Каждого из нас снедало нетерпеливое предвкушение перемен. Наконец-то надоевший пеший поход закончится, и мы по морю отправимся к настоящим подвигам, к новой жизни!
Но Феанаро охладил наше нетерпение. Он объявил, что сначала на ту сторону моря переправится только его Дом. Неизвестно, что за напасти ждут нас в Серединных Землях. Его воины разведают побережье, выберут удобное место и начнут обустраивать лагерь, в то время как лучшие мореходы вернутся сюда, чтобы перевезти Второй Дом, а за ним и Третий. Судя по картам тэлери, здесь путь через море должен был занять пять-шесть кругов звезд. Значит, даже с учетом противного ветра и поиска пристанища на том берегу, корабли вернутся за нами не позже, чем через две недели.
Речь Феанаро звучала разумно и убедительно. Все были согласны, что первыми в неизвестность должны шагнуть воины. Правда, многие из женщин и юношей Первого Дома ни за что не желали отставать от мужчин, и Феанаро не возражал против этого. Несколько матерей с детьми помладше сошли на берег, чтобы отправиться позже, с нами, и тем избежать опасностей первого путешествия. Айвенэн решила сделать так же. На сей раз Ингор легко согласился с ее решением — ему самому не хотелось подвергать семью лишнему риску.
Нолофинвэ предлагал брату взять на корабли лучших воинов Второго Дома, доказавших в Альквалондэ свою доблесть.
Феанаро отказался:
— Я не собираюсь сходу вступать в битву. Для разведки главное не число, а умение. Пусть твои бойцы не завидуют моим — врагов и сражений хватит всем. Лучше твое войско сбережет силы, чтобы потом помочь моему в трудах или в бою — смотря в чем будет нужда.
Нолофинвэ пожал плечами и отступился. Он понимал не хуже прочих, что спорить с Феанаро бесполезно.
Вечер накануне отплытия Первого Дома мы все провели на берегу. Хвороста здесь было в достатке, и мы разожгли большой костер. Всей толпою мы собрались вокруг; яркое пламя грело и веселило наши сердца. Мы снова — впервые после Проклятия! — вместе пели древние песни. Голоса наши звучали вдохновенно и стройно, эхом отражаясь среди холмов, а неумолчный шум волн вторил нам.
Следом за песней душа моя воспарила к звездам, и я вдруг вспомнила Владык — не только сурового Намо Мандоса, но и повелителя ветров Манвэ, и Варду, возжегшую для нас небесные светочи, и Ульмо, голос которого слышен и в нежном лепете ручейка, и в реве бушующего моря… Даже здесь, на Севере, мир одухотворяло их незримое присутствие. Но если Владыки по-прежнему даруют благодать всей земле, неужели нас — живых и разумных — они отвергли навечно? Нет, быть этого не может! Когда-нибудь они вспомнят о милосердии и вернут нам свое благословение…
Наше единение в песне было прекрасно, но и оно закончилось — костер мало-помалу прогорел, пение смолкло. Мы стали расходиться. Многие из нолдор Первого Дома направились к лодкам, чтобы вернуться на корабли. Другие смешались с нами, чтобы распрощаться со знакомыми и друзьями из наших Домов. Они покидали нас ненадолго, но как знать, какие случайности ждут их в открытом море?
Я выглядывала Ингора и Элеммира, чтобы пожелать им доброго пути. И вдруг заметила Ниэллина, с озабоченным видом пробиравшегося сквозь толпу. Конечно, я поймала и расспросила его. Оказалось, он «нечаянно» встретил Раумо. И, «раз уж так случилось», потребовал, чтобы тот прекратил преследовать Элеммира.
— Откуда ты знаешь? Элеммир сказал? — перебила я.
— Разве я сам не вижу? А Раумо такое удивленное лицо сделал! Будто не понял, о чем я. Уверял, что заботится об Элеммире, как о младшем брате. А тот не ценит его заботу, раз жалуется всем подряд… Тьфу! Ну, я пригрозил — только посмей Элеммира в плавании тронуть! Узнаю — побью, на кулаках драться никто не запрещал… А толку-то?
Я покачала головой. Ниэллин никак не сможет защитить Элеммира, когда тот будет на корабле. Как бы не вышло хуже! Что, если Раумо только сильнее озлится?
Ниэллина тоже тревожила эта мысль. Помолчав, он пробормотал:
— Ох, я, наверное, только напортил. Поговорить, что ли, с Ингором? Может, он возьмет Элеммира на свой корабль?
Вместе мы вернулись к нашему костерку. Ингор и Элеммир были там. Они собирались переночевать с нами, а на корабли вернуться утром, перед самым отплытием. Улучив момент, Ниэллин в сторонке перемолвился с Ингором. Тот не смог сразу принять решение и обещал подумать до утра. Тогда я снова предложила Элеммиру остаться с нами, и он снова отказался. Ему так не терпелось отправиться в плавание, что даже насмешки Раумо уже не пугали его. Ободренный радостным предвкушением, он от души веселился, играя в «угадайку» с Сулиэль и Соронвэ.
Когда дети устали, Айвенэн и Ингор отвели их в шатер спать, а сами вернулись к костру да так и остались в обнимку сидеть возле огня. Последнее, что я видела, засыпая, были их тесно прильнувшие друг к другу, слитые воедино силуэты.
А наутро нас разбудил отчаянный вопль:
— И-и-инго-ор!!!
Я вскочила. Элеммир, стоя у прогоревшего кострища, с ужасом смотрел на море.
Бухта была пуста. Ни единый корабль, ни единая лодка не тревожили мерцающую гладь воды. Ингор уплыл вместе со всем Первым Домом. А Элеммир остался на берегу.
Бедняга! Он был вне себя от горькой обиды и только твердил:
— Почему?.. Почему он меня не взял?!
Напрасно Ниэллин, сам ошарашенный, взывал к его разуму: мол, ничего непоправимого не случилось, Серединные Земли от нас не убегут, мы все вместе приплывем туда попозже, только и всего…
— И Раумо в пути цепляться к тебе не будет, — добавила я.
Но наши увещевания только сильнее разозлили Элеммира. Сбросив с плеча руку Ниэллина, он бегом кинулся к выходу из бухты, будто надеялся догнать корабли. Тиндал бросился следом. Может, хоть он найдет слова, чтобы успокоить беднягу?
А я пошла к Айвенэн. Пусть расскажет, что такое учудил ее муж!
Айвенэн возле шатра помогала детям умываться, сливая им на руки воду из кружки. Вид у нее был грустный и усталый, похоже, она этой ночью вовсе не ложилась. На мои возмущенные вопросы она отвечала нехотя:
— Да, Ингор очень рано ушел. Сказал, надо успеть, пока ветер попутный. Еще все спали, когда они с якорей снялись. Не знаю, почему он Элеммира с собой не взял. Сказал, для него так лучше будет. Толком не объяснил, а я не спрашивала.
Видно, на лице моем отразилось все, что я думала о поступке Ингора, потому что Айвенэн добавила:
— Не кривись. Нечего Элеммиру обижаться, невелико горе. Вместе с нами приплывет на все готовое. Пусть спасибо скажет, что ему от качки передышка вышла.
Вольная или невольная, передышка в походе выпала всем. И огорчаться ей не стоило. Лагерь мы разбили в удобном месте, в дождях случился перерыв, и мы наконец могли отоспаться и привести себя в порядок.
Разглядывая свою одежду, я поняла, что давнишние опасения Арквенэн сбылись: когда мы явимся в Серединные Земли, мы напугаем тамошних обитателей одним своим видом. Мы прошли сотни лиг по скалам и пескам, по зарослям и болотам, мы мокли под дождями, спали не раздеваясь. Подол моей юбки истрепался до лохмотьев, цвет стал неразличим из-за грязи. Одежда Арквенэн, да и всех остальных, тоже запачкалась и изорвалась.
Нет, мы не желали смириться с этим!
Переодевшись в последнее запасное платье, мы полоскали наши тряпки в ручье, пока от холодной воды не онемели руки. Потом, высушив вещи у костра, ковыряли их иглами до боли в пальцах. Самую рваную свою юбку я без жалости перекроила в штаны. Глядя на меня, то же сделала и Арквенэн. Новая одежка не блистала красотой, но выглядела опрятнее старых лохмотьев, в ней было удобно и тепло. У нас даже осталось немного лоскутов про запас!
Правда, увидев нас в обновках, Ниэллин почему-то огорчился, Тиндал хмыкнул, а Алассарэ расхохотался в голос — как он позже уверял, от восхищения нашей красотой и смекалкой. Мы постарались не принимать это близко к сердцу. Им кажется, в штанах мы подурнели? Пусть на себя посмотрят — сами те еще оборванцы!
Разобравшись со своим платьем, мы взялись за мужскую одежду, и за этой работой коротали время ожидания. Мужчины тоже не скучали, занимаясь обычными делами — охотились и рыбачили, добывали дрова, поддерживали огонь в костре… Элеммир впридачу много занимался с детьми и нашел в этих занятиях утешение. Алассарэ почти серьезно утверждал, что знает, почему Ингор «забыл» его: лучшей няньки в помощь матерям не найти, как ни старайся! Элеммир протестовал вслух, но видно было, что благодарность и похвалы приятны ему.