Изменить стиль страницы

Через час собрались все вместе, геологи и рабочие. Сказали нужные речи. Взяли правильные обязательства. Поздравили друг друга с победой. Лунин точку забуривания показал почти рядом с первой скважиной. Но сто пятьдесят метров южнее. Там опять установили столбик. И затесочку сделали. И чернильным карандашом написали про скважину номер два… Как простенько все поначалу, почти по-детски. И как долго, серьезно надо работать, чтобы закончить надежной заглушкой…

В тот же вечер Лунин с Криволаповым уплыли. До конца августа никто бригаду не тревожил. Они готовились забуриваться на новом месте. Но однажды над Чимъелем снова прошумел гидроплан, сделал круг и сел на плес. Семиненко побежал к реке встречать начальство. Оттуда возвратились уже впятером: сам Гурий, Криволапов, летчик и какой-то незнакомый молодой парень в шинели и с портфелем. Всех созвали в жилой барак, на собрание. Выступил там Гурий.

— Я хочу сказать всем: наша экспедиция за короткое время открыла два нефтяных месторождения. А здесь мы нащупали богатое газовое. Это ваша большая заслуга и ваша победа. Советское правительство высоко оценило вашу работу. Те, кто особо отличился в поисках и добыче подземных богатств северного края, отмечены наградами. Среди награжденных в вашей бригаде хочу назвать Туланова Федора Михайловича…

Федору стало зябко.

— Это Туланов указал нам газовое месторождение и, значит, ускорил его открытие. Заслуга очень, очень серьезная. Да и работал он не жалея сил, ну, сами знаете, не мне вам рассказывать про вашего же товарища.

Долгонько их тут никто «товарищами» не называл… А Гурий продолжал:

— За эти заслуги правительство пересмотрело и сократило Туланову Федору Михайловичу срок пребывания в заключении до пяти лет и четырех месяцев. И уже со второго августа этого года Туланов Федор Михайлович освобожден от дальнейшего несения наказания по статье, которая ему инкриминировалась…

У Федора помутилось сознание. Он прикрыл глаза и прислонился затылком к стене барака.

— Одновременно Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет наградил Туланова Федора Михайловича почетным знаком «Ударник-ухтинец» и ста пятьюдесятью рублями. А экспедиция выплачивает заработную плату за август, которая ему причитается как свободному человеку: это еще пятьдесят рублей. Федор Михайлович, подойди-ка сюда, — попросил Гурий. А у Федора ноги отказали, не мог встать…

Потом подошел. Медленно, неуверенно. Гурий передал Федору расписную грамоту, маленькую коробочку со значком, книжку-удостоверение и конверт. Подчеркнул:

— Вот здесь, Федор Михайлович, справка. По ней тебе в любой раймилиции выдадут новый паспорт. И крепко пожал руку. Такие же знаки и справки об освобождении выдали мастеру Семиненко и Кузьме. Но Туланов все это уже плохо слышал и видел. Хотелось немедленно побежать в лес… А ноги совсем отнялись. Только одна мысль стучала в голове: «Воля… Господи, свобода… Хоть сегодня можно уйти… Вот оно, и не надо больше ничего в жизни, только бы свободным стать…»

Гурий попросил Федора проводить его до речки, сразу после собрания он уезжал. Туланов подошел к нему на улице.

— Ну, Федор Михайлович, как себя чувствуешь? — Гурий прищурился и слегка улыбнулся.

— Да вот… не знаю пока, — признался Федор. — Боюсь, не снится ли мне…

— Слишком хорошие сны хочешь видеть, — похлопал его по плечу Гурий. — Что думаешь дальше делать?

— Еще не успел… Одно знаю: сразу пойду искать могилу жены. Найду, поклонюсь. Потом детей отыщу, прощения у них попрошу. Хоть и не по своей воле покинул их, а все-таки… виноват.

— Найди, Федор Михайлович, сделай как совесть велит. А потом возвращайся обратно. Ты сейчас бурильщик квалифицированный, дальше можешь и мастером стать. Хорошие работники нам нужны. Будем здесь города строить…

— Юрий Иванович, — повернулся Гурий к провожавшему его Семиненко. — Туланова одеть и обуть. Во все чистое. Нельзя уходить в люди в рабочей робе. Давайте высоко держать марку экспедиции…

— Сделаем, Илья Яковлевич, — пообещал бурмастер. Его и самого покачивало от радости. Гурий попрощался с ними на крутом берегу Ижмы. Крепко пожал руки. Сказал Федору:

— Где меня искать, знаешь. Потребуюсь — приходи. Будь здоров, Федя. Сделал для тебя все, что мог. Рад, что получилось.

И Гурий спустился к ожидавшему гидроплану. Самолет сильно завихрил гладкую поверхность воды, разогнался и плавно оторвался от реки. Исчез за кромкой леса. Яркое солнце снова поднялось в небо, согрело Федора. Назавтра он уйдет. Федор договорился с Кузьмой, чтобы тот передал матери письмо и деньги. И все другие написали письма и отдали Кузьме, чтобы он, наклеив марки, бросил их в «вольный» почтовый ящик. Мастер выдал Федору новую одежду. Дорогу Федор хорошо знал; отсюда выйти прямо на старый зимник и — пешком — на Кыръядин…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

В Усть-Куломе Туланову все дела нужно было решать сначала в милиции: выправить новый паспорт, узнать про Ульяну, расспросить про детей. Он сразу и пошел туда. За столом сидел щеголеватый молодец, перепоясанный портупеей поперек груди, наискось. Нельзя сказать, чтобы он чересчур дружелюбно встретил Туланова. Оценил взглядом, спросил:

— Чего надо?

Туланов вынул из внутреннего кармана справку, подал бумажку нахмуренному молодцу.

— Паспорт надо.

Федор никогда ни перед кем не заискивал, не вилял голосом. Смотрел твердо и прямо. А теперь… тем более, теперь он точно знает, чего хочет.

Молодец за столом долго читал справку, видимо, ища чего-то промеж строчек. Не нашел, глянул на Туланова.

— Кулак, что ли?

— Крестьянин. А больше охотник.

— Просто крестьян теперь нету. Есть колхозник, единоличник или кулак. Так ты — кто?

— Я нынче бурильщик с дипломом, вот я кто. Больше пяти лет не был в деревне. Нефть искал.

— Нашел?

— Да, нашел. И нефть нашел, и газ нашел.

— Ишь ты, какой прыткий…

— Точно так, прыткий и есть. За прыткость досрочно освобожден. Срок сократили на три года.

Портупейному молодцу явно не нравилось, как разговариваёт с ним Туланов. Без особого почтения разговаривает.

— А теперь куда?

— Пока сюда. Жена здесь скончалась… Хочу могилу найти. И дети здесь, неподалеку…

— А дальше? Дальше-то, тут останешься или подашься куда?

— А дальше пока не знаю. Начальник экспедиции, старший майор Гурий Илья Яковлевич, к себе на работу зовет. Нефть добывать, город строить. Подумаю. Может, к нему и пойду…

Снова с головы до ног осмотрел Туланова портупейный молодец. И, похоже, смягчился. Черт его знает, этого бушлатного работягу. Если начальник экспедиции действительно приглашает его к себе на работу… кто его ведает… что зa птица. Справка у него в порядке, паспорт можно и выдать. Он вытащил бланки, протянул Федору: — На, пиши заявление. Нужны три фотокарточки. Есть?

— Нету, — помотал головой Туланов.

— По этой улице через два дома работает фотограф. Скажи на паспорт, он сделает. Принесешь — сразу оформим.

Но Туланов не уходил.

— Хочу спросить, — обратился он снова. — В июне двадцать девятого здесь у вас в капэзэ скончалась Туланова Ульяна Ивановна. Жена моя… Кто сообщит о ней? Где похоронена?

— Зайди в пятый кабинет, к Рассыхаеву. Рассыхаев оказался пожилым дядькой с длинными жёлтыми усами. Он выслушал Федора, ничего не сказал, но вытащил из железного ящика большую книгу, долго листал ее. Нашел, что искал, и, не подымая глаз, зачитал: «Туланова. Ульяна Ивановна. Тыща девятисотый год. Кулачка. Поступила из села Изъядор. Восьмого июня одна тыща девятьсот двадцать девятого. Померла пятнадцатого июня двадцать девятого. Причина смерти…»- Он впервые поднял голову и посмотрел на Федора. — «Причина… острое двустороннее воспаление легких».

— Где похоронили? — сглатывая комок, спросил Федор.

— «Похоронили… кладбище Усть-Кулом».

Федор опустился на стул. Ноги опять отказали. Где-то в самой глубине души теплилась надежда… ну мало ли… может, обманывают… Может, не совсем умерла… А эта милицейская книга… все разрушила. В ней все написано.