«С некоторыми мыслями, если потеряешь, никогда не встретишься, как с пронесшимся мимо болидом…» Это было особенно важно для людей его типа мышления, он знал. Не логическим, а по типу внезапного озарения.

За пансионатом набережная закончилась, Денисов прошел мимо небольших огороженных пляжей — в темноте их было плохо видно, — поднялся на пригорок.

Впереди открылся вид на палаточный город: десятки неясных огней, силуэты машин. Работали переносные телевизоры, до Денисова донеслась хриплая речь, транслировали детектив. Денисову показалось, он узнал: «Место встречи изменить нельзя»… Так ни разу ему не удалось досмотреть его до конца.

Между палатками сновали дети. Ни шлагбаума, ни административного здания с этой стороны автостоянки не было, они были со стороны шоссе.

«Машину и молодого человека, с помощью которого Ланц. пытался проникнуть в компанию Анастасии и Веды, надо искать там…» — подумал Денисов.

Дорогу назад, к финскому домику, он нашел быстро, несмотря на темноту. В коттеджах не спали, из домов доносились приглушенные голоса, музыка.

«Перст судьбы — он племянник…» — Денисов и сам не мог сказать — цитирует ли он рукопись или иронизирует над ситуацией. — Ланц многое намеренно запутал, он изменил имена, профессии, координаты. Режиссера Веду превратил в критика детектива, придумал специалиста по исландской литературе и его аспирантов. Племянник может оказаться шурином, затем вообще чьим-то дальним родственником…»

Подходя к дому, Денисов огляделся.

В окне у Мацея горел свет. Поэт работал. Денисов не стал его беспокоить, свернул к себе:

«Ланц выдумал красивую сказку о несуществующем приукрашенном мире, в котором обитала его возлюбленная и в который с детства мечтал попасть сам, возможно, даже поначалу не отдавая себе в этом отчета…»

Поведение погибшего в Коктебеле расшифровывалось с помощью его рукописи легко и легко объяснялось. Однако это ничем пока не помогло разгадке его странных поступков и вообще появления ночью в Москве, на Павелецком вокзале

VI. НОЧНОЙ ПОРТЬЕ

— Как он объяснил вам, Захарова? — Сабодаш не ушел, пристроился на широком — с дореволюционной поры — подоконнике против Денисова. — Чей это телефон? Он назвал какие-нибудь фамилии — Сазонов, Окунев?

Пассажирке из Нижнего Тагила на вид было не больше девятнадцати, она казалась непричесанной, плохо умытой, куталась в широкий, похожий на халат плащ.

— Сказал только: «Здесь тебя пустят ночевать».

— Именно так?

— Ну, в этом смысле. «Порядочные люди, пропасть не дадут…»

Отвечала она неохотно. Войдя, сразу села — стул выбрала неудачно: чтобы попасть в сейф, Денисов должен был всякий раз ее тревожить.

— Они знакомые его? Друзья?

Она пожала плечами.

Сабодаш передал Денисову листок с телефоном Сазоновых, обернутый предохранительной пленкой. Запись была сделана наспех, зеленой пастой.

«В одежде пострадавшего нет ни блокнота, откуда вырвана страница, — подумал Денисов, — ни ручки с зеленой пастой».

Задав несколько вопросов, Антон ушел.

— Не собирались звонить по этому номеру? — спросил Денисов.

— Чужие люди… Зачем?!

— У вас пропали только документы?

— И вещи.

— В милицию обратилась сама?

— Меня милиционер привел.

— Давно в Москве? — Денисов незаметно оглядел пострадавшую. — Неделю?

— Пять дней.

— Приезжала в гости? Или так?

— Так.

Отвечала она после раздражающих пауз. В каждом ответе присутствовал упрямый, во зло себе, вызов.

— Как же теперь?

— Матери дала телеграмму.

— Вы живете вдвоем?

— А с кем же еще?

Она выглядела своенравной. Такие становились обычно жертвами собственной самостоятельности, боязни показаться чрезмерно осторожными; тайно похитить вещи у них было нелегко.

«Непохоже, что обворовали… — подумал Денисов. — И обратилась не сама — милиционер привел: «Без документов на вокзале…»

— Тот человек, — спросил он. — Который… Ну, одним словом, взял вещи… Он тоже видел погибшего?

Она помолчала.

— Видел.

— Здесь, на вокзале?

— Ну!

— В какое время?

Девушка пальцем незаметно отвела слезу.

— Ночью.

— Ночь большая!

— Во время посадки на тамбовский…

Денисов вздохнул. Судьба его на ближайшие часы, может, дни была решена: дополнительные сведения о погибшем можно было получить, лишь занявшись ее делом.

— Как тебя зовут?

— Инесса. Можно Инна.

— Вещей много было?

— У меня? — Она пожала плечами. — Сумочка. В ней косметика, платья, кофточка. Еще мелочи.

— А денег?

— Денег немного. Паспорт. — Она глотнула слюну.

— Завтракала?

— Сегодня?

— А вчера?!

— Я есть не хочу!

Он вдруг догадался:

«Несовершеннолетняя! Эта стеснительность, упрямство! Дома, наверное, по нескольку раз в день: «Инночка, ела? Ужинать будешь?»

Денисов поднялся, закрыл сейф:

— Там буфет в зале, пойдем. Что-нибудь придумаем.

— Да не хочу я есть! — Она сдалась, хотя продолжала сидеть, еще туже закуталась в плащ. — Вот еще!

— Только кофе с молоком и булочку. За компанию. Со вчерашнего вечера ничего во рту.

Кофе пили на антресоли. За высоким столиком. О буфете знали немногие, иногда здесь удавалось поговорить без помехи — народу вокруг было мало.

— Тебя обманули. Сама отдала вещи.

— Как сказать…

Сквозь стекло во всю стену, отделявшее зал от транзитных пассажиров, она смотрела на перрон. Денисов тоже взглянул вниз.

Двигались носильщики. Денисову показалось, что он видит Салькова, на ходу тот что-то говорил бригадиру. С носильщиком по-прежнему было неясно.

— Интересно, — сказала она. — Видите? Дальше, там!

Словно два фильма — снятый с замедленной скоростью и второй — убыстренный — демонстрировались одновременно. В одном пассажиры спешили, в другом еле тянулись, едва переставляя ноги. На платформе отправления заканчивалась посадка на скорый, там торопились. Рядом, в пригородном сообщении, было «техническое окно». Где-то посередине обе ленты соединялись.

— Где ты узнала о краже?

— В ресторане. — Она наконец решилась. — На Курском вокзале.

— Вы были вдвоем?

— Да.

— Кто он? Адрес есть?

— «Москва. Главпочтамт. До востребования».

— Фамилия?

— Степанов. Степанов Олег.

— Какой из себя?

— Симпатичный. В куртке. Знаете, модная, с белыми полосами вдоль рукавов.

— Москвич?

— Точно не знаю.

— Как его искать?

— Может, это? У него сестра, отец, мать… Мать зовут Таней. Хорошо устроены. В прошлом месяце хотели «Жигули» покупать, потом раздумали. Взяли «Москвич». А у него бампер сломан…

Ситуация изменилась: взгляд, обращенный к Денисову, был чист, полон доверия.

«Ей кажется: если человек сказал: «сломан бампер», значит, бампер действительно сломан. И остается только дать телеграмму по Союзу — проверьте, у какой из машин в стране сломан бампер, ответ не заставит ждать…»

Он угадал. Следующая ее фраза была:

— Завтра у него день рождения. Вы можете найти по дню рождения?

Она, по-видимому, предполагала существование в милиции наряду с картотекой алфавитной и пальцевых отпечатков регистрацию в зависимости от формы лица, цвета волос… дат рождения…

— Перед тем как пойти в ресторан, — Денисов заговорил снова, — Олег, наверное, предложил сдать вещи в камеру хранения?

— Да.

— Жетон взял себе.

— Мы клали на шифр, — объяснила она. — В ячейку-автомат.

— В ресторане он сделал заказ. И на довольно большую сумму.

— Цыплята-табака, икру…

— Ну да. Поскольку у него день рождения. В конце ужина сказал, что должен выйти — позвонить сестре… — История развивалась банально. — Ты долго ждала.

— Час.

— Он так и не вернулся.

Она заплакала.

Один из пассажиров, соблазнившийся возможностью наблюдать за движением людей внизу, подошел с тарелками к их столику. Денисов посмотрел на часы.