Полюшка быстро подошла к лежащей в объятиях Жерара Эльзе, и влила в ее приоткрытый рот какую-то жидкость из пузырька, вынутого из кармана.

— Я знала, что вы натворите дел без меня. Вот и выехала вслед за вами.

— Она выживет? — Тихо спросила Кана, семенившая все это время за Полюшкой.

— Если бы противоядие попало в ее организм раньше, я бы гарантировала ее скорейшее выздоровление. Но учитывая, что доза яда была предназначена для мужского организма, а она женщина, и я появилась с некоторым опозданием, шансов у нее шестьдесят на сорок не в ее пользу. — Холодный и безразличный голос целительницы прорезал помещение подобно стали.

Тишина, последовавшая за ее словами, была недолгой. Люси зарыдала, срываясь на крик:

— Это все ты виновата! — Крикнула она, обращаясь к Кане, — ты, и твой дурацкий план! Ты всегда думала лишь о себе! Чертова строптивая эгоистка! — Люси хотела было кинуться к Альбероне, крикнуть ей в лицо что-то еще, но ее отдернул Нацу, прижав к своей груди и обняв. У Люси началась истерика. Она не слышала каких-то ласковых и успокаивающих слов, которые Нацу нашептывал ей на ухо, слезы, боль, страх и злость разрывали ее изнутри. Она не могла успокоиться.

— Драгнил, что ты стоишь, как истукан?! Уведи ее отсюда! Мира, проводи его до комнаты Люси. — Повысила голос Полюшка, — Жерар, отнеси Эльзу в свою комнату и укрой ее потеплее, Венди, приготовь успокоительного и отнеси его Нацу. Гажил и Леви присмотрите за Эльзой, как только Жерар покинет комнату. Кана, как только Жерар уложит и укроет Эльзу, уведи его из комнаты и объясни в красках свой план, и только попробуй что-то утаить. Лексас, проследи за этим. Все остальные — разбрелись по своим комнатам и чтоб не высовываться! — Громко воскликнула Полюшка. Ее никто не осмелился ослушаться, все тут же разбежались. — Макаров, надо поговорить, — уже спокойнее сказала она и направилась в сторону кабинета мастера. Тот, вздохнув, пошел за ней.

Глава 20. «Все тайное рано или поздно становится явным»

Пронзительный взгляд необычных малиновых глаз буквально прожигал Макарова насквозь, а пауза, повисшая с тех самых пор, как они вошли в кабинет, так и не была нарушена. Как бы пожилой мужчина не пытался начать разговор, он не знал, с чего. Слишком много всего произошло за сегодняшний день. И вновь его посетила мысль о бедной девочке, которая сейчас находилась на грани жизни и смерти, да даже скорее на грани смерти. Ведь в процентном соотношении ее шанс выжить ровнялся сорока. Всего сорок процентов. Это даже меньше пятидесяти.

Эльза. Ну как? Как она могла?

А ведь это все его вина. Нет, вовсе не Каны, которая, собственно, и предложила весь этот сомнительным план. А он, дурак, согласился. Да кто дал ему право распоряжаться человеческой жизнью? Какая разница, кто бы отравился? Жерар, или Эльза, это не важно. Важно то, что по его вине один из них так или иначе сейчас находился бы в тяжелом состоянии. Да, именно по его вине. Он ведь старше, а значит ответственность за деятельность своих, можно сказать, воспитанников, лежит именно на нем. И как он только мог согласиться с Каной? А ведь план казался безобидным. Относительно, конечно, но все же. Была надежда, что Жерар согласится на их условия хранить молчание, и его бы спасли. Но, кажется, Кана поменяла планы, не посоветовавшись с кем-либо. Она просто взяла более сильный яд, посчитав, что так будет лучше. А он не предусмотрел. Стало быть, вина за то, что сейчас бедная Эльза борется за жизнь, лежит на нем.

— Может, хватит молчать? Что вы устроили? Яд, коим отравилась Эльза, ведь был моего приготовления, так? А ведь ты обещал не использовать мои яды и мази во вред людям. Так что же произошло? — Властный голос Полюшки эхом распространился по кабинету. Макаров вздрогнул и, несколько замявшись, начал с самого начала…

Эльза не выдержала. Находясь под водой, она понимала, что не может вдохнуть — ведь это будет для нее концом, но не выдержав давления, повинуясь инстинктам, она сделала глубокий вдох. Вот только вместо воздуха, в легкие хлынула вода. Стало невыносимо больно, хотелось кричать, но даже этого она не могла себе позволить. Легкие буквально разрывала изнутри. Еще два вдоха, и они действительно разорвутся, и она умрет. Хотя, она уже была одной ногой в могиле. Эльза добровольно шагнула туда, когда сделала вдох.

Сознание помутилось. Она уже не могла мыслить трезво. Эльза не понимала, что происходит. Она как будто впала в какой-то транс, сон, если можно так выразиться, вот только неистовая боль не желала утихать, не давая тем самым полностью забыться. Полностью предаться забвению.

Внезапно какие-то нечеткие видения стали проноситься ворохом в сознание Эльзы, помещая ее туда. Это немного приглушило боль, будто отодвинуло ее на второй план. Эльзу будто бы подхватил этот самый поток мысли и унес ее сознание куда-то далеко-далеко, подальше от бренного тела и от этой жуткой боли, разрывающей легкие.

— Меня зовут Люси, а ты Эльза, да? — Спросила златоволосая девочка с доброй улыбкой и добрыми, большими карими глазами, отдающими теплом, внимательно смотрела на застенчивую, слегка покрасневшую, девочку лет пяти с необычным цветом волос.

Та лишь неуверенно кивнула, на что девочка, назвавшаяся Люси, по-доброму засмеялась.

— Давай дружить? — Спросила она, протягивая Эльзе руку. Эльза, обратив взор своих карих глаз на Люси, неуверенно протянула той свою руку. В тот же момент крепкая детская ладошка Люси ухватилась за Эльзу.

Две четырнадцатилетние девочки сидели на разложенном диване, увлеченно о чем-то беседуя.

— Железная бой-баба? Он так сказал? Ух, ты, меня еще так не называли. Нужно запомнить. — Усмехнулась рыжеволосая девочка в пижамном костюме, состоявшем из шорт и майки. Ее рыжие волосы едва касались лопаток, еле-еле закрывая ключицы. Зимой Эльза спонтанно решила обрезать волосы коротко. Причем, сама.

— Эльза, тут нечему веселиться! Ты ведь действительно ведешь себя как… как…, в общем так, как он сказал. — Укоризненно говорила Люси.

— А мне нравится, — усмехнулась Эльза. — Быть железной бой-бабой классно!

— Эльза, — вдохнула Люси, — ты совершенно не женственная. Так же нельзя. Ты очень красивая, но твои бойцовские, назовем этот так, замашки и отвратительная одежда создают совершенно другое впечатление. Этот парень сказал, что ему нравится мои глаза, потому что они цвета молочного шоколада. Я понимала, что это лишь развод на секс, или, на что он там пытался меня развести, но когда я спросила у него, какой шоколад нравится конкретно ему, он ответил, что горький, темный. А это цвет твоих глаз.

— И что? — Флегматично спросила Эльза.

— А то, что ему могла бы понравиться ты, будь ты чуть женственнее. Вот зачем ты обрезала свои длинные красивые волосы? Причем, не в парикмахерской, а сама?

— Они мне надоели. Вечно болтаются, в глаза лезут, магнитятся.

— Это от того, что ты за ними не ухаживаешь.

— Люси, ты же знаешь, что мне это все не нужно. Давай, ты у нас будешь красавицей, а я чудовищем, зато верным, и добрым к тебе? Мм?

— Эх, Эльза.

— Да брось. И потом, брехня это все, что он тебе про глаза наплел. Все парни пялятся на губы и на сиськи!

— Эльза! Ну вот опять твои пацанские замашки!

— Ой, да ладно. Меня не переделать, Люси. Что поделать, если твоя подруга такая вот? — Риторический вопрос, заданный Эльзой, прекратил разговор на данную тему. Люси лишь тихонько вздохнула, и перевела тему.

— Ну вот, смотри, какая красавица смотрит на тебя в зеркале! — Гордо воскликнула Люси, поправляя прическу подруги. И правда, за три с половиной часа Люси успела превратить свою подругу из «железного гадкого утенка» в красавицу. Завитые алые волосы были уложены в красивый хвост на боку, что струился по груди и талии, доходя до тазовых костей. Волосы в хвост были затянуты специально не туго, чтобы создать впечатление воздушности и объема волос. Хвост падал на левое плечо, и левая сторона прически была увенчана цветком. Искусственная белая лилия. Это, на взгляд Люси, придало образу романтизма и нежности. А челка была уложена на левый глаз, что придавало образу Эльзы некой оригинальности, ведь она всегда носила челку на правом глазу.