Я в удивлении уставилась на Ниэллина — пожав плечами, он виновато прошептал мне на ухо:

— Там такие буераки… Никак не получалось быстрее.

Тамуриль между тем продолжал рассказ. За два дня разведчики вернулись на берег по проложенным вехам и, выбравшись на твердую землю, тут же пустились в обратный путь. Однако они были сильно утомлены, да вдобавок у всех болели прихваченные морозом пальцы рук и ног. Когда ледник скрылся за краем окоема, а постоянный, изнуряющий ветер ослабел, они устроили дневную стоянку. Там им посчастливилось найти россыпь земляного угля, и они наконец-то отогрелись за все время путешествия и восстановили силы.

Надо же, а я совсем не думала, как во льдах мы будем греться и готовить пищу. Дров-то там нет. Земляной уголь нам точно пригодится! Я знала, что это такое, — дома, в Тирионе, им пользовались кузнецы. Разгорался он не сразу, зато жар давал сильный и долгий. Хорошо бы взять с собою хоть немного… Но нельзя жечь его на льду, ведь огонь сразу зальет водой. Значит, надо сделать поддоны или жаровни… Оказывается, мы все еще не готовы к переходу, хоть и трудились все это время не покладая рук!

Нам ничего не оставалось, кроме как продолжить труды. Мы с Арквенэн, да и другие женщины с прежним усердием занялись шитьем. Нас больше не расстраивал вид наших изделий — лучше уж дойти до цели в меховом мешке, чем насмерть замерзнуть в изящном платье! У Ниэллина и Алассарэ была своя задумка: даже не передохнув после похода, они отправились за холмы на побережье. Тиндал с Элеммиром увязались за ними.

Через три дня они вернулись, волоча за собой салазки из ивовых прутьев и шкуры морского зверя, нагруженные большими кусками его же сала. Потом Ниэллин перемазал котелки и пропитал всю окрестность зловонием, вытапливая из этих кусков жир, а Элеммир, словно крот, нарыл повсюду ям в поисках хорошей глины. Добыв наконец искомое, он принялся лепить плошечки и горшочки. Сулиэль и Соронвэ охотно помогали ему в этом деле и, к неудовольствию Айвенэн, несколько дней ходили перемазанные глиной с ног до головы. Зато под нарочно устроенным навесом выстроились целые ряды посуды, малость кривобокой, но украшенной забавными узорами из выдавленных в глине штрихов и точек. Заодно Элеммир слепил несколько дырчатых поддонов для угольных жаровен и выстругал жерди для треног.

Когда горшочки высохли, их обожгли. Ниэллин залил в них вытопленный жир, погрузил фитили, на которые не пожалел подола своей рубахи — получились жировые лампады. Они немного чадили, но горели ярко, и на них можно было даже подогреть котелок. Одну жаровню тоже опробовали с несколькими кусками принесенного разведчиками угля. Оказалось, что без растопки разжечь уголь почти невозможно. Тогда Ниэллин попросил меня сшить дюжину маленьких мешочков из тонкой кожи и, промазав их жиром, рассовал по ним бересту и высушенный мох.

Занятые каждый своими хлопотами, мы с ним не вели длинных бесед. Но между нами не было и обиды, хоть я опасалась этого после нашей неуклюжей встречи. Наверное, он понял, что на мои слова не стоит обижаться, — они слетают с языка прежде, чем я успеваю собраться с мыслями…

Как бы там ни было, он всякий раз встречал меня улыбкой, а от его взглядов у меня замирало в груди, согревались щеки, руки становились суетливыми и неловкими. Если он все время будет так смотреть, чего доброго, я испорчу оленью куртку, которую шью для него! И я старалась лишний раз не поднимать глаз от рукоделия.

Не смущаясь этим, Ниэллин часто устраивался рядом с какой-нибудь мелкой работой — точил ножи и резцы, которыми кроили шкуры, выпиливал из кусков рога пряжки и застежки, плел ремни из полосок кожи. Бывало, он засиживался за этими занятиями до глубокой ночи, когда остальные уже укладывались спать.

Никто в лагере не скучал без дела. Эта всеобщая суета ободряла меня — приготовления как будто уменьшали грозящие нам опасности. Рассказы Тамуриля и других разведчиков тоже скорее успокоили нас, чем напугали. Как ни ужасны казались Вздыбленные Льды, разведчики прошли по ним и невредимыми вернулись обратно — даром, что у них не было ни теплой одежды, ни запасов топлива и пищи, да еще им достался, наверное, самый тяжелый участок пути. Мы же потрудились на славу, со всем старанием изготовив необходимые вещи.

Не может быть, чтобы нас постигла неудача!

Нет, мы не верили в это, и в лагере царило оживленное, приподнятое настроение. Днем работа спорилась. Вечерами мы снова собирались у костра, слушали музыкантов, по очереди передававших друг другу арфы и лютни, или пели хором, и наши Лорды пели вместе с нами. Над нами не тяготели больше ни вина, ни проклятие, ни даже гнев на Феанаро — мы будто стали новым, юным народом, свободным от гнета прошлых ошибок и неудач.

Наконец каждый обзавелся теплой одеждой, под навесами кучами громоздились мешки с припасами, шкуры и жерди для шатров — мы решили взять с собой несколько, на случай, если при крайних холодах кого-то придется отогревать. Готовы были и волокуши, чтобы тащить за собой весь этот груз.

Лальмион с Тамурилем обошли лагерь, пересчитали мешки и объявили, что, по их мнению, пищи хватит месяца на два. Срок достаточный, даже если мы будем ползти как улитки! И Нолофинвэ объявил, что мы выступаем с началом следующего круга звезд.

Весь день мы перетрясали свои сумки, так и этак перекладывали мешки, чтобы закрепить их на волокушах удобнее и надежнее, а вечером пели у костра с особым чувством. Здесь, в северной пустоши, мы приспособились к жизни, какую вели наши праотцы в Серединных Землях. Жизнь эта требовала постоянного труда и усилий, но в то же время была размеренной и спокойной. Теперь же мы снова стояли на пороге, готовые шагнуть в неведомое — и идти навстречу своей цели.

Взволнованные, воодушевленные предвкушением перемен, мы засиделись за пением дольше обычного. Нолофинвэ пришлось напомнить нам, что перед дорогой надо как следует выспаться.

Но, когда все стали расходиться, Ниэллин задержал меня и отвел в сторону.

— Тинвиэль, — сказал он серьезно, не выпуская моей руки, — позволь мне поговорить с тобою.

Я кивнула. Начало настораживало, но сейчас-то можно уже не бояться, что он будет отговаривать меня от похода!

Он выдохнул, глубоко вдохнул и сказал:

— Тинвэ. Я люблю тебя.

Опешив, я вытаращила глаза. Я ждала чего угодно, но не такого признания! Не больно-то подходящее он выбрал место и время!

— Только не убегай! — схватив меня за руки, умоляюще воскликнул Ниэллин. — Дай мне договорить!.. Будь мы дома… В Тирионе я пришел бы к твоему отцу… а тебе вручил бы помолвочный дар… Но здесь… решил сначала спросить. Тинвиэль, ты приняла бы… мое кольцо?

Я молчала. Щеки мои горели, сердце колотилось где-то в горле. Ниэллин застал меня врасплох! Да, мои чувства к нему не похожи на просто дружбу или на привязанность к брату. Но любовь ли это? То ли чувство, которое связывает узами крепче кровных, делает из двоих одно? Нет, пока я не чувствую себя с Ниэллином единым целым!

Но… почему тогда без него мне так плохо?

Он был не в силах больше ждать и спросил дрогнувшим голосом:

— Твой ответ — нет?..

— Нет! То есть, да… то есть… — я совсем запуталась. — Почему ты спрашиваешь сегодня? Не лучше было бы подождать до конца похода?!

Ниэллин тряхнул головой:

— Когда еще он закончится! Мне нужно знать сейчас.

Во мне вдруг вспыхнуло раздражение. По какому праву он вынуждает меня принять решение тогда, когда я не знаю… не готова… не хочу!.. Он будто лишает меня свободы самой управлять своей жизнью!

Мне и правда захотелось разрыдаться и убежать. Но ведь от себя не убежишь, будет только хуже. И Ниэллин уж точно не заслужил такой обиды!

— Прости… — выдавила я. — Ты мне ближе, чем друг… чем брат… Но… я не знаю точно… Можно, я подумаю еще?

— Да, конечно, — сникнув, пробормотал Ниэллин.

Опустившись на колено, он вынул из-за пазухи и вложил мне в руку маленький тряпичный мешочек:

— Прости, Тинвиэль. Я, наверное, слишком тороплив… Но прошу — прими… это не обяжет тебя, это не кольцо… так, просто…