Во второй половине 1890-х годы от таких схем бронирования отказались. Как-то вдруг выяснилось, что такую защиту и пробивать ненужно. Зачем? Подобные корабли прекрасно топились даже обстрелом из орудий среднего калибра, безжалостно и безнаказанно рвущие им обширные неприкрытые броней части корпуса. То есть, подобная защита выступала в духе этакого «бронелифчика» из эротических анналов RPG-культуры.

На практике «Одину» оказалось достаточно всего двух-трех 15-см гаубичных снарядов, вошедших под хорошим углом в любую оконечность для получения серьезного дифферента. Достаточного для того, чтобы лечь на грунт пострадавшим «концом». Он ведь сел несколько глубже, войдя в пресную воду Одера. А глубины судоходного фарватера составляли до восьми метров… со всеми вытекающими.

И вот эти «водоплавающие» подошли к Штеттину. К городу, а не в город. Остановившись у переднего края блокирующих войск. Встали на якоря. Приняли концы телефонных кабелей для связи с командованием. Спустили лишний пар, чтобы в пустую не жечь уголь и не мучать кочегаров. И сыграли отбой, дабы с утра выступать в роли плав-батарей. Беспечно? А чего им боятся? Кавалерийского эскадрона? Ведь формально Меншиков командовал именно кавалерией. Да, механизированного, но средств береговой обороны у него не имелось.

Вот тут-то и крылась ошибка германского командования, которой попытался воспользоваться Максим. Западный Одер обладал узким судоходным фарватером. То есть, развернуться там восьмидесятиметровым корабликам было невозможно. А значит они оказались «на рельсах». Образно говоря. Ход только взад да вперед. Учитывая совершенно ничтожное течение  их даже снести потоком воды не могло быстро. Корректировать же огонь, в случае чего, можно было простой подкруткой угла возвышения. Это в случае, если вдруг им удастся сорваться и выйти из-под обстрела по какой-то волшебной случайности.

Остается понять – как люди Максима вели огонь. Но и тут никакой сложности не было. Командование над батареями взяли на себя артиллеристы, сняты с авто-САУ. Тех самых с 90-мм минометами. Не семь пядей во лбу, ребята, но разобраться с таблицами стрельбы к гаубицам и прицелиться по счислению смогли без всяких проблем. К каждому орудию встал командир 60-мм миномета. На затвор их помощник. По три заряжающих и досылающего набрали из числа минометных расчетов да прочих крепких парней. Вот и вся премудрость. Выстрелы ведь подвезли грузовиками и свалили прямо рядом с орудиями.

По темноте выдвинули временный наблюдательный пункт на берег реки. Как можно ближе к целям, чтобы наблюдать оба корабля. Силуэты которых были отличны видны. Ведь полнолуние случилось несколько дней назад. Туда же, к наблюдателю, протянули телефонный кабель. Привязались к местности по точным картам. Определили дистанции. Это ведь не море. Тут хватало удобных ориентиров. А дальше началась рутина… обычная рутина. Конечно, первые минут десять долбили по два выстрела в минуту, стараясь как можно скорее осадить на грунт броненосцы береговой обороны и лишить их хода. Дальше же в спокойном режиме, не спеша, не насилуя орудия, прямо-таки смакуя, разносили их в дым.

Наверное, огонь прекратился бы и раньше. Куда столько снарядов на столь слабо защищенные цели? Но осев на грунт оба страдальца все еще возвышались над водой бортами и в темноте, даже подсвеченные пожарами и луной, было не разобрать их состояние...

Глава 9

 1915 год, 7 июля. Штеттин

Максим стоял на балконе старинного замка и наслаждался закатом. Красным, но удивительно красивым. Заканчивался седьмой день боев за Штеттин. Кровавых, но полных множества необычных находок и решений.

Например, второго числа, уставши от бесконечного жужжания германских аэропланов, Меншиков распорядился поставить на поворотный железнодорожный круг 15-см гаубицу. Да не просто так, а на специально сваренном пандусе, который позволил бы ей задрать ствол до семидесяти пяти градусов. Ночью, разумеется. И вот, когда утром следующего дня вновь появился очередной аэроплан-разведчик, эта конструкция жахнула пару раз полным зарядом.

Не попали. И даже не накрыли. Но сам факт подрыва мощных шрапнельных снарядов на высоте два с лишним километра спугнул немецких авиаторов. Там ведь осыпь идет таким большим облаком, что особенно и прицеливаться не нужно. Так что русские артиллеристы стали первыми, кто применил гаубицу в столь необычном амплуа. Не без шансов на успех, кстати.

Конечно, железнодорожный поворотный круг обстреляли. Из-за чего оказалось потеряно орудие. Однако аэропланы над территорией города летать стали быстро, редко и недолго. Время от времени залетали то с одного курса, то с другого в рваном графике, стараясь, по возможности, укрываться облаками.

Как таковых штурмов было два.

Первый – стихийный, прошел утром второго июля. Генерал-полковник Мольтке пришел в ярость от уничтожения этих старых канонерок, лишь по недоразумению названных броненосцами береговой обороны. Вот и решился на общий штурм… с левого берега… спонтанно. Но не тут-то было…

Ожидая чего-то подобного и помня про самолеты над головой, Максим применил простейший прием. Просто позволил войти немецким штурмовым колоннам на улочки города, а потом тупо забросал их из окон бутылками с бензином.

О! Они произвели настоящий фурор! Раз. И из окна вылетает коптящая бутылка. Два. И разбивается о каменную мостовую. Три. И практически мгновенно приличная площадь дорожного покрытия охватывает ревущее пламя. А рядом еще. И еще. И еще.

Особого вреда это не приносило. Да и пожара в городе удалось избежать. Но психологически подобный прием давил чрезвычайно.

А потом, под прикрытием этих пожаров выкатились бронеавтомобили да постреляли немного вдоль улиц из пулеметов. Совокупный урон оказался умеренным. Может быть лег полк или около того. Но штурм откатился, так толком и не начавшись.

Мольтке остыл и, устыдившись своего глупого поступка, подошел к делу намного разумнее. Уже шестого числа он начал нормальное всеобщее наступление с обоих берегов Одера. Одновременно. Да так, чтобы Меншиков свои невеликие силы был вынужден разделить.

С восточного берега, мимо порта к мостам двигалось батальонов семь, может быть восемь. Так и не разобрать. Сводных. Надерганных взводами из разных полков дивизии, державшей оборону у Старгарда. Да. Открытое пространство. Но несколько железнодорожных насыпей давали неплохое укрытие от пуль.

Однако Максим не стал встречать эту толпу «в лоб». Он перебросил туда всю свою дюжину 60-мм минометов. Эти орудия расположились во дворах ближайших к реке зданий и обрушили на немцев настоящий град мин. Дистанции обстрела были вполне подходящие – от трехсот до восьмисот метров.

Пять минут боя и минометчики, прихватив свое имущество, дали деру. А то мало ли?

И очень правильно. С восточного берега ударила тяжелая артиллерия по домам, прикрывающим своими кирпичными телами покинутые огневые точки. И неплохо так ударила. С полчаса долбила весь передний край домов, выходящий непосредственно к реке. Разнесла все в щебенку. Но тщетно. Противника там уже не было.

«Восточная атака» провалилась. Массированный обстрел из минометов на открытой местности сделал свое дело – добрая половина наступающих войск там и осталась лежать или ползать, истекая кровью. Тут и контузии от близких разрывов, и осколочные ранения, и вторичные осколки в виде щебенки, разлетающейся от взрывов. Ну и на психику это надавило серьезно. Ведь дюжина 60-мм минометов смогла на тех, весьма ограниченных по размеру площадях, поднять настоящую стену взрывов. Пятнадцать-двадцать мин с каждого «ствола» давало порядка двухсот «подач» по противнику в минуту.

С западного направления наступление шло иначе.

Здесь Мольтке решил действовать устоявшимися формациями – ротами резервистов и ландвера. То есть, отряды скрепленные и слаженные хоть каким-то опытом совместной службы. Землячеством и прочими «скрепами». Вот они и начали входить в город с двадцати трех направлений - дорог. А перед каждой ротой двигался бронеавтомобиль. Генерал-полковник ведь знал о том, как работали русские. И по опыту боев в Лиссе, и Бреслау, и Ноймаркте и даже здесь – в Штеттине. Ведь остатки того разгромленного полка разбежались не сильно далеко и были тщательно опрошены.