Он сам склонился к выводу, что пора заканчивать фарс под названием «семейная жизнь», когда Лизавета и ночевать домой перестала приходить. Впрочем, винить её за это нельзя – он пропадал на работе, а молодая жена, которая совсем по-другому представляла замужество, тосковала одна. Так что предъявлять ей претензии Чернышов не стал, предложил цивилизованно развестись, признав, что сама идея женитьбы была изначально провальной. Никто ни его, ни её под конвоем в ЗАГС не гнал, просто ему нужна была жена, которую не стыдно представить в обществе, желательно из хорошей семьи. Лиза же таким образом решала свои проблемы, связанные с матерью и её новым мужем. А этот самый отчим был весьма полезен для нового проекта, затеянного в то время Александром, так что всё сошлось.

Да, они симпатизировали друг другу, но о любви и речи не шло. Да и не казалось ему тогда, что она так уж необходима. О том, что это было глобальной ошибкой, Чернышов начал догадываться месяца через три, когда окончательно понял, что они с Лизой совершенно разные люди, практически не имеющие общих точек соприкосновения. Но менять что-либо не хотел, не столько надеясь на то, что всё чудесным образом изменится, сколько не видя в этом особой беды. Многие его коллеги и знакомые жили примерно так же.

И только когда у неё завязался серьезный роман на стороне, они к обоюдному облегчению развелись. Сейчас Лиза была счастливо замужем, родила не то двоих, не то троих детей, и Чернышов абсолютно искренне желал ей всего наилучшего. Но к самой идее брака после этого относился крайне настороженно, не видя больше необходимости связывать себя какими-либо официальными отношениями. До настоящего времени.

- Куда мы сейчас? В следственный комитет? – Лариса поерзала на сиденье, потом повертела очки в руках, не в силах сдержать нервозность.

- Нет, - он покачал головой. – Раз уж у них теперь есть признавшийся подозреваемый, а Щукин нынче болеет, значит, попробуем прорваться в больницу.

Идея была логичная, если уж они решили до конца раскрутить этот клубок, стоило навестить того, кто физически пострадал больше всех.

Прорываться не пришлось – Авдеева уже перевели из ПИТа в обычную палату нейрохирургии, а охрану сняли. Только сейчас Лариса задумалась – а она вообще была, эта охрана? Ведь они принимали на веру слова следователя, но кто знает, настолько тяжелым было состояние Кости? Ведь чего проще, объяснил вранье необходимостью для следственных действий, а сам больной к тому времени уже готов припрыжку по палате бегать.

Обход ещё не начался, а вот медсестрички со стойками для капельниц по коридорам так и сновали. Но на незнакомую пару особого внимания не обратили, мало ли кто из посетителей решил прийти с утра, чтобы переговорить с лечащим врачом. Даже любезно подсказали, в какой палате лежит Константин Сергеевич.

- Я сама с ним поговорю, - Лара остановилась перед дверью так, чтобы Саша её не смог обойти. – Поверь, вот он-то уж точно мне ничего не сделает.

Напоминание, что Авдеев когда-то приходился ей законным мужем, вызвало неприятные ощущения. Вроде, и не ревность, тем более, что ревновать к прошлому бессмысленно, но что-то на неё похожее.

- Я бы предпочел пойти вместе.

- Знаю. Но мне с ним нужно поговорить один на один.

Взгляд у неё был таким жалобным, что Чернышов, хоть и не хотел, но согласился:

- Ладно, иди. Если что, сразу кричи.

- Спасибо.

Она мельком улыбнулась и нырнула за дверь.

Костя лежал с закрытыми глазами, похудевший и даже, как на первый взгляд показалось, постаревший. Или такое впечатление производили темные круги под глазами в сочетании с бледной до неприятной желтизны кожей. Никакой повязки типа «чепец» на нём не было. А именно так представляла себе Лариса классического пациента нейрохирургии. Вместо этого Костя теперь щеголял авангардной стрижкой с одним бритым виском.

Похоже, он дремал, чуть неудобно вывернув руку с подключенной к ней системой для внутривенного вливания. Раствор медленно конденсировался крупными пузатыми каплями, с едва слышным плюхом падавшими в прозрачный цилиндр.

Палата, пусть не такая удобная, как у Алины, тоже была на одного пациента, поэтому говорить можно было свободно.

- Костя… - тихо позвала она, подходя чуть ближе, но не решаясь опуститься на стоящий рядом с изголовьем стул.

Он сначала будто не услышал, но через несколько секунд поднял веки. И тут же распахнул глаза во всю ширину:

- Лариса?! Ты как тут оказалась?

В его голосе не было удивления или досады. Впрочем, радости там тоже не наблюдалось.

- Пришла, - она всё-таки устроилась на стуле. – Мне нужно у тебя кое-что спросить…

Авдеев страдальчески поморщился, но согласился:

- Только сначала расскажи, как у вас дела? А то меня из палаты не выпускают, телефоном пока пользоваться тоже нельзя.

- А почему нельзя пользоваться телефоном?

- Распоряжение врача.

Кажется, Лариса даже догадывалась, что намекнул врачу об этом распорядиться.

- Нормально, на объектах всё по плану. Ты уже знаешь, что ударил тебя Миша? - Он едва заметно кивнул. Похоже, резкие движения пока были ему недоступны. Но в целом выглядел Авдеев куда лучше, чем представляла Лариса. – Он решил, что Алина беременна от тебя.

- Да ну, бред. На кой черт я бы к секретарше полез? Тем более что…

- … у тебя есть Марина? – жидкости в бутыли оставалось уже совсем чуть-чуть, и Лариса время от времени озабоченно на неё посматривала. Наверное, нужно будет позвать медсестру, чтобы убрала, но тогда есть вариант, что неурочных посетителей она погонит.

- Да, у меня есть Марина. Не одобряешь?

- А тебе нужно моё одобрение? – она только улыбнулась. – Это твой выбор, и если Марина тебя устраивает, то какая разница, одобряю я или нет.

- Ну, ты всегда была против отношений на рабочем месте.

Ага, поэтому она спит с их же клиентом.

- Встречайтесь на здоровье. Только желательно так, чтобы от этого не страдал бизнес.

Намек был таким явным, что даже сотрясение мозга не стало бы причиной его не уловить.

- Она мне сказала, что ты её в б\с отправила. В принципе, пусть лучше пока дома посидит, мне спокойнее.

- А за что я её отправила, не сказала?

Костя тоже посмотрел на капельницу:

- Там такой винтик есть, перекрой его. Да, вот так. Пусть висит, поговорим, потом медсестру позову. – Он свободной рукой потер глаза и так и не убрал с них ладони. – Ты же знаешь, мы с Лешкой с детства дружим, хоть он на три года старше. Я у них с Леной на свадьбе свидетелем был, Соньку крестил. В общем, с полгода назад он попросил меня об одной услуге. Сказал, что дело личное, причем, такое, что лучше не афишировать. Короче, у него оказался ребенок на стороне. – Довольно мягкая формулировка для мальчика, родившегося от пятнадцатилетней цыганки, да. – Если бы кто-нибудь узнал, могло кончиться плохо, наверное, знаешь уже, что у его жены родня сплошь не простые люди. Вот он и придумал – его знакомые присылают нам на счет деньги якобы за оказанные услуги. А от нас они пойдут родственнице его ребенка. Чтобы никто не подкопался, составили договоры, всё по-честному. Я не стал тебе об этом говорить, суммы не так, чтобы запредельные, тем более что Леха слал с избытком, чтобы нам и на налоги с них не пришлось тратиться.

Прямо медаль за заботливость давать надо.

- Ты знал, что мать его ребенка из цыган?

- Да. Я же договор подписывал сам, даже на тот участок съездил, который мы вроде как арендовали. Смотреть там всё равно не на что, но должен был убедиться, что он есть в реальности.

- А про то, что эта цыганка от него родила, когда ей самой было пятнадцать, ты в курсе?

Вообще Костя был неплохим актером. Но чтобы вот так побледнеть, потом покраснеть, а потом и вовсе подернуться прозеленью, нужно быть не неплохим, а гениальным актером.

- Ларис, ты что-то путаешь, - и в голосе не было ни тени сомнений. – Леха, конечно, не ангел, но спать с малолеткой точно не стал бы.