Ни мотоциклисты, ни танкетки в кукурузу идти не решились. Построчив по ней из пулеметов, они вернулись к дороге. Разведчики же наоборот не решились из нее выйти. Они бежали по хрустящим «джунглям», пока старшему группы не пришло наконец в голову остановиться и пересчитать подчиненных.
— А где остальные? — спросил Федосеев, переводя дух после вынужденного марш–броска и не видя перед собой большинства разведчиков.
Стоявший ближе всех к командиру роты Борис Жиров пожал плечами:
— Наверно, к Тереку рванули.
— Вот черт! Где же их теперь искать? — ругнулся Федосеев. И вынул из кармана кисет.
Пока курили, думал, как быть дальше, в какую податься сторону. Решил идти в сторону кирпичного завода, до него недалеко отсюда и стоит он на отшибе от города. Нужно поговорить с местными жителями.
К заводскому поселку добрались без происшествий. В нем — ни огонька. Ставни домов закрыты, за ними не слышно человеческих голосов. Только брешут во дворах собаки: не научились еще отличать своих от незваных пришельцев.
Федосеев постучал в ставню саманного домика, из него очень скоро вышла хозяйка, спросила, кого это в такое лихое время по ночам носит.
— Своих, мамаша, — ответил шепотом Федосеев, подходя к калитке. — Немцы в поселке есть?
— Мать моя родная! — ахнула женщина, выходя из калитки к ночным гостям. — Да откуда же вы взялись? Ай от своих отбились? Наши–то за Тереком.
— Немцы, спрашиваю, есть? — повторил вопрос Федосеев.
— Нет, родненькие вы мои, нет, они все в Моздоке больше, — перешла на шепот и женщина. — Днем, правда, приезжали, поросят, гусей постреляли и снова в город укатили. Да что же вы стоите на улице? Заходите в хату, я вам хоть молочка дам.
Разведчики зашли во двор. Только Жиров остался у открытой калитки. На всякий случай.
— Много немцев в городе? — спросил Федосеев, садясь на порожек и отхлебывая молоко из кружки.
— А чума его знает, — вздохнула гостеприимная хозяйка. — Каждый день едут и едут на машинах да на танках с Русского хутора и с Прохладного тож. Это вы у моего Кольки спросите, он, чертенок, там сегодня с самого утра пропадал. Верите, до того изболелась его дожидаючи, что даже за вихры не оттаскала, когда вернулся вечером. Сейчас я его разбужу.
Колька оказался мальчишкой лет двенадцати. Он не удивился приходу советских бойцов, только обрадовался страшно.
— Вот бы им с тыла ударить! — помечтал он вслух, но, пересчитав мысленно силы «своих», понял, что для такой операции шестерых красноармейцев маловато. — Вы разведчики? — сообразил он сразу.
— Разведчики, — не посчитал нужным скрывать Федосеев и взял мальчика за плечо. — Расскажи–ка Коля, что ты видел в городе.
Коля понимающе кивнул лохматой головой. Глаза его блестели в ночной темноте от крайнего возбуждения. Подумать только, вчера он передавал оружие партизанам, а сегодня дает нашим разведчикам сведения о силах и расположении врага. Минька Калашников при встрече умрет от зависти. Да и остальные пацаны тоже.
— Так вот, значит… — зашептал он, усаживаясь на порог рядом с командиром разведчиков. — Вы рощу нашу знаете? Справа от города, возле Терека? Так вот в ней танков и броневиков считать не пересчитать. И на Коске тоже в кустах стоят замаскированные.
— Ну, сколько хоть приблизительно? — спросил Федосеев.
— Да сто или двести. Эх, если б я знал такое дело, да я бы все их пересчитал. Вы завтра приходите, я вам/ точно скажу.
— А еще что видел?
— Еще в сквере возле второй школы, ну что недалеко от базара, танков целая куча и машин всяких. А в самой школе, видать, штаб ихний. Какие–то в блестящих плащах и охрана — будь спок: кругом с автоматами часовые и собаки–овчарки.
— Завтра с утра на цепь посажу, как тую собаку, попробуй тогда убеги из дому, — проворчала стоящая у двери мать.
— Коля–геройский парень, и я ему от имени нашего командования выношу благодарность за ценные сведения, — обернулся к ней Федосеев. — Ну, что еще видел, юный разведчик? — вновь обратился он к Кольке.
— Партизан.
— Чего? — удивился Федосеев. — Какие тут партизаны?
— Век свободы не видать, — побожился Колька, чиркнув у себя под бородой большим пальцем руки. — В бурунах отряд организован, «Терек» называется. Я им винтовки поотдавал, что с пацанами насобирал возле бронепоезда. Вчера приезжали на подводе, забрали. И пулемет ручной с дисками. Товарищ командир, — голос у Кольки дрогнул, — а мне можно с вами?
— Нельзя, — отрезал, не раздумывая, командир, словно с минуты на минуту ждал такой просьбы, и затем спросил более мягким голосом: — Чего ж с партизанами не ушел?
— Они тоже сказали «нельзя», — вздохнул мальчишка.
— Сиди уж, вояка, — шлепнула мать ладонью по затылку. — Хватит мне того, что от батьки нет никаких вестей.
— Спасибо, хозяюшка, — поднялся с порожка старший группы и закинул за плечо автомат. — Как звать–то хоть вас, добрая душа?
— Анной Ивановной величают.
— До свидания, Анна Ивановна. Вернемся — рассчитаемся за молочко–то.
— Вы лучше с немцами рассчитайтесь поскорее. Налетели, как саранча, все под метлу гребут. И людей, — как в старину, на столбах да на деревьях вешают ни за что ни про что. Вон у Ксении Городецкой шестеро раненых лежат в сарае. Ну, как нагрянут немцы…
— Какие раненые?
— Известно какие: наши, советские. Такие же, как у вас, синие косячки на воротниках. Спасибо Марусе–фельдшерице, раны им перевязывает. Охо–хо–хо… Ну, идите, сыночки. Помоги вам бог собраться с силой да турнуть его отсель, проклятого.
Убедившись, что группа в суматохе боя разделилась надвое, старший лейтенант Зуев взял на себя командование оставшейся половиной.
— Вот что, товарищи, — сказал он запыхавшимся спутникам, очутившись после продолжительного бега в чаще терского леса, — главная наша задача — захватить «языка». Но если мы будем бегать, высунув собственные языки, от каждой пулеметной очереди, то вряд ли нам удастся выполнить задание командования.
— Мы сейчас находимся, по всей видимости, между Моздоком и станицей Павлодольской. Слышите, петухи поют? — продолжал Зуев. — На рассвете пойдем туда, а сейчас всем спать, кроме часового.
Едва начало сереть между деревьями, разведчики были на ногах. Наскоро закусили консервированной тушенкой, покурили.
— Идем по двое, с интервалом пятьдесят метров, — начал было Зуев, беря автомат в руки, но в это время в кустах со стороны опушки послышались чьи–то шаги и тяжелые вздохи. Разведчики оттянули затворы автоматов, приготовились к любой неожиданности. Вскоре между кустами показалась корова, которую погоняла веткой босоногая казачка.
— Ой! — вскрикнула казачка, увидев направленные на нее автоматы. Корова, вылупив глаза на пятнистые, зеленые чудовища, дико всхрапнула и шарахнулась в сторону.
— Тихо! — поднял палец Зуев. — Ты что, сроду военных не видела?
Казачка облегченно вздохнула, с радостным изумлением заскользила глазами по ухмыляющимся лицам красноармейцев.
— Вы,должно, с той стороны? — сказала задрожавшим от волнения голосом.
На вид ей было лет двадцать. Стройная, сероглазая, из–под платка так и рвутся на волю темные кудри.
— Вот бы у такой пирожков покушать, — шепнул своему второму номеру Поздняков.
— Хороша, шешер ее забери, — отозвался Андропов.
Девушка сообщила разведчикам о том, что около их станицы немцы навезли в лес много железных лодок и что уже два дня подряд ездит на берег на мотоцикле какой–то важный немецкий начальник, не то полковник, не то генерал. Всегда в одно и то же время. Его сопровождают офицеры. Они ходят по берегу и проверяют дно.
— Полковник, говоришь? — у Зуева от чрезвычайного возбуждения загорелись глаза.
— А шут его знает, — пожала плечами казачка. — Толстый, лысый, важный такой — сразу видно, не из простых.
— В какое время он приезжает на берег?
— Часов в десять утра. Всегда как по расписанию.
— Ну, спасибо тебе, дорогуша, — Зуев пожал узкую, смуглую руку. — Освободим Моздок, приглашаю в клуб на танцы. А сейчас давай договоримся на прощанье: нас не видела, ладно?