Толстобрюхий даже вспотел, и теперь в его голосе слышалось беспокойство. Он не хотел показывать, что боится этих людей. Он попытался объяснить, что на богатство их племени зарятся люди, живущие у озера, и еще другие, всех их обманул индийский коммунист.

Ты хочешь сказать, что некоторые из вас накопили уже немалые богатства, пока мы тут ковырялись в земле?

— И это богатство хотят у вас забрать?

Помогай им бог, если они так же бедны, как мы.

И правда что. У нас что украдешь?

— Урожай?

— Нет, засуху и пыль.

— Если их кто-нибудь украдет, честь ему и хвала.

— Мы живем мирно со своими соседями, со скотоводами. А до ваших споров нам дела нет.

Верховодили женщины, и явно не без удовольствия. Кое-где раздавались уже громкие угрожающие возгласы. Толпа зашевелилась.

— Давайте спустим с них штаны и посмотрим, мужчины они или нет, — крикнула какая-то женщина.

Толстобрюхий и его спутник пятились, пытаясь сохранить достоинство, но после последнего предложения припустили через школьный двор бегом к своему «лендроверу», сопровождаемые улюлюканьем женщин.

Мунира вспомнил об этих двух эпизодах несколько позже, когда он катил на своем велосипеде в Руваини раздобывать для школы нового учителя. Что это нашло тогда на женщин? Что за внезапная вспышка в разморенной солнцем деревне? Наверное, все это солнце и пыль, подумал он и выбросил из головы всю эту историю. Толстобрюхий и Козявка, очевидно, шарлатаны, жулики, решившие разжиться за счет доверчивых крестьян.

Он представил себе грядущую стычку с Мзиго. Ему надоели эти ежемесячные поездки в город. Надоел Руваини с его красными черепичными крышами, с площадками для гольфа, с тротуарами, обсаженными бугенвилией и джакарандой.

Руваини, столица округа Чири, славился теперь лишь тем, что был когда-то центром торговли кожами и дубильной корой.

Бауманн и Кой, Форрестолы, а также Примчанд Райганд и Кой во время ожесточенной междоусобной схватки в двадцатые годы нашего века за контроль над торговлей дубильной корой и дубильным экстрактом построили здесь свои фабрики и конторы. Эти иностранные и местные капиталисты и железная дорога Момбаса — Кисуму — Кампале, пожирающая в изобилии дрова и уголь, уничтожили все дальние и ближние леса. Руваини процветал и рос, пока дубильный экстракт из коры не был заменен синтетическим, а паровоз на угле вытеснен дизельным локомотивом. Дубильный экстракт доставляли по железной дороге в Лимуру, в округе Киамбу, где накануне второй мировой войны была построена чешско-канадская обувная фабрика. Теперь же Руваини представлял собой просто административный центр, хотя местный ежедневный рынок и площадки для гольфа славились на всю округу.

Контора Мзиго по-прежнему сверкала безукоризненной чистотой. Он сидел на том же месте, в той же позе, что и всегда.

— А, господин Мунира, рад вас видеть, снова и снова. Как школа? Да садитесь же. Очень жаль, что я все еще к вам не выбрался, но теперь уж совсем скоро приеду. Дороги не стали приличнее? С автомобилями просто беда. Найдется там, чем горло промочить? Кстати, позвольте вас поздравить. Раньше вы были лишь исполняющим обязанности директора школы. Теперь ваше назначение утверждено. Итак, вы — новый директор илморогской полной начальной школы. Позвольте еще раз поздравить вас.

— Тронут оказанной мне честью, — сказал Мунира с искренним волнением.

— Ну что вы, — отозвался Мзиго. — Благодарите свое собственное рвение.

— Но мне нужно еще несколько учителей. Или хотя бы одного…

— Учителей? Но, господин Мунира, я же говорил вам еще два года назад, что вы можете взять на работу себе в помощь, кого сочтете нужным.

— Это довольно трудно… место такое… в стороне от дорог. Жара, духота. Туда мало кто заезжает.

— Я слышал, все мужчины разбежались, это верно, господин Мунира? Значит, остались одни женщины? Ну и везет же вам, господин Мунира. Надо бы приехать вам помочь… Неплохая работенка, верно? А пока подыщите себе одного-двух помощников. Расскажите им, что одиноких женщин много. Старайтесь, господин Мунира, старайтесь. Когда я учился в школе, господин Мунира, наш директор не уставал нам повторять: дерзайте, дерзайте и снова дерзайте. Это был толстый шотландец, сам он преподавал закон божий и постоянно рассказывал нам про шотландского короля, который был изгнан из своего королевства и увидел паука: паук старался снова и снова взобраться на стену, пока не преуспел. Король тоже в конце концов вернул себе трон. Итак, старайтесь, господин Мунира, заселяйте Илморог учителями…

Мунира собрался уже уходить, но Мзиго его окликнул.

— Кстати, вот письмо директору илморогской школы.

Мунира взял конверт и распечатал. Он не верил собственным глазам. Перечитывал письмо еще и еще раз. Культурная организация клятвоприношений (илморогское отделение) приглашает директора илморогской школы со всеми сотрудниками войти в состав делегации, возглавляемой Ндери Ва Риерой, отправляющейся на чаепитие в Гатунду… У него дрожали руки.

— Благодарю вас… — сказал он.

— Я тут ни при чем…

Сердце Муниры затрепетало от гордости. В конце концов и он чего-то добился. Директор. А теперь приглашение на чаепитие. Чаепитие в Гатунду. Письмо, правда, написано от руки и пришло из окружного управления, и в нем содержится просьба организовать присутствие на чаепитии всех илморогских учителей с женами. Он никогда не слышал об илморогском отделении КОК. И все же это не пустяки. Директор. Приглашение на чай. Чаепитие в Гатунду. Он подумал, не вернуться ли в кабинет Мзиго и рассказать ему про Айронмагера, который представлял себе рай как место, где в изобилии и чай, и колбаса, и ванильные пирожные. Однако надо поспешить домой, все рассказать жене. Директор! Приглашение на чай! Илморог сделал его важной персоной. Ура!

Еще до захода солнца он приехал в Лимуру. Если бы: даже он не знал характерных черт местности — кряжей, сменявшихся долинами, которые снова переходили в кряжи и долины, — он все равно узнал бы ее по прохладному свежему воздуху, внезапно окутавшему его, так что тело его и мозг насторожились, как бы готовые то ли подпрыгнуть, то ли упасть. Эта земля, эти хребты, эти долины, зеленые почти круглый год, превратили Лимуру в истинно райскую обитель: в марте, апреле и мае — продолжительные дожди, пронизывающие холодные ливни в туманном июне и июле, ветер и солнце на плантациях бобов и гороха в августе и сентябре; а в декабре, январе и феврале под изумительно ясным голубым небом созревают красные сливы и сочные груши. Как все это не похоже на засушливый Илморог, думал он.

Но, приезжая сюда, он всегда ощущал внутренний разлад, сопоставляя эту силу, которую источал Лимуру, и свое бездеятельное, сонливое прошлое, зов жизни, стремление участвовать в живой истории, с одной стороны, и бегство в круг семьи — с другой, необъяснимый страх перед людьми и столь же необъяснимый страх перед отцом; желание активной творческой деятельности и пассивное приятие уготованной ему судьбы. Лицо отца так и маячило перед его глазами…

Его отец был в Лимуру одним из первых обращенных в христианскую веру. Не так трудно представить себе роковую встречу туземца с пришельцем-миссионером. Миссионер переплыл моря, прошел через леса, движимый жаждой прибыли, которая была его верой, держа в руках оружие, которое его защищало. Он нес Библию, солдат — винтовку, чиновник и поселенец — деньги. Христианство, Торговля, Цивилизация, иными словами: Библия, Деньги, Винтовка — святая троица. Туземец пас скот, мечтал о ратных подвигах, о том, чтобы земля покорилась силе его рук, о том, чтобы законы природы под воздействием волшебства и труда мало-помалу подчинились его воле и устремлениям. По вечерам туземец плясал в знак торжества или же молился и приносил жертвы, чтобы умилостивить природу. Да, туземец все еще боялся природы. Но так же, как природу, он чтил и человеческую жизнь. Жизнь человека была священна — божий огонь, который должен гореть, не угасая, от далеких предков до нынешних малых детей и не родившихся еще поколений.