Стоявшие на улице обитатели Рамеш-нагара, перебрасываясь короткими репликами, с любопытством наблюдали за происходящим. Они видели знакомые лица, потому что женщины из поселка наводили у них чистоту, а мужчины красили и белили их дома. Многих из тех, кто стоял вдоль тротуара, Басанти знала в лицо с давних пор, но сейчас глаза ее искали только одного человека — тетушку Шьяму. Басанти почему-то была уверена, что тетушка Шьяма находится здесь. Она пересекла улицу и направилась к коттеджам.
— Что делать! Закон есть закон! — донесся до нее голос господина Ахуджи из коттеджа номер четыре. — Я и Мульраджу не раз говорил об этом. «Ты, Мульрадж, не строй кирпичный дом, — говорил я. — Возводить такие постройки — незаконно».
— Незаконно не только это, незаконным является уже сам факт поселения на земле, принадлежащей государству. Да и на постройку своих жилищ они не потратили ни пайсы[11].
Все, что происходило на их глазах, каждый комментировал по-своему, не обращая никакого внимания на девушку, неслышно скользившую за их спинами, а Басанти все шла, не теряя надежды увидеть тетушку Шьяму, однако той нигде не было, и Басанти пришлось повернуть назад.
Когда она пересекла улицу, первым человеком, который попался ей на глаза, был хромой портной, одетый в роскошный красный с желтым наряд, с огромным тюрбаном на голове. Веки портного были густо подведены сурьмой. Вид у него был такой забавный, что Басанти стало смешно, и, остановившись прямо перед ним, она беззвучно засмеялась, зажав ладошкой рот. Она еще не знала, что портной Булакирам — ее жених и что вырядился он так для свадебной церемонии. Она и не подозревала, что, если бы снос поселка начался хотя бы на час позже, тащить бы ей сейчас бидоны и узлы из мастерской портного… Сначала он не узнал девушку, но, когда, насмеявшись вдоволь, она отвела руку, лицо портного осветилось улыбкой.
— Басанти! — воскликнул он. — Басанти, рани[12] моя! — И протянул к ней руки.
Однако не успел он и глазом моргнуть, как девушка ускользнула и тут же растворилась в толпе.
— Басанти! Подожди! Басанти, рани моя! — И, тяжело припадая на правую ногу, стуча по земле палкой, портной ринулся за нею.
Убежав от старого хромуши портного, Басанти ловко лавировала между стоявшими грузовиками. И вдруг она снова увидела отца: стараясь удержать под мышкой выскальзывающий узел, он бежал по улице. Отстав на несколько шагов, следом за ним семенила мать. Тюрбан на голове отца развязался, и конец его волочился по земле. Мокрая от пота рубаха прилипла к спине. Кофта на матери была расстегнута. Взгромоздив на голову бидон и узел, мать, обливаясь потом, едва поспевала за отцом. Лицо у нее было бледно-желтое, как у покойника. И Басанти стало жалко родителей: в царившей вокруг сумятице и неразберихе они казались такими беспомощными и никому не нужными. И в душе у нее поднялась вдруг волна нежности; не раздумывая, она бросилась к ним.
— Что же вы так долго? — закричала она с укором. — Все машины уже загружены. Остался только один грузовик, он там — позади. Я сама видела.
— Ты где носишься, дрянь такая?! — повернулся к ней отец. — Тут Раму отстал, а она разгуливает! Ступай и найди мальчонку! — И, отвернувшись от дочери, Чаудхри стал заглядывать в кузовы машин, отыскивая, куда бы пристроить свои вещи.
Едва Басанти отошла от грузовика, чтобы идти на поиски брата, как он сам возник перед нею: не выпуская из рук керосиновую лампу, Раму, оказывается, давно уже разыскивал родителей.
И здесь началось то же, что происходило в других местах. Кулаками и локтями прокладывая путь через толпу, Чаудхри добрался до свободного грузовика. Растолкав людей, он ухватился за борт и, поставив ногу на колесо, попытался влезть в кузов, но нога сорвалась, и он чуть не свалился. Басанти замерла от страха и, размахивая руками, рванулась, чтобы помочь отцу.
Наконец один узел был заброшен в кузов, однако с остальным произошла заминка. В следующий же миг Басанти стояла на подножке машины и кидала в кузов вещи своей семьи, которые подавала ей мать. И вдруг грузовик тронулся, стоявшие внизу люди закричали. Басанти спрыгнула с подножки. Отец был в кузове, а мать осталась посреди улицы. От страха она завопила и стала бить себя кулаками в грудь.
— Раму! Где Раму?! — что есть мочи кричал отец. — А ты что разинула рот, негодница? Скорей подавай мне брата!
Кто-то из стоявших рядом подхватил Раму и протянул его перегнувшемуся через борт Чаудхри. Мать бежала за грузовиком.
— Стой! Да стой ты! — крикнул Чаудхри.
Ко всеобщему удивлению, грузовик остановился, и женщину с трудом втащили в кузов. Грузовик снова тронулся, набрал скорость и скрылся вдали. В общей сумятице и спешке о Басанти просто забыли. Сердце у нее готово было разорваться от обиды и боли. Удивленно смотрела она вслед машине, увозившей родителей и брата, и к горлу ее подступил комок. «Раму взяли, а меня бросили», — мелькнуло у нее, но, упрямо тряхнув головой, она тут же отогнала от себя эту мысль. Разве трудно ей было взобраться в кузов? Сначала ногу на колесо, потом — на скобу и через борт в кузов. Все очень просто. А вот ждала, когда позовут!
Басанти постояла немного в нерешительности, потом пересекла улицу и направилась к белым коттеджам Рамеш-нагара.
Глава 2
— Спускайся, Басанти, только осторожней. Сорвешься — костей не соберешь. Спускайся!
— Ничего не случится, тетя! — Басанти сидела на толстой ветке мангового дерева, свесив ноги, болтала ими в воздухе и ела недозрелый плод.
— Вам нарвать, тетя? — прожевав, спросила она и, ухватившись за сук, полезла выше.
— Ничего мне не надо. Спускайся вниз. Да спускайся же ты наконец!
Но Басанти с проворством ящерицы стала взбираться еще выше.
— На верхних ветках плоды крупнее. Два я специально для вас сорву, а один съем сама. Ладно, тетя? — И Басанти звонко рассмеялась.
Тонкая веточка под ногой у нее хрустнула, и она едва не полетела вниз, но, вовремя ухватившись за толстый сук, повисла на руках.
— Ты видишь? Я же говорила! Спускайся сейчас же! Слышишь?
Но Басанти уже весело смеялась.
— Ничего со мной не случится, тетя! — И подтянувшись, она вскарабкалась еще выше. — Как жалко, — донеслось сверху. — Все птицы поклевали! А такие крупные были плоды!.. Уж эти попугаи! Но один поклеван чуть-чуть. Вы не побрезгуете, тетя? — спросила Басанти со смехом.
— Слезай, говорю тебе! Не нужны мне никакие плоды!
— Если плод поклевала ворона, то его есть нельзя, а после попугая можно… Правда ведь, тетя?
— С тобой мне даже причесаться некогда. Спускайся сейчас же, еще раз говорю тебе!
— Ловите, тетя! — донеслось из густых зеленых зарослей сверху, и, сбивая на лету листья, на землю шлепнулся крупный плод манго.
— Хватит, хватит, больше не надо… Слезай.
— Сейчас слезаю, тетя… Если не хотите, то больше рвать не буду. А сама наемся и тут. — И Басанти опять звонко рассмеялась.
Немного погодя Басанти действительно стала спускаться, но вместо того чтобы спрыгнуть на землю, она прямо с ветки ступила на перила балкона и, словно канатоходец, балансируя обеими руками, прошлась с одного конца балкона на другой.
От страха у Шьямы даже дух перехватило, и, закрыв глаза, она бессильно опустилась в плетеное кресло, стоявшее рядом. Казалось, еще миг — и Басанти полетит вниз, переломает руки-ноги, разобьет голову… Свалилось же на нее такое несчастье! Шьяма хотела накричать на Басанти, но слова застряли у нее в горле, и, молитвенно сложив руки, она стала просить всевышнего о спасении неразумного дитяти.
А Басанти, осторожно переставляя ноги по перилам, продвигалась вперед. Направо — балкон, спрыгнуть туда легче легкого, хуже, если потеряет равновесие и свалится налево: высота — пятнадцать футов, а внизу — вымощенный камнем двор. При одной лишь мысли об этом сердце замирает. Как же быть?