Мы, как следовало из рассказа Мартинеса, находились на землях Рорикона. Впрочем, сказал испанец, окажись по-другому, вряд ли кто-то из нас почувствовал бы разницу. Алфавит один, языки очень похожи, строй обоих государств эволюционировал от военной демократии к предельно милитаризованному социализму. Еще сто лет назад, и, тем более, двести - триста, обширные территории вместе с населением периодически переходили из рук в руки, что способствовало культурному обмену. В новейшее время ситуация с территориями стабилизировалась: войны шли в основном за ничейные земли - непригодные для жизни пустыни ради добычи там полезных ископаемых. Мирное население исчезло как страта и как понятие. Однако возросшая степень изоляции ни на что не повлияла: Рорикон и Дагбест постоянно воровали технологии друг у друга в рамках непрекращающегося конфликта, заимствовали наиболее эффективные элементы общественного устройства, и к моменту катастрофы серьезно отличались разве что государственной символикой.

- Есть у вас хотя бы догадки, что произошло? - спросил Лысый.

- Я не люблю догадок, - ответил Мартинес. - Меня интересуют лишь факты. А они таковы: никакой осмысленной жизнедеятельности на планете не наблюдается. Компьютерные сети Рорикона, и, по-видимому, Дагбеста, поражены вирусом, почти полностью парализовавшим их военную составляющую. Западные ворота города открыты, а дальше в пустыне по этому направлению хорошо видны следы пеших колонн. Куда они ведут - я не проверял. Что в других городах - я не проверял. Честно говоря, просто не хватило духу на одиночное путешествие по планете. Сижу здесь, изучаю то, что под рукой, копаюсь в сетях - там, куда удается получить доступ. Изредка делаю короткие вылазки по окрестностям. Не больше.

- Но вы ведь либер, - сказала Даша. - Почему вы не используете ваши способности?

- Использую. Однако не слишком на них надеюсь. Материальные подтверждения предчувствий всегда лучше одних предчувствий. Даже если это предчувствия либера.

- Хосе - фанатик научного подхода, - улыбнулась Инга.

- Не в том даже дело, - сказал Мартинес, когда Эпштейн перевел ему последнюю фразу. - Просто я не ставлю себе задач по разгадыванию тайн ради их разгадывания. Я хочу узнать об этом мире как можно больше, но лишь ради других либеров. Когда они сюда придут, а они придут, для них должен быть готов хотя бы примитивный путеводитель по Рорбести, чтобы дальнейшие исследования планеты или перемещения по ней были максимально удобны и безопасны.

- Думаете, либеры захотят сделать Рорбести своим домом? - спросил я.

- Это вряд ли. Причины перечислять не буду, но поверьте мне - вряд ли. Использовать Рорбести как базу для поиска и колонизации подходящего для нас мира - да, пожалуй.

После обеда Мартинес долго водил нас по городу. Как и на заставе, здесь под землей всего было гораздо больше, чем на ее поверхности. Ядерного оружия у Рорикона и Дагбеста было немного и оно почти не применялось, однако и угрозы обычных бомбардировок вкупе с ракетными обстрелами хватало для того, чтобы предпочитать бункера небоскребам.

- Залежи урана здесь невелики, бедны, и боеголовки выходили слишком дорогими, - говорил Мартинес. - А вот химическое и бактериологическое оружие державы использовали друг против друга без ограничений. Кроме тех, что налагались целесообразностью: из-за местной специфики то и другое было не слишком эффективно. Три четверти населения проживало в небольших укрепленных поселках, рассредоточенных на огромных пространствах, или несло вахту на различных военных и промышленных объектах. Каждый город представлял собой автономную систему, состоящую из множества таких же подсистем. Защита от химатак была на высоте, распространение эпидемий блокировалось самыми жесткими методами.

В южном районе города крыши всех зданий и все подходящие поверхности стен оказались облицованы солнечными батареями, а дороги имели аккумулирующее покрытие. На Рорбести давно наметился переход на солнечную энергию, пояснил Мартинес. Но модернизировать старые города, вроде этого, оказалось непростой задачей, и работы велись поэтапно.

- Инга говорила, что на планете есть что-то вроде Интернета, - вспомнил я. - Как рептилоидам удалось организовать свободное информационное пространство в условиях постоянной вражды?

- Здешний Интернет возник и развился в демилитаризованной зоне, созданной Рориконом и Дагбестом на случай взаимоуничтожения, - ответил Мартинес. - Она занимала без малого шестую часть поверхности Рорбести вокруг южного полюса. Там селились вышедшие на покой ветераны обоих держав, а также военнослужащие, списанные вчистую по ранениям. Они вполне мирно уживались друг с другом - рептилоидам были чужды как пренебрежение к врагу, так и его демонизация; скорее, среди них царил рыцарский дух. Ветераны активно общались в своей локальной сети, переигрывали на компьютерах былые сражения и имели свою независимую экономику. Кроме того, демилитаризованная зона с ее населением выступала в качестве гаранта милосердия: военнослужащие, допустившие неоправданную жестокость по отношению к противнику, особенно раненым и пленным, могли попасть туда разве что в качестве подсудимых. И попадали, - а приговоры Высшего суда ветеранов разнообразием не отличались. Или оправдание, или расстрел, или отправка дела на доследование, - после чего или оправдание, или расстрел. Чтобы избежать обвинений в предвзятости или игре в чью-то пользу, ветераны передавали записи разбирательств главштабам Рорикона и Дагбеста. Однако этого оказалось недостаточно: в войсках постоянно бродили слухи, что того или другого осудили неправильно. В итоге ветераны стали выкладывать материалы в открытый доступ в сеть зоны, а обеим державам пришлось создать связанные с ней собственные «гражданские» сети поверх уже существующих военных, чтобы каждый мог лично убедиться в справедливости приговоров. Таково было начало - потом глобальная сеть развивалась сама. Переигрывание старых боев, например, - это ведь такое увлекательное занятие! Однако по-настоящему свободным Интернет рептилоидов никогда не был - разве что его сегмент в демилитаризованной зоне. Рорикон и Дагбест свои сегменты жестко контролировали, и все действия военнослужащих в информационном пространстве отслеживались.

На ночлег Мартинес разместил нас в реабилитационном центре для инвалидов войны.

- Здесь самые комфортные условия, - сказал он. - Самая удобная мебель, самые просторные душевые. Все мумии отсюда я давно убрал, так что располагайтесь.

- А вы? - спросила Даша, видя, что Мартинес не собирается с нами оставаться.

- А я сплю на крыше, на свежем воздухе. Всегда, когда не идет дождь. Но вам-то, думаю, хватило ночевок под открытым небом еще на Гилее?

- На ближайшее время - пожалуй, да, - согласился я.

- Не сказала бы, что здесь воздух свежий, - заметила Машка.

- Действительно, атмосфера сильно загрязнена, - ответил Мартинес, когда Эпштейн ему это перевел. - Но я большую часть времени провожу под землей - именно внизу в городе сосредоточено все самое интересное и важное. Так что засыпать глядя на звезды - для меня удовольствие.

- А это не опасно? - спросила Даша.

- Забраться снаружи на крышу не так просто, но это не имеет значения. Ящеры в город не заходят - для них здесь нет еды. Других крупных хищников на планете мало, и все они обитают в основном в саваннах, дальше к северу. Скаты, как вы их назвали, над городом не летают. Они активны только сразу после сильных дождей, когда в заполняющихся водой сухих озерах и больших лужах бурно разрастается мягкая болотная зелень. Скаты едят ее, в их пищеварительной системе начинаются процессы брожения, после чего существа раздуваются и взлетают, высматривая добычу. Такой вот необычный способ охоты с воздуха, но на земле скаты неповоротливы. Их хватает лишь на то, чтобы доползти до ближайшей лужи или найти подходящее место и зарыться в песок. Город с его бетонными дорогами и крышами для них смерти подобен. Здесь им никогда не взлететь, и выбраться отсюда ползком они не смогут тоже. Когда снова будете в пустыне, имейте это в виду. Выбирайте место для лагеря вдали от воды, посреди больших каменистых пустошей - ни один скат туда не спикирует.