— Есть! — Савин по-военному четко развернулся и вышел из кабинета. А Хозяин уже забыл о прошедшем разговоре. Целиком и полностью, погруженный мыслями о доме, тепле и уюте. На отдых бы…
Савин выехал из Кремля на своем «мерседесе» и поехал к на Воробьевы горы к смотровым площадкам. По привычке проверил нет ли за ним хвоста, свернул в пару подворотен, и только когда убедился, что слежки за ним нет, то вышел из машины на смотрове площадки.
Город уже осыпался океаном ярких огоньков, напоминая гирлянду, светился в темноте неоновым цветом выввесок торговых центров, квартир и клубов. По проспектам нескончаемым потоком шли машины, где-то выла сирена. То там, то здесь слышались голоса людей. Москва никогда не спит… На Воробьевых народа было не очень много. Несколько загулявших парочек спешили домой, опасаясь встретить ночных хулиганов, дворник-узбек сметал грязный снег в кучи и что-то нервно лепетал по-своему, кутаясь в легенький тулупчик. Савин, глядя на него поднял воротник пальто и тоже, вроде как, утеплился.
Со стороны университета подъехала «Ауди». Остановилась у подножья площадки и гневно пипикнула клаксоном. начальник службы внешней разведки обернулся. Точно… Она… именно ее он ждал уже минут двадцать. Спустился вниз. Аккуратно постучался в тонированное окно. Стекло послушно отъехало.
— Ну как, Алексей Васильевич? — нетерпеливо раздался голос из салона.
— Андрюх не май месяц на дворе, — раздраженно бросил Савин, — может в машину-то впустишь погреться?
— Открывай! Садись! Рад буду поболтать с бывшим однополчанином… Тем более если у него хорошие новости.
— Новости есть, даже очень хорошие, — генерал залез в машину и обнялся по-дружески крепко с Андреем Горбенко, — ну здравствуй, майор!
— Здорово, товарищ капитан, — улыбнулся начальник службы безопасности «Интеркрайт», — Так что там какие новости? — нетерпеливо заерзал он на водительском сидении, — узнал что-то про Сашу?
— Я тебе больше скажу, — загадачно улыбнулся Савин.
— Не томи, генерал! Будешь своих секретарш томить после рабочего дня… Давай скорее. у меня не так много времени.
— Короче, покопался я в архивах. Вот копия приговора суда… Там адрес колонии, ну и всякая другая ересь. Почитай, Андрюха, довольно увлекательное чтиво, скажу я тебе, Агата Кристи отдыхает. А вот чистый бланк, — он подал Горбенко не заполненный лист бумаги, украшенный гербовыми печатями, — это амнистия твоему другу, если успеешь до вторника, то сможешь забрать его. Как раз зэков освобождают под выборы. Так что твое счастье. Ну а, поговрил я с Хозяином… Ты знаешь есть такое впечатление, что это что-то личное. Посадил его он! При помощи Миши конечно… Да и национализация прошло удивительно быстро. И все же я думаю, что там замешены частные интересы Папы. Видел бы ты как он напрягся, когда я завел разговор про «Интеркрайт». Но все-таки разрешил копать… Он то не знает, что я уже все нарыл за месяц беспрерывной работы. если честно, то хочешь мое мнение?
— Конечно… — пробормотал Горбенко, завороженно рассматривая бланк. сейчас в этой бумажке заключалась свобода его лучшего друга.
— Мне кажется, что Харламов зарвался, как в свое время Дорковский. Папа решил его наказать и устроить порку прилюдно. Вот и все. Но все равно, вам пока лучше с ним в Москве не появляться. Свози его куда-нибудь на годик другой в Европы. Просто представляешь, какая поднимется шумиха, если журналюги узнают, что великий и ужасный Харламов на свободе! Вот и я о том-то… Ему сейчас покой нужен. После двух лет отсидки. Ну я поехал. Дома тоже семья. Наверно с ума все сходят.
— Спасибо, Леш… — растерянно и несколько ошарашенно проговорил Горбенко.
— Не за что. Только постарайтесь больше в столь громкие скандалы не влипать.
ГЛАВА 3
На работу вставать всегда трудно только в одном случае, если эта самая работа тебе не нравится. А если ты любишь то что ты делаешь, то и встаешь, даже рано утром, после бессоной ночи с ангельской улыбкой. Потому что знаешь, что будешь заниматься делом, которое тебе по душе. Вот и Горбенко встал задолго до того, как на улице засеребрились первые нерешительные сумерки. Прошелся по комнате, стараясь не разбудить Варвару, которой до школы можно было нежиться в постели еще час. Позвонил на работу и предупредил, что уходит на больничный. «Интекрайт» превратился теперь в обычное государственное учереждение, и просто так, туда не явиться к планерке было нельзя. Потом сделал небольшой комплекс оздоровительных упражнений, принял душ, и почувствовал, что фраза, заново родился, именно про него. Заварил чашку крепкого кофе и добавил ложечку коньяка. Это все что он себе позволял из спиртного последнее время. Уселся на диван с газетой.
Но мечтам о мирном и спокойном рассвете сбыться не удалось. Едва была прочитана первая страница «Биржевого Вестника», как в дверь настойчиво затрезвонили. Нагло и двоольно настойчиво, как будто знали, что хозяин квартиры уже проснулся и только и ждет как в пять утра с кем-нибудь поболтать.
Ругнувшись, Андрей прошел к сейфу, взял оттуда, на всякий случай, свой наградной пистолет и прошел к двери. Аккуратно, чтобы это было незаметно поглядел в глазок, и лицо его, до того вполне вполне добродушное, резко изменилось. На пороге стояла женщина лет тридцати, крашеная брюнетка (уж Горбенко знал какие у нее на самом деле родные волосы), губки бантиком, бровки домиком, макияж нанесен вызывающе, но не пошло… Мельник Марина Анатольевна, в далеком прошлом его подруга, одноклассница и жена лучшего друга. Интересно, что Горбенко никогда, даже в пору полового созревания, когда каждый объект женского пола кажется верхом сексуальности, никогда к ней ничего не испытывал. Смазливое личико, аккуратные формы, миниатюрная… Но нет… Может потому что она нравилась Сашке, а может потому что была с восьмого класса с парнями из старшего звена. Черт его знает. Но не лежала к ней душа и все остальное. Теперь, увидев ее, единственную виновницу всех бед «Интеркрайта» оставшуюся в живых, он вдруг испытал резкую, острую до рези в сердце неприязнь к этому человеку. Ненависть… Можно было бы конечно и не открывать дверь. Позвонила б, позвонила и ушла восвояси, но, во-первых, она могла разбудить Варьку, а, во-вторых, необходимо было понять, чего она добивается своим приездом в Россию. Андрей искренне сомневался, что спустя столько времени, Мельник неожиданно воспылала любовью к своей дочери, а значит ей что-то надо, что-то она задумала…
Вздохнув, Горбенко убрал пистолет за пояс и открыл дверь.
— Приветик! — Маринка улыбнулась и попыталась шагнуть в дом, но Горбенко, как бы невзначай перегородил ей дорогу. — А ты все такой же хам, Андрей Григорьевич… — разочарованно протянула она, избавившись, наконец, от маски радости встречи.
— И тебе здравствуй. Что нужно? — Андрей решил все грубости надменно пропускать мимо ушей.
— Вообще-то у тебя живет моя дочь, — заметила Мельник, наклонив к плечу свою хитрую голову, от чего глаза неожиданно приобрели блеск, а улыбка стала какой-то завлекающей. Андрей прикрыл глаза, чтобы отогнать наваждение.
— Вообще-то кое-кто написал отказ в мою пользу…
— Я была глупа, Андрюшечка, — протянула Марина грустным голосом, — только со временем понимаешь всю радость материнства. Наступил такой момент, когда я уже просто не могла находится так далеко от своей девочки. Вот и решила приехать в гости… Проведать… Ведь, только подумай, какое это счастье находится рядом постоянно со своим ребенком. Наблюдать как он растет, становится старше… Это наверно самое лучшее, что у матери есть в жизни!
— Если бы говорила эти слова не ты, а какая-нибудь другая женщина, Марин, я бы не задумываясь в них поверил, — съязвил Горбенко, — на самом дел, тебе плевать на всех. Тогда возникает вопрос, что тебе нужно?
— Может впустишь? Или наш разговор станет достоянием всех соседей на лестничной клетке?
Горбенко усилием воли отстранился от двери, пропуская Мельник внутрь.