Инстинкт Лески своеобразен. Третьего дня, когда мы выехали, Печать шла в упряжке с ней рядом. Когда она упала, обессилев и не могла больше подняться, Леска сразу схватила ее за глотку. Она не пыталась поднять своего товарища, как это делала по отношению к Крошке. Если бы я не подоспел вовремя, Леска наверняка перекусила бы ей горло. Такое поведение добродушного пса говорило о безнадежном состоянии Печати. Но что же лежит в основе этого явления, подобного «журавлиному суду»[71]? Проявление ли это сочувствия или же оно основано на чувстве самосохранения, на желании избавиться от лишнего едока? Быть может, это бессознательное стремление прикончить слабого, больного или немощного и дряхлого собрата?

Мои мечты в последнее время витают только вокруг съедобного, мне снятся прекрасные сытные обеды у старых друзей. На полозьях из нейзильбера сани легко скользили, на них груза не более 160 кг, но, несмотря на это, собаки не в силах тащить. Они не только истощены вследствие длительного голодания, но и пострадали из-за снежных штормов.

Сегодня снова завывает вьюга. Вчера мы в последний раз наполнили примус, следовательно имеем возможность согревать себе пищу в течение пяти дней. Когда доберемся до инклинатора, можно будет сжечь его сухой ящик. До склада остается около 20 морских миль. Если уляжется буря, мы протянем с кормом для собак! Нашего продовольствия хватит на такой же срок, но хватит ли наших сил?

С сегодняшнего дня я ради экономии кладу в суп что-нибудь одно: или целую ложку масла или же пеммикана, то и другое одновременно класть не приходится. У нас остается всего четверть порции пеммикана, одна банка молока, три ложки хлебных крошек, шесть банок гороховых консервов, сала на три дня, сахара на неделю, чай и клюквенный экстракт, который мы употребляем по ложечке. Это все наше богатство! С огорчением отказываю себе в удовольствии курить— табак настолько отсырел, что трубку не удается разжечь. Между тем курение и чистка трубки не только занимают время, но и согревают окоченевшие пальцы. Помимо того, курение заглушает чувство голода и пробуждает приятные мысли о возвращении на далекую родину. Перед сном мы сняли мокрую верхнюю одежду, плотно завернулись в легкие одеяла из верблюжьей шерсти, залезли в меховые мешки и уложили у себя на животе для просушки мокрые шерстяные носки, а также промокшее сено из лапландских башмаков. Я уже забыл о хороших сигарах. Если моя трубка не погаснет до возвращения на «Зарю», я буду доволен и вообще должен быть счастлив, если доберемся туда с имеющимся количеством собак. Без сомнения, еще не одна собака погибнет!

Спрашивается, каковы будут результаты всех пережитых трудностей и неимоверных лишений? Пока произведена только съемка побережья на небольшом протяжении к северо-востоку, причем установлено, что очертания берега, данные Челюскиным, правильнее тех, которые дал Нансен,— эта широко простирающаяся к востоку большая Таймырская бухта ни в коем случае не фиордообразная! Д алее, брошен беглый взгляд в глубь полуострова, на скрытый за туманами пустынный тундровый ландшафт. О геологии этих мест не удалось составить себе ясного представления. И это немногое стоило нам полных лишений 40 дней тяжелейшей работы и жизни нескольких собак! Вчера после долгого времени я увидел маленькую стайку из пяти-шести пуночек, пролетавшую в двух километрах отсюда в глубь страны. В остальном все мертво.

Барометр падает не переставая.

Суббота 25 мая. Вчера мы долго лежали в мешках и прислушивались, как буря сотрясала палатку. Доверившись проглянувшим солнечным лучам и надеясь на улучшение погоды, мы вынесли наружу свою мокрую ветронепроницаемую одежду, носки и валенки, но все заледенело и покрылось снегом. Повторилась старая история — с юга-запада приближалась пурга. Наше терпение истощилось!

Для собак у нас остается 10 рыб, на складе их 36; это корм на четыре дня. Мы сами съедим завтра последний кусочек сала. Кожу с этого сала я всегда срезаю для собак, но однажды, изголодавшись, съел ее сам. Керосина у нас еще на четыре с половиной дня, гороха на пять дней, есть четверть банки пеммикана.

Высота берега и мореноподобных холмов равна, по моим определениям, 18 м.

Воскресенье 26 мая. XXI лагерь. У северного входного мыса в залив Депо. Вчера в 10 часов вечера, несмотря на поземку, мы наконец тронулись в путь. Совершенно неожиданно погода прояснилась, и нас приятно поразило, что снег был настолько тверд и крепко укатан пургой, как давно не бывало. Легко продвигаясь между торосами, мы сделали 20 км, пересекли четыре маленькие бухточки, прошли мимо «горы Кельха» и с большой радостью увидели залив Депо.

Погода остается неизменной, но вчера нам улыбнулось счастье, так как небо прояснилось как раз в тот момент, когда мы добрались до залива Депо. В тумане мы могли бы легко его просмотреть.

Понедельник 27 мая. XXII лагерь. У склада. На коротком семикилометровом переходе до склада завы вала пурга со встречным ветром, тем не менее мы держали курс прямо на скалу.

За наше отсутствие ямы и шахты октябрьского склада были занесены снегом во время беспрерывных бурь. Потребовалась четырехчасовая работа, чтобы выкопать продукты и предметы снаряжения. При такой метели это была работа Тантала и Данаид, так как раскапываемую яму снова и снова заносило снегом. Мои эвенские приятели сказали бы, что нас преследует злой дух тундры «Ичита»; как бы в подтверждение этого в момент установки палатки бурный шквал сломал один из основных ее шестов. Сыграв эту злую шутку, шквал стих. Несколько позже погода прояснилась. На скале над нами пуночки пели свою нежную песню, вдалеке щебетали куропатки. В мокрых мешках спалось довольно плохо, хотя я полностью разделся и вообще никогда не влезал в мешок в мокрой одежде.

Вторник 28 мая. XXIII лагерь. На 4 км восточнее мыса Колчака. В б часов вечера в густом тумане отправились дальше. Было безветренно, шел легкий снежок. Берег был скрыт туманом. Мы старались придерживаться побережья, ориентируясь справа поясом торосов и слева береговой линией, и все же в тумане не раз сбивались с пути. Вытаскивая сани из глубокого снега, мы теряли последние силы. Собаки не могли или же не хотели работать без нашей помощи. Когда приблизились на расстояние около 3—4 км к мысу Инклинаторному, видимость улучшилась и можно было держать направление к мысу на полуострове Короля Оскара.

Путь был тяжелый. Собаки едва тянули сани. В 12 часов 17 минут дня мы были вынуждены остановиться. К моменту установки палатки поднялся сильнейший шквал, затем стало тихо. Почти всякий раз, когда мы на привале, погода проясняется, но как только пускаемся в путь — все заволакивается туманом. Чтобы сберечь керосин, кипятим себе только чай, а гороховое пюре едим вместо супа сухим. У нас всего 16 рыб, которыми мы должны обойтись до возвращения на «Зарю». Сегодня дам шести собакам, которые еще везут нарту, по целой рыбе, а четырем остальным по половине; тогда корма хватит еще на два дня, а именно до оставленных в Таймырском проливе в 18 км от «Зари» запасов.

Вчера надели вместо мокрых лапландских башмаков кожаные ботинки, которые оказались тяжелыми и тоже намокли из-за попадавшего в них снега, как только мы проваливались в глубокие трещины.

Среда 29 мая. XXIV лагерь. Посреди залива. Вчера мы выехали в 8 часов 50 минут вечера при хорошей ясной погоде и благоприятном ветре. Впервые после долгого времени ветер не дул нам в лицо. Более часу мы шагали в лямках по торосам и прошли 6 км. Следующий час прошли 4,5 км по гладкому льду, то же самое в течение третьего и четвертого часа.

В начале пути Леска обнюхивала Туркана II, скоро ли она сможет схватить его за горло, другими словами, прикончить своего ослабевшего товарища, а теперь сама тащила хуже, чем он, и, не имея сил идти в ногу с упряжкой, осталась лежать на месте.

Когда разбивали палатку, нас настиг сильнейший шквал при ветре 20 м/сек. Мы опасались, как бы не сорвало палатку и не унесло через наши головы. Пришлось вылезть из мешков, чтобы укрепить палатку балластом из нашего груза. Снег, который мы набрасывали вокруг палатки для защиты от ветра, сразу же сдувало. Все чертовски промокло; мокрые мешки, палатка, одежда отяжелели. Намокшие веревки оледенели, развязывать их в пургу было невыносимо тяжело.