В Урагами Фудо замечательно всё – от темечка до пяточек. Я увидел в нём самое лучшее, дорогое и прекрасное украшение жизни. Будь этот мальчик со мной, я стал бы счастливым безукоризненно.

Сладостное видение исчезло, как только с отпрыском нищего крестьянина было покончено. Он снова лежал перед глазами, зля меня своим присутствием. До чего же я опустился: занимаясь одним, представляю кого-то ещё.

Переполненный жгучим семенем они, юнец больше не плакал. Он закряхтел от облегчения, но не понимал, что произошло, и почему у него так свербит и горит в толстой кишке. Его дурацкие вопросы впивались в ухо, как потревоженные пауки в кожу.

– Что это вы сделали, Садара-сама? Очень странное чувство…

– Поздравляю, ты отработал деньги. Угомонись, – приказал я.

После совокупления привык болтать с любовниками на сон грядущий. Спрашивать об ощущениях, поскольку никогда не бывал на их месте. Да и куда мне, громиле. В большинстве своём ответы совпадали друг с другом, но любопытство не умалялось. Здесь, честно говоря, – плевать. Хотелось избавиться от парня. Чем скорее, тем лучше.

Встав и отсыпав мальчику пару итибуба́нов[1] – для него и для голодной семьи, я велел ему одеваться и убираться восвояси. Он только рад был подорваться и исчезнуть с глаз долой. Находчивый папаша уже ждал внизу, с привратником на пару.

Рысью я пронёсся в умывальню и устранил зловоние, которое оставил селянский сын прощальным напоминанием о себе.

За омовением, тщательно вышаркивая соки и нечистоты, я углубился в раздумья об этом дне. Расправа над предателями, договор с Урагами Рю – всё прекрасно. Только знакомство с малышом Фудо было испорчено в пух и прах. Мной же.

Во всяком случае, эта неприятность не отразилась на отношениях со старшим братом. Рот паренька держался закрытым. Помалкивал и я.

Меня удручала порочная несдержанность. Она взяла верх снова. Довольствоваться красотой Фудо я не мог. Зов плоти подавил самообладание.

Неумолимость – мой самый явный и гнетущий изъян, пожизненный хлыст как очередная плата за силу они. На деле, повёл себя, как избалованный ребенок.

Я принял свою природу. И хотел верить, что ещё не всё потеряно. Что однажды мы с Фудо всё-таки сблизимся. Хоть бы так!

Самобичевания только мешали настроиться на предстоящий бой. Уже в преддверии того голова должна очиститься.

Надо было спуститься в погреб и зачерпнуть из перегревшегося бочонка чашу крови они, пойманного якудза по моему личному заказу.

Ценой жизни десятерых удалось приковать его к земле и расплющить мозг, опустив на лоб увесистый валун. Награда была соответствующая.

Черная кровь питала лучше, чем любая другая, какой я довольствовался в младенчестве с уходом матери обратно в Дзигоку, лишившей меня грудного молока.

Напиток раскрывал моё адское начало целиком. Одного черпака хватало надолго. Даже успевает найтись другой источник, пополняющий вместилище. Вдоволь напившись, я отправился спать: к утру усвоится.

***

В нужный час, в положенном месте стояли мы трое.

Пока Фудо и Рю перешёптывались, я ходил взад-вперед. В разминке я не нуждался: мышцы и так пронизывало напряжение. Я посматривал в их сторону. Фудо чувствовал, оборачивался и пугался, продолжая помогать брату снимать таби и гэта.

В качестве одежды я выбрал только фундоси[2]. Так, вкупе с переварившейся кровью, я чувствовал себя они на сто из ста.

– Итак, ещё не передумал, Садара-сэнсэй?

Стянув с себя печально известный плащ и взяв личину, Рю пошёл ко мне. Фудо присел под сенью одинокого вечнозелёного дуба, растущего посреди луга. Оттуда ему было отчётливо видно нас обоих.

Чёрный алмаз зловеще блеснул, когда из-за туч выглянуло солнце.

– Сам же видишь! – расхохотался я, скрывая смятение.

– Как в старые добрые времена дерёмся, я полагаю?

Рю надел Наследие Первородных. По мановению колдовских рук оно зашевелилось, вторя движениям его собственного лица.

– Именно так. – Я отбросил мысль, что совершаю ошибку, напрашиваясь на поединок. – Посмотрим, сможешь ли ты одолеть меня на сей раз.

– Обещаю, это будет незабываемо!

Из алмазных уст полился внеземной голос. Он будто звучал у меня в голове.

Размяв кулаки до хруста, Рю встал в тридцати шагах напротив. Как когда-то ученик и наставник, мы поклонились и приняли зеркальные стойки. Поединок начался!

Все сторонние мысли испарились, как над озером дымок.

Я старался просчитать воспитанника, помня его приёмы. Мои ему были известны даже лучше. Я оставался прежним, то ли дело Рю. Лучше всего было смотреть в оба.

Противник не утомлял себя думами и тут же ринулся на меня с быстротой сапсана, нисходящего с небес на добычу. За ним только так вздымалась пыль.

Его туловище держалось прямо. Но, как только я произвёл резкий удар справа, оно тут же откинулось назад. Не попал!

Хотел было пнуть Рю – не успел. На подбородок пришлась пятка: за доли мгновения Рю обнаружил открытое место и ударил беспрепятственно.

Но какая разница, если ты уже отлетел? При всей тяжести собственного веса! С порванными щеками и непослушно, бездельно болтающейся нижней челюстью! При падении зубы стукались друг об друга, докучая.

Я был поражен. Урагами Рю – единственный человек, действительно ранивший меня! Силён. Силён как никогда!

Едва я перестал боронить спиной землю, обдирая кожу кусками, поднялся на ноги в прыжке. Этой боли было недостаточно, чтоб я взмолился о пощаде.

И вновь он скачет ко мне. Рю легко уклоняется от ударов с вытянутой руки. Стоило подпустить его поближе и произвести для начала захват. Дальше будет видно.

Вдох прервался. Соперник остановил себя за счёт прямого удара в грудь. Он приподнялся над землёй и стал впечатывать в меня кулаки, валя на спину.

Под таким градом тело не устояло. Кости ломались, волокна рвались, и потому взбивалась плоть, а кожа лопалась.

В точности и быстроте я был ему не ровня. Но не терял возможности ответить взаимностью. Взгляды наши пересеклись.

Сейчас.

Пришлось поддаться земной тяге. Иначе я бы не крутанул тазом, нежданно-негаданно опускаясь голенью ему на рёбра. Они отозвались громким хрустом. При всей мощи Рю оставался смертным. Его можно было одолеть рано или поздно.

Соперник и ухом не повёл. Переломы только позлили его. Он принялся за другую мою, свободно парившую ногу. Я упал. В колено с размаха упёрся кулак. Чашечка затрещала и крошилась больше с каждым новым ударом.

Конечность перестала слушаться, неестественно выгибаясь вперёд. Я должен был срочно что-то предпринять. Не придумал ничего лучше, кроме как потянуть остатками ноги на себя, таща за собой Рю. Я всё никак не мог добраться до его головы.

Но теперь…

Соперник не ожидал, что я воспользуюсь такой хитростью. Его понесло на меня. Только-только он попал в пределы досягаемости, сжатые пальцы на высокой скорости столкнулись с его черепной коробки.

Под ними кости вминались внутрь. Смертельный удар. Но Урагами Рю преодолел понятие человеческого существа. Ущерб голове мало сказался на дальнейшей согласованности его конечностей.

Во всяком случае, мой ответ остановил его. Появилась возможность отдышаться. Его отбросило на пять шагов назад.

Сломанная челюсть восстановилась. Пока Рю оправлялся, в порядок пришла и нога. Я начал вставать. Если б не кровь они, воспитанник уже бы разделался со мной.

Он бросился на меня. Скорость возросла. Я выискивал удобный миг для нападения.

Первая рука должна была отвлечь его, а вторая – вдавить кадык внутрь шеи, перекрывая дыхательные пути на время. Этим я бы поставил точку в поединке.

Но что-то пошло не так. Рю снова обставил меня.

Он увернулся от первого удара. Но второй принял не шеей, а целенаправленно подставил… нет, бросился лбом на кулак!

От основания пальцев, как при землетрясении, трещины пошли по всей кисти. Даже я не сумел пробить чёрный алмаз.