— Трошки пидрасты вам трэба, хлопцы, — перешел Полтко на родную украинскую мову. — Идыть соби до хаты и не блукайте по позициям, бо туточки скоро такэ начнется, шо и бисовой маме пид рождество не снилось.

— Мы хотим помочь Красной Армии, — не унимались добровольцы.

— Святое дело, — согласился Полтко, возвращаясь к русской речи. — Только рано вам еще воевать. И не просите даже. Тоже мне вояки… — повернулся он к подошедшему лейтенанту.

О чем он с ним говорил, ребятам не удалось услышать. Со стороны станицы Терской послышался тяжелый гул. Неужели наши? Ну, так и есть! Летят в безоблачной синеве краснозвездные бомбардировщики: один, два, пять, девять штук. Натужно воя моторами, они несут свой смертельный груз к линии фронта, туда, где безумолчно гремит артиллерийская канонада и где, цепляясь за макушки терского леса, пытается удержаться над земной окружностью красное от натуги солнце. Вскоре в той стороне прогромыхали тяжелые взрывы.

— Да это же они Прохладный бомбят, не иначе! — выпучил глаза Австралия.

— А сколько до него? — спросил Минька.

— Километров пятьдесят, не больше.

Мальчики побежали домой.

Глава четвертая

Разведку решили вести «веером». Справа поведет группу комиссар Лычев, слева — помкомроты Светличный, посредине — заместитель начальника разведки бригады Зуев. Командир роты останется в станице Курской, обеспечивая тыл и общее руководство.

Левицкий присоединился к центральной группе. В ней кроме него и Зуева находилось шесть человек. Постелили соломы в кузове полуторки. Расселись вдоль бортов. Пожелали здоровья старику: исправная оказалась кем–то брошенная в станице автомашина. Не нужно крутить ногами велосипедные педали, будь они прокляты. Если хочешь, крути всю дорогу языком. Вот только жаль, что нет в кузове Вани Позднякова, он по–прежнему крутит педали своего «средства передвижения» в группе лейтенанта Светличного.

Захватили Орловку немцы или нет? Из расспросов беженцев и отступающих бойцов стало ясно, что сплошного фронта в ставропольской степи нет, и только по доносящемуся артиллерийскому громыханью можно примерно судить о передвижении немецких войск. Со стороны Орловки было тихо. Не доезжая до нее километра полтора, разведчики свернули в акациевую рощицу и, предводительствуемые Зуевым, направились к селу пешим порядком. Тревожные, азартные минуты, хорошо знакомые охотникам, скрадывающим хищного зверя. Может быть, разгуливает этот зверь по улицам, а может быть, залег вон в той поросшей кустарником балке. На дороге видны узоры от автомобильных покрышек. Эге! Да вон и сами машины. Выскочили откуда–то сзади с пушками на прицепах. И направляются, по–видимому, тоже в село.

— Всем под мост! — скомандовал Зуев. — Приготовить гранаты.

Но машины пропылили по соседней дороге километрах в двух от засады и скрылись между хатами.

Разведчики вылезли из–под моста, пригибаясь к земле, побежали к селу. У крайней хаты отдышались, озираясь во все стороны и держа пальцы на спусковых крючках автоматов, двинулись к возвышающейся среди тополей белой церкви. Где же остановились артиллеристы? Не курсанты ли это ростовского училища, которых ждали в бригаде со дня на день? Ага, вон они. Устанавливают орудия на площади.

Слева в переулке послышалось фырканье автомобильного мотора. Зуев осторожно выглянул за угол хаты.

— Кажется, свои, — шепнул он подчиненным. — Синяя форма. Без головных уборов… Фу, ты дьявол! Это же наши летчики!

Сделав такое приятное для себя открытие, старший лейтенант вышел навстречу машине и, подняв над головой автомат, крикнул грубовато–весело:

— Какого черта вы здесь мотаетесь? Мы вас чуть не обстреляли, соколики!

Машина резко тормознула. Над кабиной качнулись встрепанные ветром головы сидящих в кузове «соколиков», а в открытую дверцу кабины высунулась крайне удивленная физиономия фельдфебеля в пилотке с красно–белым кружком спереди. Тотчас прозвучала отрывистая команда на немецком языке, и вышедшие на дорогу вслед за командиром разведчики увидели, как белокурые «летчики» стали поспешно прыгать из кузова в придорожную канаву, клацая затворами автоматов.

«Стрелять надо», — опомнился Левицкий, вскинул автомат на уровень глаз и, не целясь, полоснул очередью впереди себя. Он увидел, как выскочивший из кабины фельдфебель схватился руками за ремень на мундире и сковырнулся на землю. Из пробитого пулями радиатора брызнула на песок вода.

Немцев было человек двадцать, советских бойцов только семеро. Они, отстреливаясь, стали быстро отходить огородами к сельской окраине. Им вслед неслись гортанные крики пришедших в себя фашистов, автоматные и пулеметные очереди. Жутко завыли над головами мины, разрывались с оглушительным треском и свистом разлетающихся во все стороны осколков.

Левицкий бежал рядом с Борисом Жировым, молоденьким розовощеким бойцом, и невольно завидовал его резвости и нерастраченной силе. Ну и свистопляска вокруг! Хорошо хоть судьба наделила его, Левицкого, небольшим ростом: в маленькую мишень все же труднее попасть, чем в большую. Но почему так горячо сделалось правой руке? Взмахнул ею перед глазами: мать моя родная! — вся кисть в крови. На ходу выдернул из кармана галифе носовой платок, сжал комком в руке — разглядывать рану некогда.

Вот и лесопосадка.

— Заводи мотор! — крикнул Зуев, подскакивая к грузовику.

Остальные бросились к кузову, мешая друг другу, перевалились через борт. Полуторка дернулась так, что в кузове попадали друг на друга, и, с трудом набирая скорость, запрыгала по бугристой, иссушенной солнцем земле прочь от страшного места.

Тем временем группа лейтенанта Светличного оседлала дорогу между Курской и станицей Советской и занялась проверкой отступающих красноармейцев, одних задерживая на месте, других направляя к городу Кизляру, где после тщательной комиссии они вновь вольются в русло регулярной армии.

На обочине остановился колесный трактор с пушкой на прицепе, к стволу которой в свою очередь была прицеплена за оглобли обычная крестьянская телега. В то время, как командир группы направлялся к трактору, с последнего соскочил на землю небольшого роста, узкоплечий красноармеец в замасленной форме артиллериста, с густыми черными бровями на худом скуластом лице. Он подошел к телеге, разгреб наваленную в передке солому, под которой оказался довольно приличных размеров бочонок. Налил из него в ведро не то воды, не то солярки и понес к трактору. Взобравшись на переднее колесо, стал переливать содержимое ведра в радиатор.

— Дай–ка напиться…

Хозяин трактора оглянулся через плечо. Увидя лейтенанта, с готовностью протянул ему смятую по бокам посудину:

— Пей, пожалуйста.

Светличный поднес ведро ко рту, удивленно вытаращил глаза:

— Что это?

Тракторист перекосил в доброжелательной улыбке брови.

— Кароший очин. Сам бы пил, да вот ему шибко нада.

Лейтенант потянул носом.

— Неужели вино? — изумился он еще больше.

Красноармеец закивал скуластой головой:

— Ага, вино. Цэ, цэ! Очин от ево башка веселый.

— Так почему же ты льешь его не туда, куда надо?

— Почему не туда? — возразил тракторист. — В радиатор льем. Вода нету, как поедешь без вода?

— Вместо воды такое сокровище? — вытаращил глаза Светличный. — Да ты хоть сам его пробовал?

— Так точно. От самый станица Винодельский ево пробуем — в степ вода совсем нету.

— Надо же… — завистливо покрутил головой лейтенант и приложился к пахучему виноградному напитку.

Он пил жадно и долго, время от времени переводя дыхание и облизывая губы. Наконец с видимым сожалением вернул ведро его владельцу и, даже не поблагодарив за столь щедрое угощение, приступил к расспросам.

— Моя татарин: по–русски плохо понимай, — пожал худыми плечами тракторист, выливая остатки вина в радиатор. — Ты, пожалиста, моя командир говори. Ево башка очин умный. Эй, Зинаид! — крикнул он в направлении привязанной к орудию телеги. Над нею из вороха соломы тотчас появилась встрепанная голова, и вслед за нею взметнулись кверху и перекинулись через грядку обутые в кирзовые сапоги ноги. В следующее мгновенье перед Светличным уже стоял тоже невысокого роста, но с виду более крепкий, чем его подчиненный, боец с треугольниками на черных петлицах.