Рука скользнула в карман и сжала пузырек. Мой первый образец! Духи на основе вытяжки синелика. Чтобы улучшить формулу, я добавила ароматическое масло красного бархатного ореха. Получилось как раз то, что нужно. Но запах…Нежный, прохладный аромат синелика был испорчен. Пришлось идти в самую глушь леса, ловить болотную коровку. Этот вид слизняка очень трудно найти. Он водится вблизи болот, где мало света. Смазка, выделяемая им способна нейтрализовать любые запахи. Поймала эту гадость, подоила, добавила в масло ореха.

Утром я нанесла духи на кожу. И теперь, повздорив с милордом, украдкой посматривала на себя в зеркало. Есть! Не красная!

У четы Тигвердов все прошло благополучно. Супруги больше не ругались, а спальню принцессе организовали на первом этаже. Как всегда, принц Ричард Тигверд, то бледнея от страха, то сияя от счастья, присутствовал на осмотре. Я все посматривала на принцессу. Мне надо было с ней переговорить, но не хотелось при ее муже. Принцесса вела себя приблизительно так же. Посматривала то на меня, то на мужчину, как будто ей нужно было мне что-то сказать.

– Ричард, – не выдержала, наконец, беременная. – Пожалуйста, мне бы хотелось переговорить с Рене.

– Что?! Тебе плохо, и ты скрываешь?! Ника! Как можно! Я должен знать! Вызвать Ирвина?!

– Рене, мы сейчас. Извините нас. Пожалуйста, одну минуту!

Вероника Тигверд решительно взяла мужа под руку и вывела из спальни. Через несколько мгновений я услышала смех принца Тигверда, а в дверях появилась сияющая принцесса.

Оказывается, милорд Швангау попросил принцессу дать мне урок танцев. Он, видите ли, страшно обеспокоен тем, что я совершенно не умею танцевать, а скоро бал у его величества! Какой же он гад! Нет, не его величество. Милорд! Милорд Швангау – гад! Я просто вспыхнула от злости! Вспыхнула… Зеркало! Мне нужно зеркало!

И я бросилась к огромному зеркалу над камином. На меня смотрело милое личико, как обычно, слегка тронутое легким румянцем. Россыпь веснушек. Тоже, как всегда.

ИИИИИИИИИИИИИИИИИиииииии! Да! Да-да-да-да-да!

– Отлично! Рада, что вас это вдохновляет. Я тоже, очень люблю танцевать! – по-своему интерпретировала мою реакцию Вероника Тигверд.

Я смутилась.

– Скажите, а бывает, что вы краснеете?

– Еще бы! Иногда как вспыхнешь. До корней волос. И в самый неподходящий момент! А почему вы спрашиваете, Рене?

Я поделилась с принцессой своим открытием, которое ее очень заинтересовало. Договорились, что я предоставлю образцы, а ее сотрудницы по газете – Луиза и Джулианна их протестируют. Решено было саму принцессу к экспериментальным пробам пока не подключать ввиду ее особого положения.

– Итак, пойдемте! – улыбнулась Вероника.

Мы прошли в гостиную, где за роялем сидел очень красивый молодой человек. Стихии! Бедные юные прелестницы…Сколько же сердец разобьется, наверное. Серьезные, немного грустные глаза под густыми ресницами. Бледная кожа. Вот кому не нужна вытяжка синелика! Родинка над губой…

– Знакомьтесь, Рене! Это мой сын, Рэм Ре.

Раньше мне казалось, что я совершенно равнодушна к музыке. И танцевать – совершенно не умею.

Оказывается, нет. Молодой человек играл, а принцесса…Стихии, как она двигалась! Женщина плыла по начищенному до блеска паркету, вокруг меня, вокруг рояля. Золото волос вспыхивало в зеркалах то тут, то там, а руки… Ее руки летели, дышали, манили, звали за собой. Я никогда так не смогу – подумала, и вдруг поплыла за ней. И водила руками, и кружилась, вокруг принцессы, вокруг рояля, и мои рыжие волосы вспыхивали в зеркалах…

Но лицо при этом не покраснело. Я специально подсматривала. Есть!

Под строгим, пристальным взглядом беременной принцессы мы с Ремом прошли несколько кругов вальса без музыки, под счет. Вероника Тигверд очень довольная тем, что получилось, наконец, меня отпустила.

В глубине души я была очень благодарна и принцессе и милорду Швангау. Теперь я чувствовала себя намного уверенней. И все же было обидно. Очень.

– Рене? Вы чем-то расстроены?

Ну вот. Явился. Стоит мне «чем-то расстроиться» он тут как тут! Не говоря уже о том, что в большинстве случаев сам же и является главным виновником всех бед!

– Только тем, что «совершенно не умею танцевать», милорд.

Неожиданно ректор улыбнулся:

– Так принцесса Тигверд выполнила мою просьбу? Прекрасно! Сейчас поедем в «Зеленую цаплю» и проверим. Я попрошу нам сыграть!

– А вам не кажется, что вы обидели меня подобным замечанием? Тем более при принцессе…

– Стихии… Рене, я, правда, не подумал об этом! Мне казалось, это такой пустяк…

– Я вам что – игрушка? Закажу платье, научу танцевать… Я – не…

– Умоляю, не продолжайте! Я не хотел вас обидеть, уверяю вас! Что я могу …

– Сделать, чтобы загладить свою вину?

– Все, что вы скажете! Я, правда, готов на все. С моей стороны это было бестактно.

– Хорошо. Поужинайте со мной. У моих друзей.

– Что?!

– Ну я же тогда согласилась.

Милорд лишь развел руками, а я уже ловила экипаж.

– Рене! Что вы делаете? Я сейчас…

– Пожалуйста, доверьтесь мне. Ваш гербовый экипаж привлечет слишком много внимания. Просто… Поужинайте со мной так, как я хочу, и не о чем не спрашивайте, хорошо? Это…

– Еще один ваш способ радоваться?

– Да! В Тикквуд. В Чудо-парк! – крикнула я, запрыгивая в коляску.

– Куда? – удивился милорд, стараясь поспеть за мной.

– В Тикквуд. Этот район еще называют Нижний Роттервик. Но местные зовут его Тикквуд.

Милорд бросил на меня укоризненный взгляд. Нижний Роттервик – это бедные кварталы. Когда я только начинала, мы с целителем Ирвином часто приезжали сюда. У бедняков свои беды. Кто топором по ноге заденет, кто кипяток на себя выльет. Голод. Паразиты. Некоторые укусы даггов (тех, что с ярко-оранжевой шерсткой) – ядовиты.

С тех пор у меня там друзья. Но самый большой друг – старый Тонго. Я ухаживала за Нэнси, его женой, около двух лет. Физически ее здоровье опасений не вызывало, но женщина жила в своем мире. Боролась с несуществующими тенями, последнее время не узнавала даже меня. А потом – исчезла.

Река сама вынесла ее тело дня через три. Тонго похоронил жену и с тех пор немного повеселел. Ее болезнь измучила его. Все свое время он теперь отдавал двум внучкам. Мастерил карусели, качели, и держал в Чудо-парке маленький аттракцион. С отдыхающих брал деньги, а вечером, когда начальник Чудо-парка уходил, бесплатно катал босоногую чумазую детвору бедных кварталов.

Какое-то время мы ехали молча. Милорд был очень задумчив. А потом неожиданно спросил:

– Вы ненавидите аристократов?

– Нет, конечно. Но они и правда не умеют искренне радоваться! Я ж в этом не виновата.

– То есть вам их жаль?

– Не то чтобы…Просто странные они…

– Аристократы? Вы находите?

– Да. Так стараться показать свою значимость, гонор – вместо того, чтобы просто жить. Видеть имя вместо человека. Родовую принадлежность вместо достоинств души. Искать, какую строчку занимает та или иная фамилия в списке родов, и не находить для нее места в своем сердце.

– Вас это удивляет? Раздражает?

– Я просто не пойму – зачем. Жизнь – битва, окружающие – враги. Допустим. Но если надо спасти кого-то? Если на кону собственная безопасность или безопасность тех, кого ты любишь? А ты занят, тебе некогда об этом думать, потому что гораздо важнее – кому-то что-то доказать. Разве не глупо? Разве не несчастны эти люди? И разве их…не жаль?

Может быть, милорду и не понравился наш разговор, может быть, он его даже расстроил, но все исчезло, когда мы вышли на залитую солнцем поляну Чудо-парка! Детский смех, разноцветные шары и фейерверки бродячих магов-артистов, запахи, от которых кружилась голова!

Я крепко схватила милорда за руку и потащила за собой. Это же ужин, а значит, его нужно накормить.

– Вот! Самый вкусный – с жареной капустой и горчицей!

– Что?! Горчицей?! Рене, вы с ума сошли! Это вообще нельзя есть! Нет. Ягоды – я согласен. И ваше варенье – это очень вкусно, но…