«Facebook включит твою голову», — объясняла она всем. Включая соучредителя Марио, практичного и конкретного мужчину, который, слушая этот бред, смотрел на неё с недоумением и немедленно возвращался к работе. В типографии должен быть кто-то здравомыслящий, и слава богу, что он был без всяких бзиков. С его точки зрения эта увлечённость Facebook была ничем иным, как бзиком, глупым и пошлым бзиком.

Глава 14

Бальдо продолжал приходить каждый вечер приблизительно к девяти часам. Если бы зависело от него, он бы являлся пораньше и даже два-три раза в день. Для этого долговязого и одинокого мужчины вечерний визит к Эвандре превратился в главное событие дня, в смысл жизни. Он бы никогда и никому в этом не признался, даже себе, тем более себе, потому что мужчины не любят говорить о чувствах, они предпочитают просто жить.

Дело в том, что Эвандра не знала, что делать с Бальдо. Она уже всему научилась, узнала всё о Facebook и больше не нуждалась в его помощи. Наоборот, неожиданно и прискорбно Бальдо стал причинять неудобства. Бесполезный, лишний, ещё и навязчивый из-за своего бессознательного и осторожного вторжения. Это уже было скудное, ненужное вмешательство. Эвандра хотела путешествовать по просторам интернета самостоятельно, свободно покорять новую и разнообразную вселенную Facebook, пить её неисчерпаемое богатство, восхищаться её интригующей лестью, позволить себе быть лёгкой и мечтательной, как поплавок в воде. В общем, она желала чатиться столько ей угодно и когда, и особенно с теми, с кем хотела, не прислушиваясь ни к кому и не делясь с другими, в данном случае, злоумышленниками, своими удивительными переписками.

Волнительные мечтания! Свобода перемещаться! Счастье быть самим собой и найти другого! Так она говорила окружающим, например, троим знакомым на кладбище, которые удивлённо слушали её. Из них только Кандида чатилась, и то немного, потому что печатать на клавиатуре её нервировало, она предпочитала болтать с подругами по телефону. А Лучия вообще ничего не понимала:

— Но чем ты занимаешься, моя Пупелла?[21] 

Бедная Лучия была раздосадована, так как ей очень нравилось играть в карты, но Эвандра больше не присоединялась. А втроём играть невозможно.

Однажды вечером Эвандра нашла в себе мужество и объяснилась с Бальдо. Ей было жаль говорить ему так откровенно, зная, что правда ранит, а особенно такого тщедушного и мягкого мужчину. Меньше всего она хотела причинять ему боль, но в то же время так не могло дальше продолжаться: он сидит рядом каждый вечер, пока она чатится. Под его взглядом её мысли затормаживались, пальцы застывали на клавишах, и, в конце концов, она не знала, что отвечать своим друзьям, количество которых продолжало расти, как на дрожжах. Бальдо отнимал у неё беззаботное счастье пользоваться Facebook, необходимо было как-то дать ему это понять. Так что в тот вечер, приготовив, как обычно, малиновый чай, она села рядом, посмотрела ему в глаза и сказала:

— Спасибо за всё, сеньор Бальдо! Поверьте, вы действительно мне очень помогли. Конечно, я отняла так много вашего времени, но сейчас, слава богу, я могу обходиться сама. На самом деле, сеньор Бальдо, я не хочу больше воровать ваше время… все эти вечера вы потратили впустую, теперь я…

— Но сеньора Эвандра, что вы говорите, потратили впустую… Вы не знаете, что это было для меня!..

Он чуть не выболтал самую сокровенную тайну своего сердца, он собирался сказать ей: «Вы не знаете, что это было для меня — приходить к вам этими вечерами, вы не знаете, как я возвращался домой с сердцем, переполненным страстью и желанием, вы не знаете, какую жизнь, какие мечты, какие…» Но Бальдо сдержался, не проговорился. В последующие месяцы он много раз спрашивал себя, не лучше ли было поговорить в тот вечер напрямую и искренне выразить свои чувства. Сомнения заставляли его страдать, и он пытался об этом не думать. Видимо, всё так произошло, потому что он всегда соглашался, а было бы гораздо лучше поговорить и, возможно, избежать всей этой трагедии.

Но он не признался ни в тот вечер, ни после. Попросту стал необычайно грустным и не пытался это скрывать. Эвандра, увидев его таким бледным, испугалась, что он умрёт, и сделала ему, возможно, только из жалости простое предложение. Она задала главный вопрос, который намеревалась спросить в течение нескольких месяцев:

— Извините меня, сеньор Бальдо, не могли бы мы найти друг друга на Facebook? Будем переписываться, связываться… Было бы замечательно, правда? Не говорите мне, что вас нет на Facebook!

Она часто думала о загадках такого рода: но как? Бальдо научил меня пользоваться Facebook, он знает все самые удивительные секреты и приёмы, но до сих пор не дал мне свои координаты. Это возможно? Предположим, что он не заходит на сайт. Хотя это маловероятно. Тогда почему до сих пор не предложил мне дружбу? Почему не пишет мне?

Этому не было логического объяснения. В тот вечер Бальдо несколько смутился, перед тем как ответить:

— Скажем, я был на Facebook. Но сейчас нет, я больше туда не захожу…

Так загадочно ответил Бальдо. Эвандре хотелось узнать побольше, например, почему он прекратил, по какой причине убедил себя оставить занятие, что поднимает настроение. Но она не стала вмешиваться в его личную жизнь, о которой он так неохотно говорил. У него имелись свои причины, сказала она себе. И он решил отказаться.

Эвандра с волнением и благодарностью попрощалась с сеньором Бальдо, приглашая его иногда заходить в гости. Бальдо вернулся домой подавленный, с бременем громоздких невысказанных и невыраженных чувств, которые присутствовали в его жизни. Осознавая всю грусть окончания и того, что освещавшие его существование вечера стали лишь горьким и мучительным воспоминанием.

Глава 15

У сеньоры Нунции Пассалакуа Споссато был единственный сын, которого, спустя восемь месяцев ожидания с того дня, как поняла, что беременна, она назвала Джезуальдо.

— Он был таким долгожданным, — говорила она, используя именно эти слова, — так как ждала его более двенадцати лет. — Такие и пошли разговоры, даже сейчас, когда сыну было пятьдесят пять лет. — Я ждала, а его всё не было… — Она обвиняла мужа, инженера Каллисто Споссато. Часто во время близости говорила ему: — Ты медленный, медленный, медленный… — Что именно имелось в виду, не было ясно даже ей самой, но, по её мнению, идея медлительности мужа отлично сочеталась с их трудностями зачать ребёнка.

— Забудем? — предлагал ей Каллисто Споссато, который был скорее не медленным, а спокойным мужчиной. Тихим и конкретным, довольным своими работой и красивым домом восемнадцатого века, который он унаследовал от отца, графа Эванджелио Пассалакуа ди Тарси.

Прождав его так долго, сеньора Нунция называла его Джезу [22] — такой собственнической была её любовь.

— Ох, как же тебя любит мама! Как же сильно тебя любит! — всегда говорила она ему, даже взрослому.

Тот факт, что Джезуальдо, называемый матерью Джезу, а остальными Бальдо, не был никогда женат, никак не связан с материнским собственничеством, но люди в городке любили намекать и все читатели этой истории, безусловно, подумают по-другому. А это далеко не так! Мать много раз пыталась подтолкнуть его к браку. Например, она хотела, чтобы он увлёкся Марией-Антониеттой Фулкро деи Патрасси, старшей дочерью древней и благородной семьи. С раннего возраста она ласково вынуждала его ходить с ней на дни рождения, куда наряжала сына прекрасным сказочным принцем или магом Мерлином или херувимским ангелом. Даже специально покупала костюмы. Но мальчик был угрюмым. Непокорным.

— Непокорный — это мой сын! — жаловалась она подругам, подчёркивая его резкий характер.

На самом деле он был застенчивым и замкнутым ребёнком, который плохо переносил праздники, дни рождения, костюмы принца, формальные визиты к бабушкам и дедушкам, приветствия подруг матери, в общем, говоря несколькими словами, ему не нравилось притворство. Он был искренним и задумчивым. Ему бы подошло изучать философию, если бы не мать, которая желала, чтобы он был местным помещиком, центром светской жизни.