А однажды трехметровый шкив балансира — бес его попутал! — соскочил с вала да еще и от широкой ленты, на него накинутой, освободиться сумел. Шкив весом в десятки пудов сорвался и легко снес угол барака. Затем, подпрыгивая, пошел, пошел-покатился вниз, прямо в ручей, в Чимъель, это метров триста, никак не меньше. Да там и завалился. И вот, поди, поверь: на своем пути эта махина только за угол барака и задела, а больше, на всем протяженье — не тронула ни единого толстого дерева. И все это — в минуту единую! Зато обратно его водворяли целые сутки. Двадцать человек, словно муравьи, облепили проклятое колесо со всех сторон и катом катили его вверх по косогору, уцепившись за веревки, подпирая вагами, матерясь и выворачивая суставы…

Но постепенно в землю вгрызались все глубже и глубже. А стало быть, все ближе к нефти. Такая надежда была. Федор Туланов примирился с судьбой, успокоил себя неотвратимым решением — работать и ждать окончания определенного ему срока страдания. Он окаменел сердцем и весь отдался черной работе. Прикрываясь ей как щитом от всех бед подневольного времени.

Будет ли конец? Ведь пять лет уже минуло, как тянет он лямку, которую — нет, — не просил у судьбы…

Мог ли Федор подумать, что конец его страданиям как раз и был тут, в забое той скважины, которую бригада пробивала к нефти… И конец этот начался пугающим грохотом и сильнейшей вонью сероводорода.

Непонятные, тревожные звуки Туланов услышал часа через два после начала своей смены. Скважина, словно живое существо, стала вдруг недовольно пыхтеть, вздыхать, подергиваться… Сильно пахнуло неприятным запахом, Федор и без того терпеть не мог этого духа, а тут хоть святых выноси…

Туланов уже больше года работал ключником, такого чуда на его памяти еще не было. Он послал рабочего за мастером и геологом, а сам, с другим подсобником, спешно подцепил буровой канат, чтобы поднять инструмент. Но не успели они и половину длины бурового каната намотать на барабан, как прямо над ухом — дуплетом — бабахнули из орудий главного калибра…

Прямо па глазах из скважины вдруг вынесло длинный черный снаряд… и верхней половины вышки словно бы вообще не бывало: выскочивший из-под земли страшный зверь снес всю верхнюю часть вместе с закрепленным там кран-блоком и тартальным роликом.

В лицо Туланову, в грудь полоснуло жесткой грязью, тухлыми яйцами, удар был тяжелым — Федор отлетел в сторону сажени на две. Там же оказался и его подсобник. Не успели подняться с пола, скважина заревела вторично у Федора душа в пятки ушла. Он только и смог крикнуть:

— Пош-шел отсюда! все! скорей!

И сам своего голоса не услыхал — скважина ревела уже без перерыва. Но людям повторять не пришлось: всех словно вымело с буровой. Побежал за ними и Туланов. Уже в лесу, довольно далеко от вышки, они встретили Семиненко, Мамедова и всех остальных свободных от вахты.

— Живые?! — закричал мастер, и что-то вроде радости обозначилось на его растерянном лице.

Туланов остановился и обернулся назад. Из-под остатков буровой вышки, саженей, поди, на пятьдесят, не меньше, поднимался к небу голубой столб-фонтан… Это было необыкновенно красиво и жутко. А в основании фонтана, там, где должно было быть устье скважины, — там ревело и завывало, да с такою страшною яростью, будто силком загнали туда сотню медведей во время течки…

— Что же это? — только и спросил Федор.

— Кажись, в нефтяной пласт врезались! — стараясь перекричать рев буровой, ответил Семиненко. И длинно, замысловато выругался:-…мать так и этак… Не успели подготовиться! Как мы теперь такой фонтан задавим?..

— А где же нефть?! — недоумевал Туланов. — Нету же?

— А вот этот газ поверх пласта весь вылетит, за ним и нефть пойдет! — пообещал мастер.

— Нет, ребяты… вряд ли, — покачал головой геолог. — Такой газовый фонтан… впервые вижу… Похоже, братцы, мы врезались в газовое месторождение…

— А-а… — схватился за голову Семиненко. — Ле-еша-ак машина! Да ежели он загорится — все ж пропало! Тут до конца своих дней не потушишь…

— Зачем же загорится, если сами не подожжем? — удивился Туланов отчаянию мастера. — Радоваться надо…

— Обрадуешься… Да камешек покрепче вылетит из скважины, чиркнет по металлу… вот тебе и пожар! А его разве потушишь? Ты глянь, какой напор!

— Давление… сверх меры… — сказал геолог. — Надо бы смерить…

— Чем тут смерить?

— Да хоть «вертушкой» своей…

— Вертушкой… да с нею теперь близко к скважине не подойти, — сомневался Мамедов.

— А давай я попробую, — решился вдруг Туланов. — Была не была. В мою смену он, лешак, вырвался, мне его и мерить.

В завывающую буровую Федор заходил, словно в самом деле — к сотне медведей в гости… Мурашки поползли по спине… если бы не десятки глаз там, сзади, наблюдающих из леса, повернул бы вспять. Он попробовал смерить силу газового фонтана, но сразу стало страшно: кроме оглушительного рева внутри буровой там, по кругу, метался сильнейший ветер-вихрь, словно попал в западню и искал выход… Когда Федор подошел к газовому столбу, рвущемуся из-под земли, ему показалось, что вот этот столб сейчас затянет его и — выбросит вверх, на стометровую высоту… Он хотел было сунуть вертушку в ревущий столб, но она словно в кирпичную стену ткнулась, вырвалась из рук и улетела в небо. И снова Федор убежал с буровой.

Мастер установил вокруг буровой круглосуточное дежурство, попеременное, но в первую ночь никто в барак не вернулся: боялись пожара или еще неизвестно чего… Ежились в лесу промеж деревьев.

Ни на второй ни на третий день газовый фонтан не утих, и голос его не ослабел. Бригада начала к нему даже привыкать, хотя тревога, конечно, не покидала. Буровой мастер строго-настрого предупредил, чтоб в окружности на километр никто не смел зажигать никакого огня, ни одна искорка не должна выскочить ниоткуда… Работников котлопункта со всеми их котлами и плитами отправили на берег Ижмы. А вечером третьего дня Семиненко вызвал в свою конторку Туланова:

— Тебе, Федор, и только тебе могу поручить… Доставишь в Дзолью срочное донесение: что здесь стряслось. Вот пакет, тут все по-научному. Отдашь Лунину, либо Криволапову, либо самому Гурию. Понял?

— Как не понять.

— Бери в помощники кого хочешь, Федор. Бери пропитания на двое суток. И чеши — одна нога здесь, другая — там. Ждать нам больше нечего, слышь как ревет… Ешьте — пейте по очереди, спите по очереди, но чтоб как можно быстрее. Понял?

— Понял, конечно.

— Да ни черта ты, Туланов, не понял! — вдруг заорал мастер, давая волю нервам, натянутым вот уже который день. Большое мы богатство нашли, Туланов! Очень большое! Да только не в радость оно. Мы здесь как на пороховой бочке сидим. И я ничего не могу сделать без помощи из Дзолью. Срочная помощь нужна, самая срочная, понимаешь? Теперь от тебя зависит, как быстро они нам помогут.

— Я с собой Ветошкина возьму, он умеет на шестах по реке… Мы на завтра и откладывать не будем, сегодня пойдем. Июнь, слава богу, ни фонаря не надо, ни луны. Еды нам сделайте побыстрее, да и двинемся…

Семиненко и Мамедов проводили посланцев до лодки. Туланов гнал день и ночь. Отдыхать ложились по очереди в носу лодки на старенький бушлат да таким же бушлатом прикрывались сверху. Федор впервые подумал: интересно, сколько же верст от Чимъеля? Двести пятьдесят? Триста? Господи, да кто тут считал… Если без особой спешки, по-человечески, то туда и обратно плавают по полмесяца. А тут управились за ночь, день и еще одну ночь. Устали, конечно, здорово, особенно досталось им от устья Ухты, когда пришлось идти вверх на шестах.

Как пришли в Дзолью — глаза вытаращили, отсюда три года назад отплыли, теперь не узнать — как все переменилось. Сколько вышек торчало и на левом и на правом берегах. А домов-то сколько, домов!.. Целый город успели выстроить. Сразу выйти на берег сил не было, причалили и тут же, в лодке, не спеша поели. Здесь их никто не ждал, и, стало быть, стол им никто не накроет.

Договорились: Федор найдет начальство и передаст пакет, а Ветошкин, чтобы никому глаза не мозолить, тут и останется, будет караулить лодку, да здесь и отдохнет, на бушлатах. Лодка, как ни говори, принадлежала буровой бригаде, глупо было бы «подарить» ее какому-нибудь проныре…