Дрехшлер и Даннер переглядывались, изредка косясь, то на Сенцова, то на люстру, а Константин, с удовольствием отмечая, как округляются их рыбьи глазки, невозмутимо продолжал:

— Они кипели три дня, пока мясо не отвалилось от костей, и тогда — я приказал выловить их, мясо отправить в мыловарню, а из костей — создать это произведение! — Константин широким жестом указал на люстру, однако оба уполномоченных таращились в пол и ускоряли шаг.

— Молодец! — тут же разразился в наушнике Красный и даже захлопал в ладоши. — Да у них поджилки трясутся! — радостно объявил он. — У-ух! Даже меня напугал!

— Видишь, Старлей: можешь, когда хочешь! — добавил Бисмарк.

Кажется, больше всех Сенцов напугал самого себя — его собственная спина покрывалась мурашками, пока он рассказывал фашистам «страшилку». Хорошо, что он только придумал всё это, и никого не кипятил ни на какой площади…

— Строительство Нового Порядка подчас требует огромных затрат! — хрипло заявил Дрехшлер, а Сенцов с удовольствием отметил в его голосе дрожащие нотки страха. — Сколько техники и солдат мы ежедневно теряем на фронтах! И — вы правы — всё это из-за евреев! Будь моя воля — я бы всех их сварил в котлах!

— Веди их в актовый зал и корми! — ненавязчиво подсказал Красный, шипя в сенцовском наушнике, и Сенцов повернул в тот коридор, в конце которого и был актовый зал. Шульц уже позаботился о том, чтобы там накрыли невиданными деликатесами богатые столы. Адъютант уже поджидал своего повелителя у высоких створок двустворчатой двери, украшенных резными фигурами драконов и рыцарей в окружении свастик.

Шульц вытянулся, крикнул положенное по уставу «Хайль Гитлер» и учтиво распахнул эти звещие двери, пропуская Сенцова и гостей в актовый зал, который Траурихлиген превратил для себя в неприлично просторную гостиную буржуя. Откуда-то приволокли сюда полированный до блеска стол, длина которого составляла метра три, резные кривоногие стулья с высокими спинками, гипсовых ангелов и демонов, а окна завесили бордовыми портьерами из тяжёлого душного бархата. Стол был поставлен на самую середину гостиной, окружён стульями и закрыт плотной алой скатертью с золотыми кистями. Стены, «украшенные» рейхсштандартами и венками из лавровых листьев, казалось, принадлежали замку Сатаны, а не тривиальному актовому залу райкома. Кроме венков и штандартов повсюду висели картины маслом и акварелью — в основном пейзажи и мадонны в стиле «классицизм» и «ренессанс». Похоже, Дрехшлеру и Даннеру такая помпезность не понравилась: они раздражённо переглядывались и шептали что-то типа «Фюрер и тот скромнее живёт!». Сенцов их слышал, однако сделал вид, что не слышал.

— Господа, прошу к столу! — заявил он и первым шагнул к этому самому буржуйскому столу, на котором солдаты в парадных чёрных мундирах уже расставили фарфоровую посуду и спешно удалились, исчезнув в коридоре.

В сторонке, словно официант в ресторане, торчал Шульц с белоснежным полотенцем на левой руке и ждал, когда хозяин изволит послать его за вином.

В любом другом случае Константин Сенцов бы скромно примостился на краешке, однако, помня поведение настоящего Траурихлигена, напыщенно уселся во главе стола в вычурное кресло, которое донельзя напоминало трон. Дрехшлер и Даннер заняли соседние стулья, Шульц тут же раздал им салфетки и мигом вернулся на своё место официанта. Эрих Траурихлиген отлично выдрессировал своего адъютанта прислуживать. Сенцов, конечно, бывал в ресторанах — один раз, на премию, повёл Катю в Донбасс-Палас, потом ещё преступников приходилось выслеживать в ресторанах… А по сему Сенцов знал, что даже профессиональные официанты не всегда бывают так расторопны и ловки как этот капитан СС.

Солдаты, проворно лавируя, расставляли на столе угощения — слишком богатые для сурового военного времени голода и сухих пайков. Двое из них притащили зажаренного целиком поросёнка, следующий — поставил запеченного осетра, потом появились салаты, гарниры… которые Константин до этого момента не видал ни разу в жизни — даже на картинке. От аромата роскошных кушаний сенцовский рот наполнился голодной слюной — нервы нагоняли голод, да и не завтракал сегодня Сенцов.

— Угощайтесь! — щедро объявил Сенцов гостям, удерживая свою сенцовскую сущность от того, чтобы наброситься на еду и есть руками.

Едва Дрехшлер и Даннер положили на колени салфетки — солдаты-официанты, словно по неслышной команде, скользнули к столу и принялись раскладывать по тарелкам закуски. Наверное, эти солдаты тут ничего больше не делают, кроме как накрывают столы, разносят еду и убирают тарелки. Конечно, у графа должны быть слуги… а как же иначе?

«Вино, вино! Ты что, забыл??» — затрещал в наушник Красный, и Сенцов от неожиданности едва не попал рукою в салат у себя на тарелке. Кстати, он, действительно, забыл про вино — не почесался бы даже, если бы Красный не напомнил!

— Шульц, принесите из погреба лучшее вино! — распорядился Сенцов, делая вид, что всё нормально, так и должно быть, а Красного в природе вообще нет. Адъютант же, отчеканив уставное «Яволь!» поспешил удалиться за вином.

— Вижу, в вашем регионе отлично налажено снабжение! — жёлчным тоном заметил Дрехшлер, ковыряя вилкой свою порцию блюда, которое Сенцов впервые в жизни видел, однако его запах так и соблазнял голодный желудок наброситься и есть, как ни в себя.

— Да, я забочусь о том, чтобы создать на оккупированной территории все условия для проживания немецких солдат и строительства Нового порядка! — стальным голосом повторил Сенцов то, что подсказывал ему Красный, а его руки стали словно деревянные — он не мог банально взять вилку и приняться за еду. Константин всё ждал, когда же эти двое перейдут к сути своего визита, но они всё кушали на халяву, морщили носы и говорили какие-то отвелечённые вещи, осуждая помпезность и роскошь вокруг, когда на фронте солдаты умирают от голода.

«Махни ручкой и отошли прислугу!» — снова затрещал в наушнике голос Красного. Константин бы спросил: «Зачем?», однако его рот держался на замке из-за гостей. Для Сенцова крайне невыгодно отсылать «прислугу»: она здорово отвлекает на себя внимание гостей. Однако Красный почему-то упорно настаивал: «Давай, Старлей: типа, секретный разговор, и всё такое! Они сидят и молчат до тех пор, пока не останутся с тобой наедине! Махни же ручкой, валенок несчастный!».

Сенцов промолчал, едва удержавшись от того, чтобы сказать Красному пару ласковых, напустил на себя графскую чопорность и повелительно взмахнул своей неуклюжей рукой, показав, что третьи лишние лица должны уйти.

— Яволь! — хором выкрикнули солдаты, вытянулись и скрылись за дверью, Шульц — тоже вытянулся и упорхнул, а Сенцов остался, словно ободранная липка. Дрехшлер и Даннер буравили его глазами навылет, а Константин взял в руки холодную глиняную бутылку и решил разлить вино, чтобы хоть что-нибудь делать, а не сидеть пнём, как он обычно сидит. Хорошо, что Шульц выдернул пробку — Сенцов бы сам не справился с этим ни за что: он не умел откупоривать вина.

Константин бухнул порцию изысканного вина в элегантный бокал так, словно бы наливал пиво в кружку. Нет, не пиво, а скорее, кока-колу наливал бы в чашку у себя дома. Даже едва не пролил на скатерть немного, но вовремя успел отдёрнуть бутылку и поднять её горлышком вверх. Похоже, что он сделал что-то очень не так, потому что Дрехшлер и Даннер озадаченно переглянулись, один из них хмыкнул, а второй пожал плечами. Сенцов старался улыбаться, слушаясь Красного, который советовал ему в наушник: «Траурихлиген всегда улыбался, и ты давай!». «Чёрт, хоть бы не забыть, кто из них Дрехшлер, а кто — Даннер, — думал про себя Сенцов, наполняя остальные бокалы. — Они одинаковые, как цыплята!».

Сенцов был уверен, что Красный с Бисмарком скрываются где-то недалеко, что они всё видят… Кажется, они недовольны Сенцовым, потому что Константин в свой наушник постоянно слышал их беспокойное шушуканье. Он хотел спросить у них совета, хотя бы вопросительно буркнуть: «Ну?». Но не мог из-за этих проклятых гостей…