— Давай! — выкрикивает Рахаанга приземлившись. Его тело гипнотически плавно двигается из стороны в сторону.

И едва вырвавшись из леса на прогалину, гаранга с грохотом вбивается в землю — бронированные хвосты Хаагенти и Гаахши, очертив черные излучины в воздухе, подсекли тварь. Гневно рыча, она пытается встать, но в этот же момент Рахаанга делает вращение в прыжке и, используя тяжесть брони, обрушивает хвост ей на голову. Многочисленные шипы вонзаются и раздирают кожу, оставляя глубоки порезы.

Вой гаранга вырывается вместе с кровью; настолько громкий, что заглушает даже эхо тех инстинктов, что руководят мышцами шиагарр. Ярость и боль отчетливо слышны в крике раненой самки.

Рахаанга злобно ухмыляется проделанной работе, и явно не ожидая прыти от мохнатой твари, пропускает рассекающий удар одной из огромных лап. По воздуху разливается полоса, которая окропляет снег красным. Рахаанга хватается за лицо, между его пальцев сочится кровь. Он падает на спину, и смотря одним глазом на острые клещи перед собой, лихорадочно толкается хвостом в землю, стараясь отползти как можно дальше.

Гаранга делает выпад вперед, но клещи смыкаются у самого лица раненого юноши. Обозленная самка поворачивается: Хаагенти и Гаахши обвили хвостами ее задние лапы, и теперь едва сдерживают на месте.

— Уползай!

— Я не трус! — выплевывает слова Рахаанга вместе со слюной, но его голос дрожит. Он бьет хвостом снизу. Хлестко, как кнутом. И снова рев. Пользуясь моментом, Рахаанга все же выползает из-под огромной туши.

Хвост Гаахши, что петлей обивает лапу гаранга, начинает скользить в обратную сторону, разрывая под собой плоть с помощью коротких шипов на броне. Проходит мгновение, и оторванная конечность взлетает в воздух, оставляя за собой след из красной крови. Хаагенти рефлекторно повторяет увиденное движение, и новая волна рева вырывается вместе оторванной лапой.

Самка гаранга тяжело опускается на брюхо.

Не теряя времени, Хаагенти сворачивает хвост в спираль и выталкивает себя высоко в воздух, делает полный оборот через голову и с яростным криком обрушивается прямо на брюхо.

— Не пробьешь! — кричит Гаахши. Схватка вымотала его, заставляя тяжело дышать и медленнее двигаться.

В плане Хаагенти и не было цели пробить брюхо гаранга. В руках он сжимает отрезанную лапу, которая оканчивается хитиновым острием. Замах. Удар. Точно между головой и телом. Раз за разом, с хлюпающим звуком погружая импровизированное копье все глубже в мясо, пока гаранга не замолкает, а острие не вонзается в землю. Хаагенти отпрыгивает в сторону. Гаахши оттаскивает Рахаанга подальше от умирающей самки, которая предпринимает безуспешные попытки подняться; в каждом движении видно, что силы стремительно покидают ее.

Все внимание шиагарр приковано к жирному брюху гаранга. Хаагенти ощущает, как бешено стучит сердце, как мышцы начинают каменеть от усталости. Он встряхивает руки и нервно бьет хвостом по земле; переводит взгляд на раненого Рахаанга, на окровавленную ладонь, прижатую к лицу. Не без удовольствия рассматривает рассечение на его груди.

Хруст.

И Хаагенти невольно вздрагивает.

— Беременна, — на выдохе произносит Гаахши.

Брюхо едва живой твари начинает пульсировать; кожа на нем поднимается волной. Затем все прекращается. Но только на мгновение, а затем слышится щелкающее крещендо, которое становится все громче; и из брюха гаранга вырываются десятки клацающих клещей: недоношенные отпрыски чувствуют смерть матери и теперь стремятся наружу, чтобы утолить свой голод всем тем, что попадется на пути.

— Лежи и не двигайся! — говорит Гаахши раненому соплеменнику.

— Ты за кого меня принимаешь? — несмотря на полученные повреждения, голос Рахаанга не искажается болью. — Я буду драться!

Он старается приподняться на локтях, но сразу же падает, Хаагенти замечает, как от напряжения в мышцах, кровь его соплеменника начинает едва ли не брызгать из раны. Ругательства срывается с разбитых губ того в адрес всего рода гаранга.

Первую волну отпрысков Гаахши отбивает хвостом, опираясь на руку и очерчивая в воздухе широкую дугу. Но в последний момент одна из новорожденных тварей успевает вонзить клещи в его чешую. От острой боли Гаахши лихорадочно бьет его о землю, превращая детеныша гаранга в месиво из внутренностей.

Пользуясь слепой жаждой отпрысков добраться до двух шиагарр, один из которых истекает кровью, Хаагенти размазывает одного за другим тяжелыми ударами бронированного хвоста. Закончив с последним, он, не теряя времени, бьет по дереву хлестким ударом, от которого срывается кора. С ее внутренней части Хаагенти снимает кожицу, рвет на лоскуты, а затем связывает друг с другом.

Гаахши одобрительно кивает и помогает обмотать грудь Рахаанга, чтобы края пореза соединились вместе. Не слишком эффективно, но при движении рана не разойдется сильнее.

Они подхватывают под руки раненого соплеменника, который с трудом остается в сознании, и уползают в Нохано-Рааш[24]. Огибая грязно-белые стволы дубов, игнорируя мелкие кустарники, подминая их под себя; и пространство размывается перед ними. Четкой остается только дорога перед глазами.

Спустя какое-то время напряжение в мышцах Рахаанга исчезает, он начинает выскальзывать, но получает пощечину от Хаагенти и тут же вздрагивает, обретая крупицу сознания; губы того искажает натянутая ухмылка:

— Будь ты на моем месте, я бы ударил сильнее.

Глаза Рахаанга начинают закатываться, но Гаахши кричит в самое ухо:

— Терпи! Умереть до испытания — позор для семьи!

Слова соплеменника действуют лучше, чем пощечина, и здоровый глаз Рахаанга обретает ясность. Раненый юноша стискивает зубы; в его мышцах снова ощущается сила. Кажется, будто ему уже не нужна помощь, несмотря на кровопотерю и полученные раны. Гаахши замечает, как дрожит голова Рахаанга, как сосуды в глазу лопаются, заливая белок кровью. Из уголка появляется красная капля и сразу стекает вдоль переносицы.

— Хотя оно для него уже пройдено, — добавляет Гаахши.

Их замечают, как только Бледный Лес остается позади.

Два воина Хаганши молча перехватывают раненного Рахаанга. Взгляд одного из них останавливается на ране Гаахши, но тот лишь отрицательно качает головой.

— Кто это сделал? — спрашивает один из воинов.

— Самка, — задыхаясь, отвечает Хаагенти. Коротко кивнув, Хаганши уносят раненного в поселение. — Она заметила нас.

— Тебе… тоже надо… — добавляет он, обращаясь к соплеменнику.

— Моя рана не такая серьезная, — говорит Гаахши ровным голосом. Хаагенти старается скрыть зависть от того, что дорога не вымотала товарища так, как его самого.

Они вместе вползают за стены Нохано-Рааш, и только сейчас Хаагенти ощущает, как начинают жечь царапины и ссадины на теле, как усталость заставляет опустить плечи.

— Ты смело сражался сегодня, — произносит Гаахши на прощание. — Желаю, чтобы Ханагана далась тебе легче, чем сегодняшний день.

В ответ Хаагенти лишь устало улыбается. Он разворачивается, чтобы направиться домой, но его тут же стискивают объятия матери.

— Живой, — шепчет она дрожащим голосом. — Живой.

Две пары ее рук плотно прижимают к себе сына; скользят по волосам, по закрученным спиралью рогам.

— Я видела Рахаанга. Едва живой… и весь в крови. Как же так получилось?

— Мне нужно промыть раны, — устало отвечает Хаагенти, не сопротивляясь объятиям матери.

И уже поздним вечером, когда племя шиагарр собирается у общего костра для того, чтобы разделить вечернюю трапезу, Гаахши отчитывается перед вождем, смотря тому прямо в глаза — не в обычаях хладнокровных склонять голову или отводить взгляд. И то, и другое является признаком слабости и неуважения.

По левую руку от соплеменника стоит Хаагенти, по правую — Рахаанга, рана на груди которого зашита нитью, сплетенной из шерсти рорхарна; а поврежденный глаз скрыт за повязкой. Видно, как тело раненного сотрясает крупная дрожь.