— Добрый день! — говорю я и представляюсь.

Женщина отвечает на мое приветствие легким кивком, затем, улыбаясь, произносит свое имя.

— Лия.

Она смотрит на Вету и просит заглянуть на перрон, не подали ли еще поезд, о котором уже объявили по громкоговорителю. Мы остаемся вдвоем. Я не знаю, о чем говорить.

— Вы друг Кристиана?

— Да… и сокурсник.

— Вы пришли вместе?

— Да, я вызвался его проводить…

— А не он?

— Нет-нет. Я.

«Чего ради я его защищаю?» — удивляюсь я про себя, но спрашиваю совсем о другом:

— Выходит, вы его видели?

— Да, видела.

— А он… знает об этом?

— Да.

— Тогда и он вас видел? — удивляюсь я.

— А вот этого я не могу вам сказать, — ясно улыбается Лия и добавляет: — Но я его видела, он знает. Почувствовал.

Прибегает Вета.

— Лия, все уже садятся! Смотри, не опоздай.

Лия осторожно поднимается, чтобы не разбудить Марику, с любовью смотрит на нее и целует в щеку. Вета пытается поднять внушительную на вид сумку, которую я, как кавалер, беру у нее из рук.

— Какой вагон?

— Седьмой.

«Где же Кристиан, куда он запропастился?» — эта мысль не дает мне покоя. В ушах еще звучат слова, которые он произнес по дороге на вокзал. Я мучительно переживаю свое бессилие что-либо предпринять, помочь Кристиану — Лия уезжает, а он черт знает где бродит.

Мне приходит в голову идея, и я отчаянно за нее цепляюсь.

— Девушки, подождите секунду, — говорю я и бегу к кабинету дежурного по вокзалу. Я вхожу и прямо с порога обращаюсь к женщине в униформе. Я говорю, что поезд отходит, а брат где-то задерживается на вокзале и прошу ее объявить по громкоговорителю, чтобы он немедленно подошел к вагону номер семь.

Я лихорадочно пишу на клочке бумаги «Кристиан Пэнушэ», горячо благодарю дежурную и бегу обратно. Я замечаю на лицах Лии и Веты удивление и легкое раздражение.

— Все в порядке, — радостно говорю я.

Около вагона мы останавливаемся. Я ставлю сумку на землю. Прямо напротив нас, под самой крышей вокзала, подвешена воронка репродуктора. Я с надеждой гляжу на него.

— Как дела у Кристиана? — я слышу голос Лии и вздрагиваю, мне кажется, что заговорил репродуктор.

Я вопросительно смотрю на нее.

— Он женился? У него есть семья? Дети?

— Разве вы не знали, что он холост?!

— Откуда мне было знать? — удивляется Лия в свою очередь.

— Он ждал, что вы вернетесь, поэтому и не женился.

— Вот именно! Ждал. Он ничего не предпринял, чтобы найти меня. Это человек, который привык, что ему все преподносят на тарелочке в пережеванном виде, остается только проглотить. Он всегда был избалованным.

— Насколько мне известно, он вас искал… — пытаюсь я защитить Кристиана.

— Да какое там?! — горячо возражает Лия. — Я еще полгода проработала на киностудии, пока не родила Марику, а он ни разу не позвонил. Ну а потом я решила устроить свою жизнь и уехала с мужем отсюда.

— Вы… замужем?! — удивленно спрашиваю и принимаюсь про себя смеяться: «Кристиан, бедняга, еще боялся, что Лия свалилась ему на голову и хочет заставить жениться на себе».

— Да.

— Муж приехал с вами?

— Нет. Мы оба артисты, — улыбается Лия, и лицо ее проясняется под наплывом воспоминаний.

Искоса я поглядываю на здание вокзала, где подвешен репродуктор.

— Напрасно вы смотрите, он не придет, — спокойно и уверенно говорит Лия. — Я достаточно хорошо его знаю. С него станется спрятаться где-нибудь и наблюдать за нами, так и не наберется смелости подойти.

В это мгновение в репродукторе раздалось шипение, и рассерженный женский голос покрыл все привокзальные шумы:

— Гражданин Пэнушэ Кристиан, вас просят подойти к вагону номер семь, где вас ждут, гражданин Пэнушэ…

Я замечаю, что Лия с трудом сдерживает смех…

— И это тоже напрасно, — говорит она. — Это лишь подтвердит мою правоту. Лучше поднимемся в вагон, а то Марика мне руки оттянула.

Мы вошли в купе. Лия заботливо кладет девочку и укутывает в одеяло, я ставлю багаж и предлагаю опять выйти на перрон. Кристиана нет ни справа, ни слева, ни спереди, ни сзади, ни на небе, ни под землей. Наверное, Лия права. Я смотрю на нее и утвердительно киваю. Она отвечает тем же. Наши мнения совпали. Правда, у нее оно сложилось давно, у меня только сейчас.

— Лия, интересно, откуда у вас адрес Кристиана?

— Вета, — говорит она и, улыбаясь, обнимает сестру. Вета смущенно опускает глаза.

Я опять лихорадочно гляжу по сторонам. Вокруг — полно людей, но Кристиана нигде нет.

— Все-таки он не подошел, — думаю я вслух.

— Он — трус, — отвечает Лия спокойно и без сожаления. — Я знала это с первого дня нашего знакомства.

Заметив мое недоумение, она улыбается и добавляет:

— Я любила его всем сердцем, надеясь, что моя любовь изменит его, однако… — она с сожалением пожимает плечами.

В следующее мгновение она смотрит мне прямо в глаза и добавляет:

— Я и сейчас еще его люблю…

— Вы любите его, а живете с другим?

Она смотрит в мою сторону, но я чувствую, что мысли ее сейчас далеко. Она говорит, как во сне:

— Признательность — это тоже любовь. Я и Кристиан познали вечное чувство, я вознесла его до небес, но мы не сумели пожертвовать собой друг ради друга. От этого золотого дождя взошло и то уважение, которое я питаю к своему мужу. Он меня любит, и дочка называет его «папа». Я тоже была, чего уж там скрывать, взбалмошной, но хотела испытать самые возвышенные чувства, мечтала жить по-другому, не так, как мои сестры, которые живут обычной жизнью, с обычными мужьями…

Раздается свисток, и поезд трогается.

— Вы довольны своей жизнью?

— Да, конечно, — уверенно отвечает Лия. — Я живу так, как хотела, — интересно и необычно, я люблю, и меня любят.

Поезд ползет медленно, без ускорения. Лия целует Вету, обнимает ее и смеется. Потом машет мне рукой и, вспрыгнув на ступеньку вагона, весело кричит:

— До свидания! Будьте здоровы!

Мне кажется, что Лия машет мне, хотя — куда там? Конечно — Вете. Потом догадываюсь — нет, все-таки нам обоим.

Последний вагон отбивает колесами чечетку по рельсам и устанавливается неестественная тишина. Люди расходятся. Мне не хочется никуда идти. У меня возникает желание побродить по перрону, побыть наедине с собой. Замечаю, что Вета краем глаза следит за мной.

— Вета, если ты спешишь, можешь идти. Я задержусь. У меня есть дела.

Она прощается и исчезает в толпе. В ее легкой, стремительной поступи есть что-то от грации лани. Вета будет очень красивой девушкой. Мысли всей своей массой наваливаются на меня. Я пытаюсь за что-то ухватиться, потянуть за кончик нитки и распутать этот клубок. Кристиан… Мысленно я приближаюсь к нему то с одной, то с другой стороны, пытаюсь ухватить его, но он выскальзывает и снова приближается, дразнящий, неуловимый…

— Эй, куда ты запропастился? Я тебя повсюду ищу, а ты как сквозь землю провалился!

Я вздрагиваю и возвращаюсь из размышлений. От Кристиана пахнет водкой, он весел — дешевая, наигранная веселость, — но тем не менее он в хорошем настроении.

— Где ты был? — спрашиваю я.

— В привокзальном ресторане. Я же тебе сказал, что направляюсь туда. Я ждал, что и ты подойдешь. Но так как этого не случилось, я выпил и твои сто граммов, не мог же я оставить их на столе. Потом я облазил все уголки, и, глянь, где тебя нашел. А я уж решил, что ты ушел…

— Я тоже тебя искал, — говорю я, пристально глядя ему прямо в глаза, — и по громкоговорителю объявили, чтобы ты подошел сюда, на перрон…

Глаза его забегали по сторонам, избегая моего взгляда, затем он жалко бормочет:

— Я не слышал.

Я жду, что он спросит, где я был и чем занимался, пока он выпивал свои сто граммов. А Кристиан упорно молчит. Догадывается он или нет? Мы выходим на улицу и останавливаемся на углу. Он продолжает молчать.