- Человек, написавший эту песню, не будет бегать от решительного сражения, если посчитает его нужным. И то, что он ставил на уши всю Германию, уходя от тяжелых боев, было его планом. Возможно он импровизировал. Но лишь в деталях, методах и инструментах. Он искал возможности для сокрушающего удара. И теперь, отходя на север, к Дании, кузен не пытается улизнуть от ваших войск. Нет. Он просто отмахивается от их назойливого внимания к своей персоне перед решительным ударом по своему настоящему врагу.

- Но как?! – Воскликнул Кайзер.

- Ему нужно вынудить его действовать. Спровоцировать и окончательно дискредитировать в глазах всей России. Каждый солдат, каждый офицер, буквально все должны отвернуться от него, посчитав мерзавцем и предателем. Ведь пока документов нет – все это болтовня. Да и потом Великий князь может объявить обвинения ложью, выигрывая время. Поди простым людям докажи, что, размахивая бумажками? Они ведь и читать не все умеют. А Николаю Николаевичу сейчас нужно время. И кузену будет очень глупо давать ему шанс. Потому что, в случае успешного дворцового переворота, погибнет его жена и его ребенок. Великий князь не пощадит их. После такого выпада – в этом сомнений нет.

- Проклятье! – Прорычал Вильгельм, вскакивая и пулей вылетая из помещения, видимо в поисках средств связи.

- Успеет? – Меланхолично спросила Кайзерин Августа Виктория.

- Мольтке? – Уточнила кронпринцесса. - Нет. Меншиков опять поставит его в дурацкое положение своим маневром. Странно что Его Величество забыл слова, сказанные в этом дворце. Кузен ведь едва ли не прямо говорил о своих планах…

И Цецилия Мекленбург-Шверинская была права. Потому что рано утром Меншиков 29 июня повел свой эскадрон на восток от Шверина. Со всей яростью, скоростью и решительностью. Потому что время поджимало.

Взяв Генеральный штаб Германии Максим получил исчерпывающую информацию о расположении войск. И понимал всю благость обстоятельств. Ведь в Штеттине на левом берегу Одера стоял лишь один резервный полк ландвера, усиленный дивизионом 15-см полевых гаубиц. А вот там, на правом берегу размещалась уже полнокровная дивизия с массой разнообразных усилений. Ее специально вывели вперед и дали возможность окопаться, дабы прикрыть город с кучей важных промышленных предприятий.

Какой у него есть лаг по времени?

Связи со Шверином у Берлина не было из-за уничтожения местного телеграфа и телефонного узла. А остальные населенные пункты? Да. Опыт рывка от Бреслау до Ротенбурга отчетливо немцам должен был показать, что эскадрон может и объезжать значимые населенные пункты. То есть, избегать своевременного обнаружения. Но куда он делся? Почему не пытается прорваться в Данию? Снова ушел в леса? Наверняка ведь всю округу, рядом с засевшими в оборону войсками, прочесывают аэропланы.

Рано или поздно немцы должны занервничать. И скорее рано, чем поздно. Перебросить с правого берега на левый пару полков – дело нескольких часов. Ну… наверное. Пешим ходом – сутки. Но они могли реквизировать у местных сколько-то автомобилей. Да и тыловое обеспечение этой дивизии производилось поездом по железнодорожной ветке через Одер. Так что, за два-три часа, при остром желании, могут справиться. Вот Максим и гнал, желая опередить немцев.

Остановился он только в Нойбранденбурге. Три грузовика у него сломались. Начинался сказываться пробег. Вот их на буксир подцепили и дотянули до городка. Пока с ними возились, Антон Фоккер посетил местное отделение нидерландского банка Rotterdamsche Bankvereeniging и положил два миллиона марок на свой спешно открытый счет. Сумма большая. И даже очень. Поэтому пришлось объясняться. Даже договор купли-продажи показывать. Но справились. А вот с грузовиками – нет. Пришлось срочно искать им замену из подходящей техники в городе. Хорошо хоть не шеститонные грузовики сдохли, а трехтонные. Они и загружены оказались меньше, и подобрать им замену особого труда не составила. Ибо ходовые модели.

Так или иначе – провозились почти два часа. Поэтому к Штеттину они подъехали только к двум часам после полудня. И это, несмотря на то, что выступили с рассветом. Но успели. С трудом, но успели опередить немцев. Которые только-только зашевелились в нужном направлении.

Разведывательный взвод выскочил на позиции германского тяжелого артиллерийского дивизиона и без всякого промедления открыл огонь. Там и оставалось-то от этого взвода – слезы. Трое мотоциклистов и один бронеавтомобиль. Из-за чего Максиму пришлось усилить его третьим трофейным пушечным «Ланчестером». Собственно, эти два «аппарата» и ударили беглым огнем на подавление по прислуге германских орудий. Стараясь, впрочем, не сильно повреждать саму артиллерию. И, по возможности, не стрелять по ящикам со снарядами или с пороховыми зарядами.

Сражение на дивизионе было очень коротким. Немцы просто не могли развернуть тяжеленые гаубицы и попытаться хоть чем-то накрыть незваных гостей. А из пистолетов и винтовок вреда бронеавтомобилям особого не причинишь. Да. Можно пробить покрышку. Но толку с этого не много. Это уехать куда-нибудь далеко он после этого не сможет, однако, здесь и сейчас и перекатываться, и стрелять вполне продолжит.

Разогнав прислугу гаубиц, разведчики заняли оборону. Дождались подхода обоих линейных взводов. И консолидированными усилиями двинулись по городским улицам к позициям окопавшегося полка ландвера. Стандартного полка в три пехотных батальона и пулеметную роту.

Восемь бронеавтомобилей «давили грудью». А спешенные бойцы, активно поддерживали их «из-за широкой спины». Легкие самозарядные карабины под пистолетный патрон на улицах города давали чудовищное преимущество над обычными винтовками. Да, слабый патрон. Но и дистанции смешные. Впрочем, основной тактикой, как и прежде была отнюдь не форма линейного противостояния. Бронеавтомобили огнем на подавление загоняли пехоту противника в укрытия. А стрелки линейных взводов, пользуясь этим обстоятельством, сближались и забрасывали недруга гранатами. Будь он в траншее или в здании. Это не меняло ровным счетом ничего.

Иногда, правда, пришлось подавлять слишком неудобные для гранат узлы обороны. И пушечным бронеавтомобилям приходилось выезжать на прямую наводку да «ковырять» своими дохленькими 37-мм пушечками врага.

Так или иначе, но за полчаса достаточно осторожный бой закончился. Изрядно потрепанный полк ландвера отступил на правый берег Одера, потеряв свои пулеметы. Они были слишком тяжелыми, чтобы спешно их перетаскивать.

Но не успел эскадрон закрепиться в центре Штеттина, как показался дым паровоза. Рефлексируя и ожидая от немцев подлянки, Меншиков выслал на правый берег Одер первый линейный взвод. Он-то и открыл издалека огонь по локомотиву. Не пулеметом, само собой. Вскрывать паровой котел могла только пушка «Ланчестера». Вот она-то и застучала, часто-часто, отправляя снаряд за снарядом по врагу. Пара минут. И окутанный раскаленными парами паровоз завалился на бок и, вспахав немного земли, застыл. Несколько снарядов попали ниже котла – в колеса. Вроде и крепкие такие. Но все одно – не выдержавшие такого обращения. Да еще на скорости. Так что, раскололись и больше не удерживали локомотив на рельсах. Вот он и «поплыл».

Не зря. Ой не зря Хоботов приказал открыть огонь из пушки. Потому что из сошедшего с рельсов и завалившегося на бок состава начали выбираться люди. А точнее немецкие солдаты. Так что Лев Евгеньевич, оценив обстановку, повел свой взвод вперед, изрядно размочалив деревянные вагоны из пулеметов своих Руссо-Даймлеров.

Остался там кто-то внутри? Не ясно. Да он и не выяснял. Просто постреляв, разогнав противника. И отойдя, согласно приказу Меншикова, обратно к берегу реки.

- Пехота… - поиграв желваками, произнес Максим. – Быстро же они сообразили.

- Но мы успели, - заметил Хоботов.