Мгновение помолчав, он продолжал размеренно:
— Холода оказались суровее, чем мы ожидали. Сначала лили бесконечные дожди, земля раскисла, реки вышли из берегов. Охотиться стало трудно. Когда деревья сбросили листву, ударили морозы. Вода замерзла и на земле, и в небе, дождь превратился в снег, и его насыпалось столько, что олени проваливались в сугробы по брюхо. Дичь ушла. Озера и реки покрылись толстым льдом. Мы выдолбили прорубь, чтобы ловить рыбу, но уловы были скудными. Сушеных ягод и грибов хватило ненадолго. Начался голод.
— Варево из коры, хвои и древесных почек не насыщало нас, — рассказывал Лальмион в полной тишине. — Когда у нас умер младенец — умер оттого, что у его матери пропало молоко — мы решили вернуться на юг. Ослабевшие от голода, мы не могли быстро идти по заснеженным чащобам. Путь растянулся на несколько недель и забрал жизни еще троих детей и пятерых взрослых. Их убила стужа и вьюги. Все же мы добрались до поселения соседней ветви. Родичи приютили нас, хоть и сами терпели нужду… Здесь, в Благом Краю, мы не вспоминали о той зиме. Но сейчас пришлось вспомнить, чтобы сказать вам: голод и холод — враги, проигрыш которым означает смерть.
Безыскусный рассказ Лальмиона потряс меня. Вот, значит, какая жизнь ожидает нас в Серединных Землях! Жизнь, в которой сама природа оборачивается врагом, безжалостным и бесчувственным. Бороться с ним приходится круг за кругом, из года в год…
Но, с другой стороны, наши сородичи как-то живут там до сих пор!
— Лальмион, зачем ты говоришь это? — крикнул кто-то из толпы. — Хочешь запугать?!
Другой воскликнул с обидой и страхом:
— Почему ты не предупредил нас раньше?!
— Не предупредил?! — удивился Лальмион. — Вас предупреждал посланец Манвэ, потом сам Владыка Мандос, наконец, Лорд Арафинвэ. Вы не послушали их. Что изменили бы мои слова? И я не собираюсь никого запугивать. Я лишь хочу сказать, что идти во льды в обносках и без еды — верная смерть. Верхом глупости будет полениться запасти пищу и теплую одежду, а потом всем народом сложить там головы!
— Не горячись, достопочтенный Лальмион, никто не спорит с тобою, — примирительно молвил Нолофинвэ. — Что ты предлагаешь?
Предложение Лальмиона было простым: оставаться здесь до тех пор, пока мы не соберем нужные припасы.
— Коль скоро мы решили поселиться в Серединных Землях надолго, торопиться нет смысла, — сказал он. — Придем мы туда месяцем раньше или позже, не имеет значения. Нам ни к чему гнаться за Феанаро. Куда важнее без потерь добраться до того берега.
Рассказ Лальмиона впечатлил даже самых нетерпеливых, и возражений не нашлось. Лагерь решили перенести за прибрежные холмы — там не так ветрено, гуще растут деревья, и впридачу охотники видели большие стада оленей. Многие с сожалением оглядывались на море. Но теперь нам некого было ждать с востока, нечего высматривать среди волн. А для долгой стоянки те места подходят куда лучше.
Нолофинвэ объявил, что в ближайшее время вышлет во льды отряд, чтобы разведать хотя бы начало пути, и велел собираться, чтобы перенести лагерь. На этом разговор завершился.
История Лальмиона не шла у меня из головы. Когда мы возвращались к нашему костру, я спросила Ниэллина:
— А тебе отец рассказывал о той зиме?
— Да. Когда Феанаро призвал всех уйти в Серединные Земли.
— Как же тогда он… и ты… Как же вы решились?!
— Отец сказал, что пойдет, чтобы с нами был хоть кто-то с головой на плечах. А я… понадеялся, наверное, что с нами ничего такого не случится.
Я вспомнила, как Ниэллин дважды отговаривал меня от похода. Выходит, его слова не были пустыми — он больше моего знал о бедах, подстерегающих нас на том берегу. Напрасно он не пересказал мне эту историю! Одно дело слышать от Владык о «грядущих скорбях», другое — воочию представить, как у тебя на руках умирает ребенок!
Но… Стала бы я слушать, не зная, что нам самим придется идти во льды? Вряд ли. Ведь тогда эта история вовсе бы нас не касалась. И как в Тирионе я сумела бы вообразить смерть от голода и стужи? Я не поверила бы Ниэллину, решила, что он попросту пугает меня. И потом: наш отец тоже пытался объяснить нам с Тиндалом, как страшны битвы. Разве мы выслушали его? И разве не случилось с нами того, от чего он пытался нас уберечь?
Лальмион прав: мы не внемлем предупреждениям, пока не столкнемся с бедою. А тогда уже слишком поздно.
Может, хоть сейчас мы вовремя услышали предостережение? Несчастные родичи Лальмиона не были готовы к суровой зиме. А если мы приготовимся как следует, переход через льды будет вовсе не так страшен!
Приготовлениями занялись не откладывая. Едва мы перешли на новую стоянку, собрали отряд разведчиков. Нолофинвэ назначил его предводителем Тамуриля, который, как и Лальмион, родился в Серединных Землях и славился умением находить путь и читать следы. Его сразу осадили желающие отправиться ко льдам. Но он позвал с собой немногих: Финдекано и еще пятерых воинов из Второго Дома, а из нашего — Айканаро с Ангарато, Алассарэ и Ниэллина.
Мне не хотелось, чтобы Ниэллин уходил… но я скрыла это нежелание. Кто-то же должен идти первым, и, конечно, в отряде нужен целитель.
Только бы умения Ниэллина никому не пригодились!
Тиндал страшно обиделся, что его не взяли, посмурнел и Элеммир. Пришлось Лальмиону объяснить им очевидное: посылать на разведку большой отряд нет смысла, особенно сейчас, когда у нас полно работы. Если все ринутся искать дорогу, кто будет охотиться, коптить мясо, выделывать шкуры?
После слов Лальмиона юноши кое-как смирились со своей участью и, проводив разведчиков, пустились преследовать оленей.
Несметные их стада паслись на болотистой, кое-где поросшей редколесьем равнине, простиравшейся за прибрежной грядой холмов вглубь суши. Здешние олени мало походили на стройных красавцев, что бродили по лугам и рощам Валинора: они были низкорослыми, длиннотелыми, с разлапистыми рогами и широкими плоскими копытами. Нескладные и неуклюжие с виду, бегали они, однако, быстро. И быстро сообразили, что от двуногих с луками и копьями лучше держаться подальше. Охотникам приходилось подбираться к оленям чуть ли не ползком, прячась за чахлым кустарником, да еще следить, чтобы ветер не донес до чутких зверей запах дыма, насквозь пропитавший одежду.
Но охотники были упорны и безжалостны, ведь от них зависела теперь жизнь всего народа. Наш поход обернулся для оленей настоящим бедствием — и праздником для волков, которые сбежались со всей округи, привлеченные запахом крови. Охотники разделывали добычу там, где настигали ее, и, уходя, слышали за спиной рычание, визг, торжествующий вой — волки делили между собой оленьи внутренности и кости.
Мне было жаль оленей. Они не имели доли в нашей затее и ни в чем не провинились перед нами, а мы истребляли их во множестве. Чем мы лучше волков, что грызутся за их потроха?
Впрочем, и волкам иногда не везло — бывало, и им доставались стрелы охотников. Ведь волчий мех ничуть не хуже оленьего...
Что ж, ради нашей цели мы не пожалели жизней сородичей, не пожалеем и собственной жизни. Стоит ли удивляться, что мы не жалеем бессловесных тварей, раз нам не обойтись без их мяса и шкур?
И я гнала прочь досужие, лишние мысли.
Это удавалось мне, благо работы было невпроворот. Мы, женщины, готовили в дорогу пищу. Для начала по совету Лальмиона мы собрали, пересчитали и запечатали в крепких сумках остатки наших домашних припасов — лембасы, немного сушеных овощей и фруктов — чтобы сберечь их на черный день. Потом занялись олениной — резали куски на тонкие ломтики и полоски, присыпали солью, раскладывали на решетках из прутиков, под которыми разжигали чадящие костры. Мясо сушилось на них, пока не превращалось в жесткие, пропахшие дымом ремешки, с виду совершенно несъедобные.
Пока мы коптились вместе с мясом, те из мужчин, кто не охотился, занялись выделкой шкур. По счастью, среди нас нашлось несколько мастеров-кожемяков, которые кое-как обучили остальных. Ремесло это требовало не только силы, но и терпения, и сноровки, да вдобавок было не для брезгливых — временами ветер доносил из «мастерской» настоящее зловоние, даром, что ее устроили поодаль от лагеря, за отрогом холма. Тиндал с Эллемиром удвоили охотничье рвение, лишь бы не появляться там, а мы с Арквенэн боялись представить, что получится у наших умельцев. Однако через неделю нам принесли тяжелые, но мягкие, покрытые густой, прочной шерстью шкуры.