Погода плохая.
Воскресенье 19 мая. XVIII лагерь. Опять пурга, и мы снова залезли в мешки. Вчера с 9 до 12 часов ночи смогли проехать только 9 км. Это была самая тяжелая часть пути. Западноюго-западный ветер дул навстречу собакам, и они тянули с трудом, а Туркан не хотел вовсе повиноваться. Я выпряг его вместе с Печатью, а на их место впряг одного слабого Сегана, который и в самом деле лучше повиновался, но так часто останавливался по делам своего «туалета», что сильно задерживал упряжку. Я очень устал, возможно оттого, что слишком тепло одет: сверх обычной одежды на мне были надеты пуховая куртка и ветронепроницаемые брюки. Однако, сняв их, я не почувствовал облегчения. Мы оба с каждым днем становимся восприимчивее к холоду. После многодневного сокращенного пайка тащить сани, проваливаясь в глубокий снег, и безостановочно окликать собак при встречном ветре, когда они не слышат окрика,— на это требуется огромное напряжение воли! Наш ежедневный суп содержит половину установленного рациона, а в дни вьюжной непогоды мы разрешаем себе только половину этого количества.
Сегодня остановились на отдых посреди ровной, не защищенной от ветра тундры, так как собаки не могли дальше идти. Нарту тащили только пять собак, остальные бежали просто рядом. Крошка освободилась от своих страданий, выстрел из ружья положил ей конец. По-видимому, она болела уже давно, так как каждый вечер жалобно скулила. Перед концом я дал ей еще полрыбы, которую она медленно сжевала. Теперь для остальных собак в связи с отсутствием Крошки хватит рыбы еще на один лишний день. Шестой день длится юго-западный шторм. Бессмысленно гнать собак против ветра, не продвигаясь вперед: они теряют свои последние силы; их шерсть намокает, леденеет, и они мерзнут. Пережидание пурги не является, разумеется, отдыхом для собак.
Наконец барометр начал подниматься, завтра погода должна улучшиться. До «Зари» еще 200 км, следовательно, в лучшем случае остается девять дней перехода. Корма для собак у нас также на девять дней. Отсюда ясно, что каждый потерянный день будет стоить жизни одной собаке.
Понедельник 20 мая. 4 часа 30 минут дня. Наконец трогаемся дальше. Вопреки высокому стоянию барометра и яркому солнцу поднимается метель!
Вторник 21 мая. 4 часа дня. На неизвестном заливе (Таймырском?). Бушует пурга, и мы опять как в мешке. Наш вчерашний переезд был удачен. Вьюга улеглась и, несмотря на туман, мы хорошо выдерживали курс 230°, ориентируясь по застругам.
Пройдя 9,5 км, достигли в 1 час 20 минут ночи северо-восточного берега залива, немного западнее нашего прежнего лагеря. Полозья из нейзильбера значительно облегчают скольжение нарты, да и дорога стала лучше. Мы ехали теперь По покрытой твердым настом гладкой поверхности, похожей на озеро. От залива взяли курс 234° на южный входной мыс, который неожиданно увидели перед собой, В этом направлении сделали еще 6,5 км. Сегодня нарты тащили только пять собак. Они прошли 16 км, большего я не мог от них требовать. Бодро настроенные, надеясь на быстрое возвращение, мы забрались в мешки и, покуривая трубки, беседовали до 5 часов утра. Но когда в 10 часов утра я вышел из палатки, начался шторм 16 м/сек. В виде разнообразия это был юго-юго-восточный ветер. Барометр продолжает падать. Мы лежим в мешках. Для собак положение становится критическим. Если завтра не тронемся, придется пожертвовать еще одним животным, а именно Турканом II, который, кажется, слабее остальных. С наступлением непогоды природа, и без того безжизненная, как бы совершенно мертва — не слышно птиц, не видно звериных следов на снегу. Что делаю т в такие дни пуночки и белые куропатки?
Печать, видимо, больна, но отлично тянет.
Среда 22 мая. После суточной задержки у нас появилась надежда: барометр поднимается, температура падает. Ветер повернул с запада на северо-запад, но шторм не прекращается. Корма для собак остается на три дня. Я охотно прошел бы вдоль побережья до склада, чтобы исправить результаты топографической съемки. Сырость в палатке, влажность спальных мешков и особенно вечно мокрые, ледяные ноги дополняют тяготы. Сегодня съели последний сухарь; осталось немного крошек, которые бережем в качестве приправы к супу. Сопровождавшийся снегопадом шторм снова испортил дорогу. Что сулят нам ближайшие дни?
Собаки и сани засыпаны глубоким снегом, пришлось их откапывать.
Четверг 23 мая. XX лагерь. На побережье, в 4 км от южного выходного мыса из неизвестного залива (Таймырского?). Вчера благополучно прошли 11 км от лагеря до южного выходного мыса по курсу 243° и еще 4 км до сюда по курсу 220°—210°. Мы оба обессилели, питаясь в штормовом лагере одной четвертью рациона. Чувствую себя особенно плохо — болит голова и наступила глубокая апатия, а также потерялся голос. Гидрограф бодрее и сохранил достаточно энергии, чтобы дойти сюда, в то время, как я готов был сделать привал в любом месте. Мы были в пути с 10 часов 15 минут вечера до 2 часов б минут ночи. Печать не могла сегодня сойти с места. Я привязал ее сзади к саням, где она одно время бодро бежала, пыталась даже тянуть сани, но позже, когда ей снова изменили силы, я посадил ее на нарту. Она хорошо поела, быть может завтра ей будет легче. Очень тяжело потерять эту прекрасную собаку-вожака.
Слабо извилистый берег напоминает по своему характеру холмистый ландшафт внутренней части тундры (полуострова Короля Оскара?) У северного выходного мыса «неизвестного» залива видны крутые скалы. Пояс торосов окаймляет выход из залива. За палаткой возвышается несколько девятиметровых холмов, усеянных валунами с ледниковыми штрихами.
Пятница 24 мая. XXI лагерь. На том же берегу, приблизительно в 10 км дальше. Вчера в пургу мы шли в тумане с 9 часов до 11 часов 30 минут, пока тянули собаки и пока можно было что-то видеть. Когда тронулись в путь, немного прояснилось, но едва прошли 1 км, снова поднялась пурга; снег забивал глаза с такой силой, что из-за боли я с трудом мог смотреть вперед. Мы шли по глубокому снегу у самого берега, который был едва виден сквозь снежную пелену. В тумане не раз наезжали на высокий берег, покрытый рыхлым снегом, не отличая его от поверхности моря, нередко принимали торосы за мысы и сушу. В конце концов нам прискучили эти скитания, и я остановился. При шквалистом ветре с большим трудом установили палатку.
Вчера Печать почувствовала себя как будто лучше. Сначала она бодро бежала рядом с санями и начинала даже их тянуть, но вскоре ослабела и не могла больше поспевать. Я отвязал ее, чтобы проследить, будет ли она хотя бы медленно следовать за нами, но она легла. Я устроил ее на нарте и решил положить сегодня конец ее страданиям. Гидрограф предложил не пристреливать собаку, а попытаться доставить ее на «Зарю». Я согласился подождать еще один день, но когда мы вышли из палатки кормить собак, Печать лежала растянувшись на боку и жалобно визжала. Она была больна. Ее шкура стала тонкой и облезлой; она сильно мерзла. Такой внезапный конец может наступить у любой собаки, получающей по одной рыбе, а Печать как передовая получала постоянно полторы рыбы. Белый медведь или олень безусловно спас бы жизнь всех собак, тоже самое и запасы из нашего склада, если бы только удалось их откопать! Я отнес собаку за палатку, где ее не могли видеть остальные, положил перед ней рыбу и уговаривал ее поесть, но она не прикоснулась к предложенной еде. Тогда я принес ружье и с болью в сердце прикончил страдания бедного животного.
Ненастная погода продолжается. Ветер сильно потрясал сегодня палатку; невозможно было уснуть из-за грохота оледенелого снега о ее стены. Спальные мешки, одежда, брезент, обувь — все намокло, в самой палатке также болото.
Сегодня мы сварили себе суп из полной порции гороховых консервов и шестой части пеммикана, что было чрезвычайно вкусно и должно хватить на сутки. Шпиг разделили на маленькие порции на шесть дней. Вчера выпили последнюю чашку прекрасного бульона. Провизия подходит к концу. Чем все это кончится? Пурга во всяком случае не кончается, она длится 12-й день, и барометр продолжает падать. Очевидно, май самый плохой месяц для поездок.