Изменить стиль страницы

— Тихо, тихо… — положила она ему руку на лоб, вводя вновь в бессознательное состояние. — Несите к Гогоху! Я сейчас.

— Чуток переборщила, — вернулась она обратно ко мне.

— Ничего себе «чуток». Тут ведь не все знают, — указал я на селян, стоявших за моей спиной, несколько изменённая форма глаз коих, подтверждали мои слова.

— Те самые?

— Да. И ещё несколько.

— А где амулет взяли? — Присела она на корточки перед попятившимся мальчишкой, проведя по его рубахе ровно в том месте, где находился сдерживающий амулет.

Мать ребёнка вцепилась ему в плечо, готовая отдёрнуть своё чадо от грозящей опасности. Я бы не подпустил эту ведьму на её месте.

— У меня ещё есть, — я повернулся к дорожной сумке и вынул связку амулетов.

— Ух, ты! — она бережно взяла их в ладони. — Здорово! И-и-и! — неожиданно подпрыгнула она. — К нам там ещё семья с маленьким магом пришла, пока вас не было! Он уже выгорает почти. Я каждую осьмушку из него магию выливаю! А тут!.. Я побегу?

— Конечно.

Теперь стала понятна худоба подопечной. Однозначно не спала уже несколько ночей. А она это может. Точно знаю.

Пока разговаривали с Алиёй, кто-то потянул из руки повод моего жеребца. Повернувшись, встретился с взглядом мальчонки, зим семи возрастом. Жалобные прежалобные глаза. А руки потихоньку тянут повод.

— Можно я, локот?

Ну как тут откажешь. Парень прямо просиял, и потянул лошадь за собой. Вот не скажу, что массивное животное так просто пошло с ним. Но парень не сдаваясь дёрнул несколько раз. Жеребец сначала потянул шею в его сторону, а потом лениво сделал первый шаг. Оглянувшись, заметил, что не только у меня уводят дети лошадей в конюшню. Чуть на слезу не пробило: мы дома!

— И что? Мой вот так же будет? — Прервал романтику возвращения домой Олиг.

— Захочет, будет, — не совсем понял я его, оглянувшись на мальчонку, уводящего жеребца.

— Я про тот синий огонь. Из рук, — уточнил он.

— Ты вон про что… — дошло до меня. — Не факт. Алия, сильная магичка, насколько я сведущ в этом. А твой… — посмотрел я на мальчонку. — Может и не так. А может и сильнее. Вон, у орденского можешь поинтересоваться, — кивнул я на пленного, которого как раз проводили мимо. — Он наверняка больше магов видел.

Олиг больше ничего не сказал. Но по его виду было понятно, что он не в большом восторге от перспектив. Ну да ладно, боги ему судьи.

Вечер был суматошным. Хотя как вечер… скорее ночь. Практически до утра горели костры, и народ праздновал наше возвращение, предаваясь чревоугодию и пьянству. Благо и продукты и алкоголь (последнее оставляли в трофеях, соглашаясь выкинуть даже шкуры) были в избытке. Пожалуй, единственным кто пытался навести порядок в крепости, был Санит. Воёвый не на шутку боялся нападения черносотенников. Вспомнив по дороге в крепость рассказы Чустама, я был теперь на его стороне полностью. Но, побороть ощущение великого праздника у людей, было нереально. Да и не так уж много у нас радостей…

Алия уснула через пять минут, после того как прижалась ко мне. Причём даже не в своей, а в моей кровати. Вымоталась девчонка.

Глаза не хотели слипаться, не смотря на усталость — передалось чувство тревоги Санита. А вдруг? Вот вырежут полкрепости как котят? Поворочавшись без сна, пошёл проверять посты, где столкнулся с нашим главнокомандующим. Ни слова не говоря, мы поднялись на стену.

— Темень-то, какая… — прошептал я, вглядываясь в степь перед крепостью.

— Я сигнальные амулеты велел перед стеной разбросать, — ответил Санит.

— Суки.

— Они приказ выполняют, — заступился за имперских Санит, поняв к кому, относилось выражение.

— От этого не легче.

— Согласен…

Мы простояли ещё минут тридцать, пока небо не начало светлеть и граница между землёй и небом не стала проявляться. За это время один раз сменились посты.

— Смотри, — еле слышно произнёс Санит, указав вниз. — Идут…

Сказать, что в его голосе звучало злорадство, вкупе с некоторым безумием, значит, ничего не сказать. Он вынул из сумки через плечо три камня и по очереди кинул их во двор крепости. Я, в отличие от воёвого, ничего перед стеной крепости рассмотреть не мог. Буквально через несколько секунд три «светляка» разложенные у стены, оповестили о моём ошибочном мнении. С нашей стороны, через мгновение, просвистели стрелы. Над моей головой тоже что-то прошелестело. Стало далеко не до разглядываний того, что происходит внизу. Был слышен вскрик. Откуда? Да хрен его знает? Во дворе крепости вспыхнуло несколько костров, освещая площадь. И всё… Далее тишина…

— Ушли, — прошептал Санит. — Пробуют на нервы.

Утром на площади перед крепостным замком лежали четыре трупа. Двое — наших, и двое в чёрных одеждах. Два — два, как говорится. Хотя в данном случае, довольно печальное выражение. На фоне лежащих во дворе крепости мертвяков Санит показывал основные приёмы боя более чем сотне рабов. Психологически ломает собака.

— Не спешите! — орал воёвый. — Копьё не терпит торопи! У вас есть один удар! Один! Второй раз, если промахнулись, вам никто не даст шанса. Считайте меч у вас в брюхе! И так!.. Удар!..

С этого дня голос Санита стал для меня будильником. Все, включая женщин и детей по желанию (а желания, особенно у подростков старше семи, было хоть отбавляй), выстраивались на площади, и в течение примерно часа, отрабатывали приёмы самообороны. То с клинком, то с копьём, а то и с топором. Стало понятно, как зарождались монастыри Шаолиня — а по-другому не выжить. Через два дня из крепости выехали две полусотни на поиск отрядов имперских мытарей. Где-то на четверть они состояли из воёвых. Ехали согласно составленным при помощи селян картам. Ну как сказать картам… нелепым рисункам, изображающим деревни Севера. В крепости, как таковых умеющих профессионально держать оружие, на тот момент почти не осталось.

Мы бы сдохли. Правда. Нас бы вырезали имперцы, поскольку один из отрядов, отправленных на поиски мытарей, исчез практически сразу, а второй еле дошёл обратно, разгромив всего один караван. Да и то, добычу им пришлось бросить, спасаясь от имперских войск. Через луну напротив крепости стоял полноценный двухсотенный отряд противника, расположившийся вполне даже с комфортом и терроризировавший нас морально. И с каждой десятиной он увеличивался! Можно было бы попытаться уйти, только позади горы, на которые не каждый мужик-то взобраться может, чего уж говорить о женщинах и детях. Мы бы сдохли… если бы ни Сухой.

Мы отпустили три десятка корабельных практически сразу как вернулись, опасаясь, что произойдёт захват единственного нашего судна. А они… А они вернулись… Да ещё как!

— Хрень какая- то, — пробормотал Санит, глядя, как позади лагеря имперцев разворачивается армия.

Это были явно не сторонники Империи, поскольку лагерь противника кишел словно муравейник. Но, в то же время, это точно не селяне. Можно было разглядеть, что основная масса прибывших в серых рабских рубищах, но среди них проскакивали яркие краски богатых одежд. Загадка длилась недолго — над неожиданно появившейся армией, взвился флаг «Императора». Не имперских войск в смысле, а флаг с нашего корабля. Только несколько изменённый. Ну… как несколько… Он был перечёркнут чёрной краской крест накрест. Причём не по диагонали, а горизонтально — вертикально.

— Сухой. Сука, — прошептал я по-русски.

— Что? — Переспросил Санит.

— Выводи всех боеспособных к воротам. Уф-ф… Жить будем…

События последней луны предостаточно уже вытрепали нервы.

За время осады мы научились многому. И не только научились — мы окрепли. Окрепли психологически. В тот момент все прекрасно понимали, что либо умрём в бою, либо перемрём в рабстве, поэтому население нашей обители в меру сил стремилось постичь искусство битвы под руководством Санита. Дабы поддержать моральный дух, я первым выходил на утреннее построение в те дни. И вот час настал… Помахав союзникам подобием флага с таким же как у них крестом, но нарисованным на обыкновенной белой простыне (ну не было у нас второго корабельного флага, мы начали выходить из крепости. Копьеносцы, мечники, арбалетчики, лучники… Всё как положено согласно военной науке, со слов лиц сведущих в данной области. Те, что с дальнобойным оружием выстроились перед нашим маленьким войском, готовясь дать залп и уйти за спины остальных камикадзе, иначе, тех, кто будет принимать удар первым, и не назовёшь.