Имея в своем активе таких пламенных пропагандистов нашей грядущей победы, таких поборников социалистического гуманизма, питающих жгучую ненависть к фашизму, нам, журналистам, оставалось только как можно чаще привлекать их в качестве авторов на страницы газет. И мы широко использовали эту возможность и, надо сказать, никогда не получали отказа. Все, к кому мы обращались, расценивали выступление в печати как важнейшее и первоочередное дело, как исполнение гражданского и патриотического долга.
Ленинградцы тогда еще не подозревали, какую участь уготовил им кровавый маньяк Гитлер в случае захвата города. 8 июля на совещании в ставке он выкладывал давно выношенный план уничтожения двух ненавистных ему цитаделей социалистической революции. Начальник генерального штаба сухопутных войск генерал Гальдер так застенографировал эти людоедские откровения в своем «Военном дневнике»: «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которое в противном случае мы потом будем вынуждены кормить в течение зимы. Задачу уничтожения этих городов должна выполнить авиация. Для этого не следует использовать танки. Это будет «народное бедствие, которое лишит центров не только большевизм, но и московитов (русских) вообще».
Что может быть более чудовищным — одним росчерком пера обречь на мучительную смерть восемь миллионов человек!
ФРОНТ ПРИБЛИЖАЕТСЯ
Первым ответом ленинградских рабочих на фашистскую угрозу было создание многотысячного народного ополчения. К 8 июля были полностью укомплектованы, переведены на казарменное положение и оснащены три стрелковые дивизии. Одновременно образованы Военный совет, штаб и политотдел Ленинградской армии народного ополчения (ЛАНО). С 6 июля стала издаваться еще одна городская ежедневная газета «На защиту Ленинграда» — для ополченцев. Редактором ее был назначен партийный работник Н. Д. Коновалов. Здесь работали главным образом газетчики старшего поколения — ополченцы из «Ленинградской правды» и «Вечернего Ленинграда», в том числе такие «зубры», как С. Кара, С. Езерский, С. Полесьев, В. Карп, С. Бойцов и другие.
Забегая вперед, скажу: ЛАНО не довелось участвовать в боевых операциях как войсковому объединению. Жизнь показала, что в этом не было необходимости. Ее функции свелись к комплектованию, вооружению и боевой подготовке добровольческих дивизий и частей. По мере готовности их отправляли на фронт.
Штаб армии народного ополчения провел большую работу: за какие-нибудь три месяца было сформировано десять стрелковых дивизий по 10–12 тысяч человек в каждой и 14 артиллерийско-пулеметных батальонов, в которых насчитывалось по тысяче бойцов. Кроме того, было направлено в тыл врага 7 полков и 67 отрядов партизан, создано 90 истребительных и 79 рабочих батальонов на случай боев в самом городе. Когда резервы были исчерпаны, штаб прекратил свою деятельность.
Создание армии народного ополчения доставило много хлопот ленинградской общественности. Двухсоттысячное войско добровольцев нужно было обмундировать и вооружить. Эта обязанность была возложена на районные партийные и советские органы. Особенно большие затруднения возникли с вооружением бойцов. Пришлось изыскивать резервы. На складах обнаружили тысячи ружейных стволов. К ним тут же приделали деревянные ложи. Собрали со всего города и вернули в строй учебные винтовки, заделав предохранительные отверстия.
На производство оружия и боеприпасов были переключены многие ленинградские предприятия. Для борьбы с танками несколько миллионов бутылок наполнили горючей жидкостью. Рецепт смеси был разработан учеными Института прикладной химии. Изготовляли ее не только в самом институте, но и на химических заводах, в учебных лабораториях.
Ядро народного ополчения составляли 38 тысяч коммунистов и комсомольцев. Многие из них были выдвинуты на политическую работу в своих частях и подразделениях. Руководящие работники обкома, горкома и райкомов партии, секретари парткомов стали комиссарами и политруками. Со многими из них я был знаком по работе в Петроградском районе, встречался на районных и городских партконференциях.
Из комсомольского актива в армию и ополчение ушел почти весь мужской состав — многие секретари и работники райкомов и горкома, руководители заводских организаций. Взамен их были избраны девушки. Во 2-ю и 3-ю гвардейскую дивизии народного ополчения помощниками начальников политотделов по комсомольской работе назначены мои друзья — первые секретари Московского и Петроградского райкомов А. Тихвинский и Г. Шатунов.
Саша Тихвинский работал инструктором в отделе пропаганды горкома, когда я возглавлял его. Он всегда дотошно, со знанием дела готовил вопросы на обсуждение бюро и секретариата. Любил выступать с политическими докладахми и лекциями. Поэтому мы в горкоме восприняли как должное, когда активисты Московского района избрали его первым секретарем районного комитета, где он прежде заведовал отделом.
Георгия Шатунова выдвинули на работу секретарем Петроградского райкома комсомола, когда он еще не закончил электротехнический институт. Долговязый, чуть угловатый парень был заводилой не только в комсомольском комитете, но и на спортивных соревнованиях, молодежных вечерах. Его ценили за прямоту и остроту в суждениях. Отец его был известным в Новгороде врачом и видным общественным деятелем, депутатом Верховного Совета Российской Федерации.
Александр Тихвинский и Георгий Шатунов отличились и в боевой обстановке, показали себя не только умелыми политработниками, но и храбрыми воинами. Тихвинского через несколько месяцев по просьбе горкома ВЛКСМ вернули на комсомольскую работу в город, избрали первым секретарем Красногвардейского райкома. А после войны он продолжал совершенствоваться в области пропаганды и одно время был заместителем председателя Ленинградского отделения общества «Знание». Георгий Шатунов остался на политической работе в армии. В пятидесятых годах он был назначен помощником начальника Политуправления Вооруженных Сил СССР по комсомольской работе и избран членом бюро ЦК ВЛКСМ. Службу в Советской Армии Г. П. Шатунов закончил в звании генерал-майора.
Ополчение явилось хорошей политической школой для многих тысяч бойцов, командиров и политработников.
Уже к середине июля первые две дивизии народного ополчения — Кировская и Московская — вступили в сражение с врагом на территории Ленинградской области. Этому предшествовали бурно развивавшиеся события на фронте — на дальних подступах к Ленинграду. 4 июля противник захватил Ригу, 7-го линия фронта проходила уже западнее Пскова, а 9-го был оккупирован этот древний русский город, который военные специалисты характеризовали как порог Ленинграда.
Настала пора и для Ленинградского фронта — он тогда еще назывался Северным — принять на себя удар врага. Заняв к 9 июля созданный ленинградскими трудармейцами Лужский рубеж, протянувшийся между озером Ильмень и Финским заливом, войска фронта приготовились дать отпор противнику. Вскоре фронту была подчинена 8-я армия, действовавшая на территории Эстонии. Теперь все войска, оборонявшие Ленинград, были объединены в единое целое.
После короткой передышки гитлеровцы 10 июля возобновили наступление с рубежа рек Великая и Череха на Лугу и Новгород. Мне эти места хорошо знакомы. Летом 1929 года наша «рота-вуз», составленная из первокурсников Политехнического института, проходила здесь боевую подготовку в красноармейских лагерях. Теперь здесь развернулось грандиозное сражение. Места тут открытые — удобные для наступления танковых соединений. Нашим войскам приходится туго: противник превосходит их по пехоте почти в два с половиной раза, по орудиям — в четыре, по минометам — почти в шесть раз. Вражеская авиация господствует в небе: на десять фашистских самолетов приходится только один наш. И тем не менее советские части оказывают упорное сопротивление. 12 июля наши войска первой линии отошли к реке Плюссе, где вместе с авангардами Лужской оперативной группы остановили вражеские танки и пехоту.