Ничего хитрого в них не было.

Яйцевидный чугунный корпус имел два отверстия с нарезкой по торцам. Корпус был гладким, за исключением пояса выступающих граней по миделю, облегчающих удержание . Один торец заворачивался пробкой с чеканной надписью: «Меншиков М», откуда и название. А с другой стороны вворачивался взрыватель типа УЗРГ . Тротил и бездымный порох был в дефиците. Поэтому Меншиков пустил на их снаряжение черный порох из старых крепостных арсеналов. Там его с запасом имелось для древних орудий. И вот эти «максимкины яйца» штурмовой батальон и стал закатывать в германские траншеи, подойдя к ним под прикрытием пулеметов бронеавтомобилей.

Ротмистр все это время сидел в кабине своего авто и в который раз изучал карту.

Пробежали связисты, прокладывающие телефонный кабель на тот берег Варты. Прямо по краю понтонного моста. А рядом деловито наводили еще один.

Минуло тридцать минут.

Перестрелка на немецких позициях практически стихла. Прошли три ротные колонны обычной пехоты, несколько походных кухонь и пара десятков зарядных двуколок.

На берег подкатили батарею трехдюймовок, но не спешили перебрасывать дальше. Развернули прямо тут. И время от времени постреливали куда-то «в ту степь». Но вряд ли на удачу. Потому что их командир почти постоянно «висел на трубке». Видимо общался с корректировщиком.

Наконец, со стороны немцев появился двуместный Фарман . Снизившись метров до пятидесяти над автоколонной, он скинул пенал и пошел на аэродром. Боец, дежуривший возле Меншикова, сорвался с места и принес ему послание разведчиков. Там была обычная карта местности, на которой карандашом обозначены позиции пехоты и артиллерии второй линии обороны.

Минут через сорок в небе снова загудело. Это бомбардировщики заправились, загрузили бомбы, провели техобслуживание и вышли на новый заход. И вот только теперь ротмистр скомандовал своему усиленному эскадрону переправляться. Он знал, что бомбардировщики уже получили копии разведданных с Фармана. И прекрасно понимали, что им нужно бомбить. Ему же остается только накопить своих людей на том берегу и в нужный момент атаковать…

Максим обратил внимание на то, что и Николай Николаевич, и генерал Рузский, и ряд других мерзавцев были удивительно покладисты. Неспроста это. Но и отказываться от предприятия не стал, отлично понимая, что кроме личных отношений еще есть и перспектива поражения. Он очень неплохо закрепился в этом мире и может занять еще более весомое положение в обществе. А для этого требовалось не отсиживаться по углам, а действовать. Умно, решительно и непредсказуемо. Да, безусловно, они что-то задумали. И, совершенно точно, не планируют его возвращение. Ну и пусть. Они вряд ли до конца понимают боевые возможности его эскадрона.

Но совсем наобум он действовать не стал. Предупредил и Императора, и Ренненкампфа. На всякий случай. С Павлом Карловичем так и вообще он обговорил массу вариантов, проторчав три часа на телеграфе. Тот тоже не доверял ни генералу Рузскому, ни Главнокомандующему, а значит будет готовиться.

Открывалась новая страница в этой войне за Россию. Глупая и смешная до кровавых слез. Потому что вся эта фронтовая мясорубка была лишь ширмой для настоящей войны…

 1915 год, 25 июня. Где-то на Восточном фронте

Максим вышел из своего пижонского Rolls-Royce  и задумчиво посмотрел на Фарман, который качнул крыльями и ушел на восток за Варту. Вторая линия обороны была много слабее первой. В том числе из-за того, что ее личный состав попытался контратаковать штурмовой батальон, подкрепленный бронеавтомобилями и тремя пехотными ротами. И закономерно умылся кровью.

Так что, когда передовые части отдельного эскадрона подъехали на позиции, там особенного никого не было. Рота, может полторы пехоты. Да масса раненых. Авиаудар оказался крайне болезненным из-за удачного захода одного «Муромца», уложившего семь или восемь своих 87-мм подарков прямо в широкую и просторную траншею.

Отгремели взрывы. Выжившие солдаты стали выползать из укрытий, пытаясь привести в порядок орудия с пулеметами. Но не тут-то было. Отдельный эскадрон уже успел приблизиться достаточно близко и пошел в атаку.

Семь бронеавтомобилей Руссо-Даймлер  с трофейными станковыми пулеметами MG-08 ударили короткими очередями на подавление. Их поддержали 60-мм и 90-мм минометы  эскадрона. А пехота, высадившаяся из грузовиков, подошла под их прикрытием прямо к траншеям. И закидала гранатами все узлы сопротивления. Теми же самыми «Эмками», что и у штурмового батальона. Только снаряженными не черным порохом, а тротилом. Николай Оттович фон Эссен не отказал в услуге и передал ротмистру потребное количество снарядов, захваченных на Пиллау под снаряжение гранат и изготовление фугасов. «Бракованных», разумеется. То есть, поврежденных артобстрелом и непригодных для дела. По бумагам.

Гранаты получились что надо! Маленькие, удобные для переноски и броска, а главное – мощные и удобные в использовании.

Иными словами – это был не бой, а какая-то пародия на учения в обстановке, приближенной к боевой. И не потому, что немецкая пехота была плоха. Нет. Просто не знакомая с новыми методами ведения боя и не готовая к ним. Да и не снаряжена должным образом. Комбинация скоординированного штурмового удара авиации с наступлением нового типа – оказалась непреодолимым фактором. Никто в мире так не воевал. Вообще. И пока еще даже не догадывался, к счастью.

Бойцы прошлись по траншеям, добив тяжело раненых штыками и вытащив легких да целых. А Максим, продолжал задумчиво смотреть в сторону практически исчезнувшего в дали самолета.

На душе у него было крайне погано. И очень хотелось курить. Но, увы.

Так получилось, что он последовательно боролся с табаком в своем эскадроне. Нет, не запрещал, ибо это глупо. Просто давал серьезные и регулярные физические нагрузки как общего характера, так и на полосе препятствий. Тренировочный полигон, развернутый им под Царским селом, был абсолютно уникальным для этих лет. А вместе с тем и секретным. Вот там он своих добровольцев и гонял.

Тех же «талантов», что не понимали прозрачных намеков и продолжали попадаться курящими, он заставлял выкуривать пачку папирос, а потом гонял на полосе препятствий до изнеможения. Редкий «гений» доходил до пяти подходов. Большинство вырабатывали нужные рефлексы на табак заметно быстрее и не хуже, чем собачки Павлова.

Сейчас же, в коей-то веки, он сам пожелал подымить. Но, увы, был вынужден жевать травинку. Как и все остальные. Дожевав до состояния мочалки очередной стебелек растения, Максим выплюнул его и усмехнулся.

Ему было очень непросто «держать лицо» и под внешним спокойствием скрывать свое волнение. А дергаться было с чего. Ведь, как тот самый сыщик Федор Соколов из последней комедии Гайдая , он был вынужден выступать приманкой. То есть, действовать по методу – «ловля на живца».

Гучков старался. Из-за чего репутация Николая Николаевича таяла. И не только в гражданской среде, но и в армии. Последняя была особенно важна, потому что за кем армия, за тем и власть. Реальная власть. Настоящая, а не публичная говорильня. Но даже поистине ломовые усилия Александра Ивановича не позволяли быстро сдвинуть дело с мертвой точки. Слишком много в армии имелось людей, воспитанных на восхвалении военного гения Николая Николаевича младшего. Они верили в него и искренне считали, что все эти нападки Гучкова лишь грязь и тлен, которыми честного и достойного человека не опорочить.

Император же, числившийся де юре абсолютным монархом, был связан по рукам и ногам этим сторонниками дяди. То есть, он не мог взять и приказать его арестовать. Даже снять с должности просто так не имел возможности. Требовался повод. Веский повод.