– Вы посмотрите!

На огромном экране, который строители повесели прямо к огромному зданию «блоку», сумевшего занять сто пятьдесят метров в ширину и со второго, по пятый этаж, вспыхнуло изображение. С него обычно вещали новости, но теперь сводки с несуществующего фронта.

На исполинском экране и миллионах пикселей заиграли картинки, где сначала высветились карта с пояснениями, а потом устремились бесконечные доклады и секретная информация из отделов Все-Министерства. Вся суть показанного сводилась к тому, чтобы показать истинное положение дел – Автократорство медленно погибает в огне революции.

Только не один экран стал возвещать об истинном положении дел. Тысячи подобных экранов или рекламных интерактивных щитов заиграли тысячами одинаковых изображений, возвещая жителям Рима о том, что их дурят.

– Теперь вы видите истинное положение дел! – Воскликнул Карамазов, отправляя нужный негативный посыл в души трёхсот человек, толпившихся вокруг него. – Вас обманывает ваше же правительство и ваш Император.

– Этого не может быть! – Крикнул кто-то из толпы.

– Заткнись! – Тут же ответом ему последовало из другого края собрания народа. – У меня тётка живёт в Иберии. Только вот я ей не могу последнее время дозвониться. По телеку сказали, что со связью проблемы. Но это не так. Она говорила, что что-то творится у них. Теперь я понял, что это была готовка к мятежу.

– Подобная история! – Выкрикнул кто-то из собрания людей, которое уже достигло пятисот человек. – Я не могу дозвониться несколько часов до жены с детьми, а они отдыхали в Марселе. Последние слова, которые она мне сказала в трубку – «слишком много солдат тут и это не похоже на учения».

Карамазов всматривался в лица тех, кто говорил. Он не видел там настоящей боли или печали, ибо знал, что его личные воины отчасти лишены сего этого. И этого хватило от провокаторов, чтобы зажечь толпу. Через секунды народное негодование захлестнуло площадку перед жилым блоком. Все стали яро возмущаться и кипеть от такой наглой лжи, их лицо со спокойных менялись на возмущённые и озлобленные. Провокация была слишком заразна, да люди, живущие не под оком Рейха, оказались очень вольнодумны. За то, что они тут собрались и негодуют, в других районах города, их давно бы залили огнём из огнемётов, но тут оказалась та самая веха в обороне, которая и привела к падению всей цепи вокруг Рима.

– Так слушайте же, сограждане! Я не предатель! Те, кому вы верите в Реме, ваши правители и есть предатели! Те, кто скрывают истину от народа, автоматически становятся отступниками от него!

Слова Андрагаста – на грани неодобрения. Люди хоть не испытавшие пару мгновений неустанно смотрящего «Ока Императора», но вот молот репрессий сумели ощутить сполна. Страх сжал сердце всё толпы, непреодолимый ужас берёт их души и заставляет стоять в полном молчании.

– Да! – Поддержал провокатор. – Пусть дают теперь ответ! Если вся наша безопасность это одна большая лажа, то и вся их оборона – фантик. Они не смогли подавить мятеж, что сделаю с нами?

Провокация удалась. За ней вновь последовали безумные возгласы и толпы, исчисляемая тысячью человек готовой теперь пойти дальше. А провокаторы своими возгласами и призывами только загоняют народ всё дальше, в дебри самого мятежа, которым они собирались побороть другой мятеж. Похоже на бред, но теперь всё это выглядит именно так.

– Постойте! – Воскликнул Карамазов, вознеся руку. – И куда вы пойдёте? – После этих слов толпа притихла, предоставив мужчине возможность говорить более спокойно. – Вы же знаете, чем всё кончится! Зачем идти прямо в объятия смерти? Кто мне скажет?

Люди молчали. Все тут же осознали абсолютную истину – если они сейчас пойдут на штурм центральных районов, то их очень быстро задавят. Это неоспоримый факт и люди тут же себя стали корить за то, что они собирались пойти на верную смерть. Тысяча двести человек сейчас стоят на грани того, чтобы взять и просто разойтись.

– Я знаю!

Из толпы подалась плавно идущая женская фигура. На её голове лежал капюшон, ставший частью плаща, полностью закрывшего одежду. Тут же куча людей отпрянула от неё, увидев её стражей. Высокие, металлические и пугающие твари. Под два метра ростом каждый механический скелетообразный организм, блестел в свете отражающихся на металлической коже отблесков изображений экрана. Но теперь они выглядели более величественно и чисто. Отполированный корпус, новая электронная начинка, вместо пугающих лезвий мясника, выдвигающиеся клинки и мелкое стрелковое оружие.

На губах Андрагаста расцвела еле уловимая улыбка. Он подумал, как сейчас пугаются ещё тысячи людей, смотря на эти механизмы, ровно шагающие, как один единый организм. Он знал, что прямо сейчас провокаторы подстрекают на мятеж не менее пятидесяти тысяч жителей Рима, используя одни и те же техники манипуляции, как под копирку.

Все в страхе попятились от такого конвоя. Люди, едва ли не в ужасе засеменили ногами назад, вспоминая ярые проповеди Конгрегации Веры в Государство, про вред и тлетворное влияние человекоподобных механизмов на духовно-моральный облик человечества.

Девушка взошла на сцену и четыре верных стража встала рядом с ней, прямо нависая над двухтысячной толпой, на лицах, которых лежали непонимание, удивление, страх и ужас. Хрупкие и аккуратные пальцы коснулись краёв капюшона и откинули его, явив истинную личину человека.

Шелковистые рыжие волосы, доходившие до груди, игриво наполнялись светом и словно подсвечивались медным свечением от лучей уходящего солнца. Её прекрасный и гордый лик, с несколько грубоватыми, варварскими, чертами лица воодушевил и глубоко поразил собравшийся народ, а синие глаза устремили свой бесстрашный взгляд прямо в очи людям, вглядываясь в их души.

Карамазов не терял времени. Он тут же установил на сцене камеру и ретранслятор. И через секунду, на всех экранах Рима появился образ девушки, её гордый взгляд и бесстрашие. Прямо за спиной транслируемой фигуры медленно собирался грозовой фронт, накатываемый массивами облаков, что только прибавляло монументальности картинке с экранов. Губы девушки разверзлись, неся пламенную речь:

– Свободный народ Рима, я Калья де Леру, жена Казимира, вашего второго Канцлера!

Народ её узнал. Тысячи человек по всему городу смотрели на столь знакомое изображение лица. И через сущие секунды выступления об этом знали десятки тысяч граждан города, ибо такая информация разносится, как ветер урагана.

– Меня для вас похоронили, но вот я стою, жива и здорова, без единой царапины! Я хочу сказать, что вас нагло обманывают! Мой муж не был развратником, как его показывают! Не верьте имперской пропаганде, ибо всё делается в угоду новому Архиканцлеру, который его и убил ради власти! – Калья приостановилась, так как засомневалась.

Девушка никогда не выступала с пламенными речами на сто тысячную публику, взывая их на революцию прямо в самом сердце Автократорства, ища опоры только в голодных глазах самих людей. Ей перехватило дух, от количества смотрителей. Конечно, она некогда стояла рядом с мужем на официальных приёмах и заседаниях, однако ей никогда не приходилось говорить с миллионным народом. И вспомнив на секунду помыслив о том, что стало с её мужем, она смогла перебороть страх, и продолжила говорить с удвоенным фанатизмом:

– Разве вы позволите лжецу и безумцу вами править, который убил человека, вами любимого!? Разве может тот, кто режет других, ради собственных прихотей, обвинять других в похоти и казнить их?! Нет и ещё раз – нет! – И взяв пятисекундную театральную паузу, ожидая, пока народ мысленно переварит сказанное, Калья вновь заговорила. – Но это был только первый обман. О гордый народ великого города, скажите, как вы позволяете отдавать человеку право вас защищать, если за два последних дня он потерял половину всех ваших земель!? Вы ничего не знаете о пламени мятежа, что бушует на окраинах Автократорства и засыпаете с ожиданием завтрашнего дня. Но наше завтра может наступить под рёв самолётом и орудийный гул, из-за того, что новая власть вас не сможет защитить! Скажите, достойно ли тогда такое правление называться праведным! И так если они не могут защитить границы нашего дома, то, как они будут охранять нас?! Мы не можем больше позволить им править нами!