Даже столь длительная задержка Мойры показалась бы нормальной, если бы Калэм был рядом. Он бы сумел сохранить спокойствие и, что неоспоримо, когда Мойра пришла бы домой, точно бы знал, что сказать. Они с Мойрой были так похожи: оба общительные и жизнерадостные, дружелюбные и любящие. Морган же всегда была из числа робких, чересчур неуверенных, нуждающихся в расстановке всех точек над «и». С тех пор, как Калэм умер, казалось, что у Морган развился талант читать Мойре нотации, выходить из себя, работать на скорую руку — маме и дочке требовалось время, чтобы сблизиться. Если бы только она бывала дома достаточно, чтобы сблизиться — думала Морган про себя с уколом вины. Она должна была перестать бегать. Трудности надо встречать лицом к лицу, как говорила Катрина. Однако, сколько еще трудностей ей предстояло встретить в этой жизни? Всё еще, слишком много.

Морган окинула глазами уже вычищенную комнату и поймала взгляд своего отражения в оконном стекле, темная ночь превратила стекло в зеркало. Неужели это она? Морган в окне выглядела грустной и одинокой, молодой и слегка встревоженной. Ее волосы всё еще были каштановые и прямые, с пробором посередине, на несколько дюймов ниже плеч. В старшей школе они были гораздо длиннее.

Морган пристально вгляделась в Морган в окне и вдруг застыла, когда рядом внезапно возникло еще одно лицо. Она вздрогнула и обернулась, чтобы осмотреться, однако никого не обнаружила. Глаза расширились, сердце забилось в ускоренном темпе от первого прилива адреналина. Морган подошла ближе к окну… может, человек был снаружи? Она посмотрела по сторонам: ее пёс Финнеган спал у камина. Выпущенные сенсоры свидетельствовали, что она была одна, как внутри дома, так и за его пределами. Однако рядом с ее отражением было худое призрачное лицо с впалыми щеками и обеспокоенными глазами, но такое бледное и расплывчатое, что она понятия не имела, кто это мог быть. Она внимательно всматривалась в это лицо еще десять секунд, пытаясь распознать человека, но пока она смотрела, образ становился всё менее ясным, а потом полностью исчез.

«Богиня», — думала Морган, резко усаживаясь за стол. Она осознала, что ее руки дрожат, а сердце бешено колотится. «Богиня. Что это было? Видения — сильная магия. Откуда исходило это? Что оно значило? Это просто чары, наложенные на окно… кем-то? Или это нечто более темное, более серьезное?» Ощущая, как колючие мурашки забегали по спине, Морган сделала несколько коротких вдохов и попыталась успокоиться. Плюс к этому то, что она ранее обнаружила в саду. Что если Катрина права? Что если Лилит и Ильтвинн что-то затеяли? Морган уже так давно не имела дела ни с чем подобным.

Поднявшись, Морган вновь начала расхаживать взад-вперед по гостиной, тщательно выпуская свои сенсоры. Она не чувствовала ничего, кроме ауры спящего Финнегана, ауры крепко спящего Биксби — ее кота — и тишины. За окном она не уловила ничего, кроме случайных птицы, летучей мыши, полевки и кролика, стремительно скачущего то там, то здесь. Она ощутила абсолютный страх, шок и тревогу — такие, какие не ощущала годами. Были ли они связаны с гибелью Калэма? Испугом и чувством одиночества? Однако тот мешок и этот образ в окне… они были реальны и определенно включали в себя магию. Темную магию. Морган содрогнулась. И где Мойра?

Морган взглянула на остывший нетронутый ужин Мойры на старом деревянном столе и испытала внезапный прилив беспокойства. Даже несмотря на то, что всего лишь несколько секунд тому назад была уверена, что Мойра в порядке, сейчас она нуждалась в том, чтобы ее дочь была дома, увидеть ее лицо, убедиться, что с ней всё хорошо. Морган даже порывалась погадать на нее, но знала, что это неправильно злоупотреблять доверием дочери, используя магию, чтобы шпионить за ней. Хотя, если пройдет еще какое-то время, она, вероятно, опустит этот барьер.

Постараться успокоиться. Волнение никогда ничему не помогает — вот, что всегда говорил Калэм. Если ты хочешь изменить что-либо — меняй это, но не трать напрасно время на беспокойство о том, что изменить не способен. Завтра она поговорит с Катриной, расскажет ей о лице в окне. А сейчас она немногое может сделать. Вздыхая, Морган начала составлять тарелки в раковину. Она была не в состоянии удержаться от того, чтобы не оборачиваться каждые несколько секунд и не смотреть на окно. Без труда она могла увидеть всю лестницу из маленькой кухни, находящуюся за углом. Темно-синие шторы завешивали дверной проход в кладовую. За камином находилась смежная маленькая комната для занятия Виккой. Наверху располагались три небольшие спальни и одна старинная ванная комната. Когда Калэм был жив, Морган раздражала теснота их коттеджа — казалось, что Калэм заполнял каждый его сантиметр своей вездесущностью, смехом и постоянным присутствием. С Мойрой, двумя собаками (хотя Симуса уже похоронили на северном поле), двумя кошками (Дагда сейчас тоже похоронен на северном поле) и Морган, создавалось впечатление, что коттедж практически трещал по швам.

Теперь в дни, когда Мойра находилась в школе, коттедж становился необъятно огромным, пустым и тихим. В такие дни Морган бросалась открывать занавески, чтобы впустить в дом больше света, с двойным усердием мела полы, чтобы очиститься и наполниться энергией, и громко пела, будто у нее дни хозяйственных работ. Однако, когда голос затихал — бесшумным становился коттедж, пустым становилось сердце. В такие дни она искала возможность уйти куда-либо, работать где-либо, чтобы просто скоротать время.

В чем ужасная ирония. Так это в том, что Морган постоянно выезжала по делу — ее работа целителя постоянно нарастала за последние десять лет, и она уезжала, по меньшей мере, каждый месяц. Калэм был научным сотрудником по химическим исследованиям в лаборатории Корка и ему не приходилось уезжать в командировки, работать допоздна или пропускать выходные. Один раз его компания решила отправить его на деловое задание в Лондон — на второй день там он погиб в автокатастрофе. Морган — могущественная ведьма — целительница — не смогла излечить его или помочь или просто быть со своим мужем, когда он умирал. Теперь она задавалась вопросом, сможет ли что-либо снова стать нормальным, возможно ли, чтобы огромная дыра, оставшаяся в ее жизни, заполнилась.

Она должна быть сильной для Moйры и для своего ковена тоже. Но иногда сидя и плача на полу в душе ей было жаль всем сердцем, что она не подросток дома в Видоуз Вейл и что не может выйти из душа и увидеть свою приемную мать и услышать что всё будет хорошо.

Ее приемные родители, Шон и Мэри Грэйс Роуландс, всё еще жили в Видоус Вэйле. Они были подавлены ее отъездом в Ирландию… особенно после того, как стало ясно, что Морган собирается принять свое наследие кровной ведьмы Белвикета — потомственного клана ее родной матери. А сейчас родители старели. Как долго они еще у нее будут? Морган не была в Америке уже десять месяцев. Ее младшая сестра Мэри Кей вышла замуж два года тому назад и теперь ожидала близнецов, находясь на тридцать четвертой неделе. Морган была бы счастлива быть ближе к сестре в течение этого волнующего времени, быть более вовлеченной в жизни членов ее семьи. Однако они находились там, а она здесь. Это жизнь, которую она сама выбрала.

Ее сенсоры ощутили покалывание, и Морган замерла, сосредотачиваясь. Мойра заходила во двор. Морган наспех вытерла руки кухонным полотенцем и направилась к передней двери. Она открыла ее как раз, когда Мойра подошла к дому, по-швейцарски завела дочь внутрь, тут же быстро запирая за ней дверь на замок. Внезапно всё на улице стало казаться неизвестным и пугающим, непредсказуемым.

«Где ты была?» — спросила она, обнимая Мойру за плечи, убеждаясь, что она была в порядке. «Я так волновалась. Почему ты не позвонила?»

Длинные рыжевато-блондинистые волосы Мойры спутались от ночного ветра, щеки порозовели. Она потирала руки друг о друга и дула на них.

«Прости, мам», — сказала Мойра. «Я совершенно забыла. И я всего лишь была на юге Коба. Обратно доехала на автобусе». В ее карих глазах мелькнул огонек возбуждения, и Морган почувствовала смесь эмоций, исходящих от нее. Мойра высвободилась из объятий Морган и закинула свою школьную сумку на кресло-качалку. «Я прогулялась, чтобы попить чай после школы, и, похоже, потеряла счет времени».