Изменить стиль страницы

– У тебя действительно голова утки?

– Так меня изображали люди, поклонявшиеся мне тогда, более полутора тысяч лет назад, – отвечает Харк, ещё более увеличиваясь и становясь деревянным идолом.

– Но почему – с утиной?

– Я бы и сам хотел это знать, – разводит руками идол, деревянный, но живой, подвижный. – У вас, людей этого мира, бывают такие странные и непредсказуемые фантазии!

– И шо же вам нужно от нашего мира?

– А что шахматисту нужно от шахмат? Интересная игра… Можешь называть нас «игроками». Ваш мир – как бы поле нашей игры. С той разницей, что шахматные фигуры находятся в полной власти шахматиста и перемещаются только так, как он хочет; а, так сказать, «фигуры» в нашей игре – люди и целые народы – действуют по собственной воле, отчего наша игра является более непредсказуемой и оттого более увлекательной. Мы можем наделять отдельных людей неординарными по вашим меркам способностями, но не можем предугадать, как они этим воспользуются. «Игроки», так сказать, разделены на две команды: одна старается принести человечеству больше вреда, а другая – больше пользы… Я, конечно, сильно упрощаю, чтобы было понятнее…

– А ты в какой команде?

– Во второй.

– И чудеса, которые иногда происходят в нашем мире, – это проявления вашей игры?

– Нет, далеко не все так называемые чудеса вашего мира есть проявлениями нашего вмешательства, но некоторые, действительно, – следствие нашей игры. – Деревянный идол уменьшается до размера пальца и становится золотой статуэткой. – По-моему, на ваш мир влияем не только мы, «игроки», но и какая-то иная внешняя сила, что ещё более усложняет нам игру, усиливает непредсказуемость.

– А этот старик-татуировщик…

– Это мой представитель в вашем мире, мой, так сказать, агент. Таких у вас звали волхвами, шаманами, кудесниками, друидами, жрецами… С его помощью я пытаюсь снова вступить в игру, из которой на время вышел, так сказать, по нужде.

– Вышел по нужде на полторы тысячи лет?!

– Ну, время – понятие относительное, особенно когда речь идёт о контактах разных измерений.

– И этот жрец провёл со мной какой-то ритуал? А та квазитатуировка – это шо, клеймо жертвы для жертвоприношения?

– Нет, что ты… С помощью этого так называемого ритуала мой агент ввёл в тебя кое-какие нестандартные способности, – поясняет золотая статуэтка, почёсывая свои золотые гениталии. – А я теперь буду с интересом наблюдать, что из этого выйдет. Вообще, существует множество способов введения в человека особых способностей; нанесение символического изображения «игрока» под видом татуировки – лишь один из них.

– А какова конечная цель этой вашей игры? В шахматах надо поставить мат королю соперника.

– У нашей игры нет конечной цели; здесь вся суть, вся соль в самом процессе.

– И какими же именно новыми способностями я теперь обладаю?

– Пусть пока это остаётся тайной. Живи как жил, а в случае необходимости новые способности сами себя проявят.

– А правда ли, шо название «Харьков» происходит от твоего имени, Харк?

– Чего не знаю, того не знаю. Я же здесь отсутствовал почти полторы тысячи лет.

– А каким образом…

Но золотой Харк прерывает интервью: становится плоским чёрным рисунком на твоём плече, погружается под кожу и растворяется, сначала превращаясь в синяк, а затем полностью исчезая…

И ты просыпаешься…

4.

Очередной февральский вечер.

Твоя Любимая Женщина уехала пять дней назад к родичам в соседний город; вернуться должна послезавтра. Ты один. Ремонтируешь начавший протекать в ванне кран – меняешь прокладку.

В процессе работы в тебе нарастает тревога, а на последнем этапе ремонта, когда ты уже закручиваешь разводным ключом никелированную гайку, внутренний голос говорит тебе: она в опасности! Не гайка, конечно, а Любимая Женщина.

Наспех одевшись и машинально кивнув козаку Мамаю, ты выбегаешь на улицу. Там метель. Ветер швыряет хлопья, от которых лицо быстро становится мокрым. Куда бежать? Туда, указывает тебе внутренний голос…

Если бы на твоём пути был специалист по лёгкой атлетике с секундомером в руках, он мог бы зафиксировать, что ты перемещаешься со скоростью, превосходящей рекорды чемпионов по бегу…

Сюда, сюда, зовёт тебя внутренний голос, – и мимо мелькают дома и улицы в бурлящей каше метели. По велению внутреннего голоса ты проносишься сквозь незнакомые проходные дворы…

И оказываешься, в конце концов, на территории давно заброшенной стройки. Экономический кризис, видать, ещё лет пятнадцать назад прервал строительство этого здания из силикатного кирпича, доросшего до половины второго этажа. Близ белокирпичных руин темнеет забытый строительный вагончик. Освещения, конечно, никакого – лампочки давно разбиты, а провода украдены; темень; но твои глаза хорошо видят и в темноте, будто ты вооружён аппаратом ночного видения. Бурьян вибрирует на снежном ветру; разбитая лампочка под металлическим колпаком, похожим на шляпу, раскачивается на столбе…

Две человеческие фигуры пересекают заснеженную строительную площадку: невысокий мужчина тащит за руку женщину к строительному вагончику… Твою Любимую Женщину, подсказывает внутренний голос.

Спеша к ним по белому бездорожью, ты взмахиваешь рукой в сторону фонарного столба, дескать, да будет свет! И тотчас под колпаком на столбе таки вспыхивает свет, несмотря, что лампочка разбита, а провода обрезаны. Неожиданная иллюминация, осветившая и на минуту ослепившая мужчину, сбивает его с панталыку; он даже выпускает от неожиданности руку женщины. Ты выходишь из мрака на освещённую площадку.

– Эй, мужик, шёл бы ты отсюда, ты здесь третий лишний, – хрипло лает, щурясь от света и поигрывая ножом (слишком близко от шокированной жертвы) щупленький, с лицом неврастеника, мужчинка в лыжном трикотажном колпаке.

– Это ты лишний, ракло поганое!

Ты протягиваешь в его сторону левую руку ладонью вверх и шевелишь пальцами. Злодей тотчас отделяется от земли, возносится как воздушный шарик и зависает в воздухе на высоте метров трёх-четырёх над площадкой.

Ты бросаешься к своей Любимой Женщине. Она ещё не пришла в себя. Ты её обнимаешь, целуешь, шепчешь: «Не бойся, я с тобой». Она прижимается к тебе:

– Я соскучилась, вернулась раньше… Словила машину, частника… А он завёз меня сюда и, угрожая ножом…

– Шо ж ты не позвонила! Я бы встретил на вокзале!

– Хотела сюрприз…

Насильник болтается в невесомости, дрыгая конечностями. Ножик он выронил ещё когда пошёл на взлёт. Нервная физиономия перекошена ужасом. Кажется, он визжал бы как поросёнок, если бы у него не перехватило дыхание от страха. Издевающиеся над беззащитными, как правило, трусы. Может, он уже с перепугу испражнился. Ты даже брезгуешь дать ему в морду.

– Пошёл вон, ракло!

Щёлкаешь пальцами левой руки, и он обрушивается в сугроб.

Скуля, отползает на четвереньках, затем приподнимается и, хромая, убегает во мрак. Хлопает дверца автомобиля. Слышно, как ревущая от натуги машина буксует, увязши в снегу, но вырывается из белого плена и удаляется…

Любимая Женщина в твоих объятиях немного успокаивается и осознаёт, что стала свидетельницей чуда.

– А как это ты его?! – показывает пальчиком вверх.

– Не знаю, само собой получилось.

Разглядываешь кисть левой руки, что здесь так начудила.

Хм, «в случае необходимости новые способности сами себя проявят»…

Какие ещё способности ввёл в тебя седой жрец – «татуировщик»? Каких ещё сюрпризов ждать от растворившегося в твоём организме портрета Харка?

– Ну ладно, пошли домой, солнышко.

– Плохо, шо маньяк ушёл. Его бы в милицию…

– Он больше не будет насиловать.

– Откуда ты знаешь?

А действительно: откуда? Внутренний голос.

Вы уходите с заснеженной строительной площадки. Разбитая лампочка на фонарном столбе с обрезанными проводами гаснет…