—  Ефросинья!

—  Что. батюшка? — выбежала на окрик девица из комнаты в одной рубахе да босая. Увидев Ивана, пискнула и обратно забежала.

—  Бабы, — прокомментировал Никодим поведение дочери да подпёр рукой подбородок, ожидая, пока Фрося оденется и причешется.

Спустя время девица вошла в комнату, словно лебёдушка вплыла. Мужчины за это время успели ещё чаю с вареньем выпить да о предстоящем покосе поговорить. Неплохо шли дела в деревне: сена зверю домашнему хватало на зиму, урожай овощей и фруктов добротный матушка-природа подарила, да скотина с курами не померла от болезни какой - урожайный год.

—  Звали, папенька? — прошествовала мимо Ивана Фрося, юбкой широкой слегка задев. Обиделась на выпад его вчерашний, что жениться на ней не хочет.

—  Да, Фрося. Вот ведьмак утверждает, что наговор ты совершила на Златку, — смотрит на дочь, ответ ожидая, замер аж - не хочется в доне любимой разочаровываться.

—  Я?! Да как можно?! — всплеснула ручками пухлыми и к груди массивной приложила, показывая искренность своего возмущения подобными предположениями.

—  То есть не накладывала? — поинтересовался ведьмак.

—  Нет, — замахала головой, словно болванчик.

Никодим не вмешивался, со стороны наблюдал за дочерью, лишь вздыхал тяжело.

—  Ну, что же, — встал ведьмак из-за стола. — Раз не ты наложила, значит, искать буду по-другому виновника её сглаза.

—  Да ты объясни, зачем искать-то наложившего. — не выдержал Никодим и в разговор вмешался. За рукав Ваню схватил, обратно на лавку усадить пытается.

—  Так, нет денег у неё на ингредиенты нужные, а их, окромя городской лавки, взять негде. Ехать надобно.

—  Ну и пусть такой ходит. — тихо сказала Фрося, глаза в пол опустив.

—  Не могу я такой её оставить. Обратилась - должен помочь. А раз денег у неё нет, то за испорченную красоту да на лечение надо взять с наложившего тот сглаз. Буду искать по-своему, — вздохнул тяжело, в душе рассчитывая, что не переигрывает с задуманным.

—  Как? — тихонько пискнула Фрося, да взгляд суровый отца поймала. Понял Никодим, что в деле том чёрном без дочери его любимой не обошлось.

—  Так, обращу чары те против наложившего, болезнь на злоумышленника и перейдёт. Придёт ко мне. как миленькая, виновница-злодейка, я с неё золотые и возьму.

—  Запрещено же ритуалы людям вредящие проводить, — возмутился было Староста, да на суму, что запахи странные источала, по-новому взглянул - понял -вещички там колдовские лежат.

—  Так запрещено это, ежели я специально бы на кого наложил, злое замышляя, а я ведь в лечебных целях. Должен же я денег найти, да исцелить Злату? — увидел взгляд старосты на суму свою да погладил её, привлекая внимание ещё и Фроси.

—  Угу, — кивнул Никодим, соглашаясь, сам не понимая с чем.

—  Но вторую же ты попортишь. — вдруг уловил смысл слов ведьмака.

—  Так она-то не думала, что портит, когда наговор наводила. Что же я её жалеть должен. Вот пусть почувствует, каково это, когда боязно насмешку или шепоток в спину получить, да зеркало стороной обходить надобно, дабы не расстраиваться лишний раз. Я, так сказать, ещё и в поучительных целях - поймёт злоумышленница, что натворила и впредь ей наука будет.

—  А в суме-то у тебя чего? — вдруг спросил Никодим, завидев, как Ваня по ней демонстративно похлопал. Тяжёлая на вид сума, увесистая.

Ваня уже стоя на пороге дома, резко развернулся к отцу с дочерью. Оба смотрели и словно дышать боялись.

—  Так, я так и понял, что не найду виновника сразу, и вот на кладбище иду, ритуал вершить. Всё сразу и прихватил, зачем несколько раз ходить да время терять.

—  На кладбище... — охнула Ефросинья, хватаясь пухлой ладошкой за сердце, да резко в ноги отцу кинулась.

—  Папенька, умоляю, дай золотые на снадобье Златке! — крикнула да за ноги отцовские схватилась. Не хотелось ей свою кожу гладкую на рубцы да струпья сменить. Горькие слезы вперемешку с рыданиями и всхлипами вырывались из девы словно ураган. — Не хочу-у-у ритуа-а-ал...

—  Так, всё же ты? — тяжело осел на лавку, наблюдая за стенаниями любимой дочки.

В ответ Фрося лишь всхлипнула.

—  Дура! — вдруг вскочил Никодим и дочери, поднявшейся на окрик родительский, смачную оплеуху залепил. — Дура! Кто же тебя надоумил на то?! — громко кричал отец.

—  Что случилось? — вбежала в дом хозяйка и, увидев дитя своё заплаканное, кинулась поднимать её. — Фросюшка, донечка, что с тобой? — обняла да по голове гладит.

—  Я думаю. Аннушка, без тебя не обошлось! Ты по молодости с ведьмой в одной деревне жила да, помню, рассказывала, как по глупости за ритуалами сквозь оконце подсматривала.

И супружница тоже удостоилась оплеухи звонкой. Теперь в доме рыдали навзрыд две бабы. Ваня тихонько стоял в стороне, ожидая, пока гнев главы семейства стихнет, и он станет рассуждать здраво. Ликовал в душе ведьмак: затеянный спектакль удался, и Фрося призналась, а вещички странные, что в суме лежали, вовсе не для ритуала, а для устрашения старосты и дочери. Не прогадал Ваня: побоялись да рассказали всё.

—  Ой, глупые... — протянул отец семейства да за волосы свои схватился.

—  Златка сама виновата! — вдруг прекратила рыдать Фрося, да встала, ладошку пухлую на пояс прикладывая. Разрумянилась, глаза покраснели, нос опух, а на щеке алел след от тяжёлой отцовской руки.

—  Сама?! — снова вскричал отец, — Сама! Да ты, дура глупая, себя под наказание подводишь. Я должон прилюдно тебя, на площади осудить, да выговорить, посрамить за дела твои злостные.

—  Но она... — всхлипнула Фрося. Никак не хотела вину признать, отговориться пыталась, обелить себя в глазах отцовских.

—  Ну что она?! Что?! — гаркнул отец.

—  Она жениха у меня увела, тощая скромница! Вот! — косу назад откинула и, подбоченившись, стойку боевую заняла, демонстрируя, что это очень весомый аргумент.

—  Какого жениха? Не помню, чтобы кто-то сватался. — прищурился Никодим.

—  Сын кузнеца! Он и не успел посвататься: Златка его приворожила к себе, и он к ней ушёл. Не ко мне, Старостиной дочке! А к ней, сиротинке нашей деревенской, — столько яда в словах, что гляди с языка закапает да деревянный пол разъест.

Никодим посмотрел на ведьмака: мол, тоже обвинение в сторону Златки - надо разобраться - не пристало мужиков уводить.

—  Нет на ней помыслов и деяний чёрных, не привораживала она парня. А вот тебя. Фрося, глянуть бы надобно,

—  приблизился к Фросе, на что та от него шарахнулась в сторону, вместе с матушкой, да в угол забились обе, тихо подвывая «не буду больше».

—  Ой, дуры-ы, — вновь схватился за волосы староста. Поднял на ведьмака глаза усталые. Серьёзное вменяют дочери да супружнице. — Ваня, ты уж не возвращай на дур этих наговор, дам денег я на средства для Златки, только никому не говори. Хотя-я-я... — посмотрел на родных. Женщины под его взглядом сжались, стараясь слиться с дверью, под которой сидели. Была бы их воля, сразу бы в комнату сбежали, — надо проучить, да жалко их.

Полученные деньги грели карман: количества монет, что староста отсыпал за молчание да на лечение Златки, хватит и на ингредиенты для зелья, и на ремонт цепочки, да ещё и останется. Подошёл Ваня к крыльцу дома своего и лицо к небу поднял, блаженствуя. Прищурился, закрывая глаза от яркого солнца, да ласковому ветру щёки подставляя - хорошо-то как!

В город собрался быстро - решил за день управиться. Если не останавливаться да не задерживаться нигде, то можно за сутки туда-обратно обернуться. В дорогу провожать пришла его Злата: принесла хлеба буханку да овощей в мешок холщовый насыпала.

Предусмотрительный ведьмак амулет заветный в пояс штанов широких зашил, а цепочку в карман припрятал. Лошадку свою он ещё в первый же день пастуху местному за медяки продал, так что пришлось снова к старосте идти - просить, нет, требовать быстроногую красавицу, что на заднем дворе стоит в стойле.