулся, глядя на раздражающих существ в его доме, и чуть не сбил одно из них. Красивая молодая женщина с бирюзовыми глазами, париком светлых волос и в бархатном зеленом платье с низким вырезом шла мимо, пока он размышлял, и он чуть не раздавил ее.

Еще одна бабочка.

— Прошу прощения, мадемуазель. Я так неуклюж. Простите.

— Хм? О! — девушка присела в реверансе, лицо было пустым. — Ничего страшного, милорд.

— Рад слышать. Могу я узнать ваше имя?

— Мадэлин Валуа, милорд, — сказала она. — Вечер прекрасен, милорд, если можно так говорить.

Дурочка.

— Рад знакомству, Мадэлин. И я рад, что вам у меня нравится.

— И я рада, — выдохнула она.

Он невольно сжал руки и зубы.

— Мадемуазель Валуа, боюсь, мне нужно повидать других гостей. Простите?