— Ни пуха ни пера, прощай, Семён! Утром увидимся за горами!

Вполголоса прозвучала команда, и отряд ушёл в глухую темень гор.

Ущелье замерло. Только гневно гудела в полыньях снова схваченная морозом река да ветры свистели, срываясь с заснеженных вершин. По ребристому оврагу узкой тропой шли бойцы. Каждый шаг их был осторожен, каждое движение рассчитано, и даже дышали они размеренно, экономно, сберегая силы.

Подъём был трудный и опасный. Подтягивали на лыжах тяжёлые пулемёты; сумки с гранатами грузно оттягивали ремённые пояса.

Кончились заметённые снегом склоны, началась крутая, почти отвесная, заледенелая скала. Владислав Раденский поднимался первым. Острый ледоруб впивался в скалу. Придерживаясь за него, горец подтягивался и взмахивал вторым ледорубом. Медленно и упрямо, ступенька за ступенькой, поднимались в ночной темени за канатом проводника, помогая друг другу, солдаты. Связисты Качурин и Денисенко тянули провод. Им было особенно тяжело.

Часы подъёма казались вечностью, но вот подъём почти закончен. Чуть забрезжил рассвет, Владислав Раденский подал условный сигнал. Качурин передал сигнал вниз, и в ту же минуту ожило, загрохотало ущелье.

Появление русских на неприступной круче было неожиданным для противника. Его пулемёты и миномёты оказались бессильными. Завязалась ожесточённая схватка.

Старший сержант Степан Хорев, ротный запевала, вырвался далеко вперёд и, разгорячённый схваткой, не заметил, как гитлеровцы окружили его. Не выйти бы Хореву из смертельного кольца, не петь бы больше песен в родной роте, но тут пришёл на помощь русскому герою словацкий проводник. Со свистом взлетал тяжёлый стальной ледоруб. Великан горец размахивал им как игрушкой, выручая Степана Хорева из беды. Пуля сбила с Владислава Раденского шапку, русые волосы его разметались на ветру. По щеке струилась кровь.

   — Мы словацы, врагу погреб! — кричал он громовым голосом. («Погреб» по-словацки — «могила»).

   — По-огреб! — вторило горное эхо, разнося отзвук боевого клича карпатских славян.

Огнём шейного сердца добывал свою волю и встречал Красную Армию Владислав Раденский.

В жестокой схватке на вершине скалы штурмовой отряд Семёна Потошина сбил гитлеровский заслон. Теперь советские пулемёты и трофейное оружие били в спину отступающему врагу.

Путь батальону был открыт. По дну ущелья стремительно вёл своих бойцов капитан Сергей Самойлов, освобождая словацкую землю.

П. КУЗНЕЦОВ

«Правда», 1945, 15 марта

Горят деревни, хутора, посёлки Северной Норвегии, подожжённые фашистами. С высоких вершин скалистых гряд видят советские бойцы пламя пожарищ, отражаемых ровной гладью фиордов, и у всех, кто видит это пламя, одна мысль, одно стремление — вперёд!

Казалось бы, люди могли устать от трудных переходов, от ночёвок без костров под Полярной звездой, от секущих холодных ветров, от непрерывных боёв. Но с каждым днём становятся радостнее лица бойцов, всё больший подъём овладевает войсками, растёт их наступательный порыв.

По трём дорогам — из Никеля, из Петсамо, с юга — с непрерывными боями спешили вперёд советские части, наступая на Киркенес, порт и фабричный город Северной Норвегия, крупнейшую базу и опорный пункт врага.

На дорогах — разбитые машины со знаком горно-егерских дивизий. Около шоссе — столбы недостроенной подвесной дороги от Никеля до Киркенеса. По обочинам — трупы фашистов, и всюду запах гари, всюду дым пожарищ, и всюду сквозь дым спокойно и уверенно шагает вперёд наша заполярная пехота.

Противник оборонял северную дорогу с помощью береговых батарей Киркенеса. Чтобы зайти с фланга, нашим подразделениям требовалось переправиться через фиорд — 1700 метров. В дело вступили автомобили-амфибии. А вскоре во тьме осенней северной ночи появились два норвежских мотобота. Команды их — норвежские рыбаки — знаками пригласили бойцов к себе на борт. Советские воины не знали норвежского языка, норвежские рыбаки не знали русского, но сердца их бились в унисон, и они отлично поняли друг друга.

На маленьком мотоботе «Фрам» капитан Мортен Генсен — старик; на большом мотоботе «Фиск» капитан Турольф Пало — совсем ещё молодой парень. Но старые и молодые рыбаки работали, не отдыхая, всю ночь и весь день, доставляя через фиорд наших бойцов. Утром из-за мыса выскочил ещё один маленький мотобот и тоже немедля приступил к перевозке.

Рядом рвались снаряды и мины, с горы по фиорду гитлеровцы строчили из станковых пулемётов, но норвежские рыбаки продолжали своё дело. Когда я спросил у рыбака Перла Нильсена и Мортена Генсена, в чём они нуждаются, они в один голос ответили:

   — Дайте горючего, чтобы дальше работать!..

   — Они почти целиком переправили наш полк, — сказал капитан Артемьев. — Отличные ребята!

Жестоким был бой у переправы через Эльвенэсский фиорд. Гитлеровцы взорвали мосты и минировали подходы к ним. Снова появились амфибии. Ночью подразделения форсировали фиорд и высадились на западном берегу. Рота гвардии капитана Реклицкого немедленно бросилась вперёд, к городу. Стремительный рывок её был поддержан другими ротами батальона. Под огнём, от которого, казалось, закипала вода, амфибии перевезли несколько тысяч человек.

Город горел. В огне — бумажная фабрика, консервный завод, школы, баня, больница. От кварталов жилых домов остались только печи да трубы.

Ещё стреляли из-за углов вражеские автоматчики, когда на улице показалось несколько юношей и девушек в гражданской одежде, с повязками Красного Креста на рукавах. Они стали перевязывать наших раненых бойцов. Через час я встретил двоих из них: Гаральда Стаугнера и Одда Антонсена. Они повели нас в бомбоубежище. Пройдя катакомбы, мы вошли в уютную комнату. Здесь было до двадцати юношей и девушек.

   — Мы прятались тут во время боёв. Ждали русских. Мы решили вам помогать, — говорит Гаральд Сгаугнер.

   — А где остальные жители Киркенеса?

   — Спрятались в большом туннеле в горах. Несколько тысяч человек. Теперь они скоро выйдут!

Эти юноши и девушки хотят сфотографироваться обязательно рядом с нашими танками. К танкам же подходят две женщины в косынках. Обе говорят по-русски; оказывается, наши, угнанные гитлеровцами.

   — Фашисты бросили нас в концлагерь, но удалось убежать и спрятаться в бункере. Мы ждали вас — и дождались!

Геннадий ФИШ[69]

«Правда», 1944, 27 октября

Когда автоматчик Маркелов добежал до угла набережной и увидел там родную противотанковую пушку, не раз спасавшую положение в уличных боях, и около неё знакомых ребят-артиллеристов, он перевёл дух, повесил автомат на грудь и почувствовал радостное облегчение. Поджидая товарищей, присел на крыльцо.

   — В баньку бы теперь! — мечтательно сказал он самому себе.

Минувшей ночью Маркелов, прижимаясь к холодным камням мостовой, вместе с другими бойцами полз к пятиэтажному дому. Оттуда хлестал пулемёт, и алые длинные очереди высекали из камней искры. Бойцы ворвались в дом. В тёмном коридоре Маркелов неожиданно столкнулся с гитлеровцем, полоснул его огнём и, перескочив через труп, бросился дальше... Сейчас, когда он вспоминал об этом, события прошедшей ночи казались ему давнишними. Над городом стоял погожий, ясный день. После сырой и пасмурной недели солнце светило как-то особенно ярко.

Маркелов ещё не знал, что очищение Пешта фактически завершено, что наши части, штурмовавшие городские кварталы с трёх различных направлений, соединились на набережной. Но когда из-за реки, из Вуды, донёсся глухой раскат и на льду Дуная грохнул разрыв снаряда, Маркелов солдатским чутьём угадал положение дел. Ему сразу вспомнилась утренняя встреча с пожилым незнакомым автоматчиком, который, возвращаясь с набережной, на ходу бросил: