Все эти фантазии пришли ей в голову неожиданно, за ужином. Она замечталась и долго смотрела, как отец разделывается с огромным куском курицы. Стася выпала из общего разговора, а когда очнулась, с легкой грустью посмотрела на Раису и спросила невпопад: «А вы носки-то вязать умеете?» – «Умею», – ответила Рая машинально и тут же принялась мысленно проклинать себя на чем свет стоит, вспомнив, как эти дурацкие носки раздражали когда-то ее дружка. Отец поперхнулся, мама покраснела, Стася захлопала глазами. Вечер был испорчен.

Собственно, Раиса тоже была редким видом мамонта. Она явилась из глубинки, из какой-то тихой провинции, где провела подо льдами свое детство, отрочество, молодость и большую часть зрелых лет. Стася вдруг подумала: откуда она все это знает? Из снов? А может быть, она сумасшедшая? В голове у Стаси был полный сумбур. Так уже было однажды зимой, когда она никак не могла добраться домой. Стася шла по парку, и вдруг ее скрутила такая боль, что она чуть не закричала. Способ снять боль был один – делать все наоборот. Раз она шла домой, то, стало быть, нужно идти обратно в школу. Стася повернулась и пошла назад. Боль исчезла в то же мгновение. В следующий раз боль заставила ее дать большой крюк по парку, потом расстроила ее воскресные планы и заставила целый день провести дома.

Сейчас Стасе захотелось съездить куда-нибудь в центр. «Просто так, проветриться», – говорила она себе, не желая признаваться в том, что ее что-то гонит из дома. Напевая, она вышла и столкнулась с отцом. В машине сидела Раиса. Девочка загляделась на нее, та покраснела, и Стася присвистнула про себя: «Вот это да!» Она еще толком не знала, к чему отнести свое «вот это да», а в голову ей пришла еще более странная мысль: «Так ей и надо!»

Стася поцеловала отца, помахала Раисе и пошла по парку, втянув голову в плечи. Про кого это она сейчас подумала? Неужели про маму? Про маму. А почему? Что ей такого сделала мама? Что-то сделала. Что-то непростительное, обидное до слез. Только все-таки непонятно – что же. И потом, пусть отец наконец будет счастлив. «Да что же это такое! – возмутилась Стася в ответ на собственные мысли. – С чего я взяла?..» Правда, ведь это же все так и будет. Внутри вдруг воцарилось глубокое спокойствие. Стася почувствовала себя взрослой и глубоко несчастной. И еще ей показалось, что тот человек из сна… Он вот-вот ее схватит. Но сопротивление бесполезно. Чувство обреченности было новым, но она никак не могла от него избавиться.

Ноги все несли и несли ее куда-то к остановке, потом в метро, снова к остановке… И все под музыку: ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла… Она мурлыкала эту мелодию от самого дома. И вот когда остановилась, глазам своим не поверила: маленькое кафе, перед которым она теперь стояла, называлось «Моцарт». А всю дорогу она распевала «Волшебную флейту». «Нет», – простонала про себя Стася и собралась уйти. Но тут пересилило детское любопытство. Любопытство, возведенное в квадрат, нет, в куб.

Четыре столика. Три пусты. А за четвертым мужчина. Сидит спиной, лица не видно. Чувство обреченности поколебалось немного и слегка отпустило. Стася сделала еще один шаг, и ей стало чуть-чуть легче дышать. Тогда она быстро направилась к столику, чувствуя, как ее душу охватывает нечто вроде триумфа победителя…

При одной мысли о том, чтобы вернуться домой, у Славы начинали мелко подрагивать пальцы. Если его распрекрасная Мари была «убитой Юрской», то кто, спрашивается, та, другая, с которой он коротал последние дни? Та, которая выдает себя за Ларису? Та, перед которой он разыгрывает роль героя вот уже около месяца?

Господи, какой же он дурак! Мог бы и сразу догадаться, что к чему. Его Мари, то есть, конечно, Лариса Юрская, конечно – Лариса, говорила как пела, с ней можно было разговаривать часами о чем угодно. Эрудиция, интеллект, честолюбие. Все это хорошо вписывается в образ студентки филфака. А Лариса, которая сидит у него дома, рассказывает свои страшные истории, пользуясь набором из двадцати слов. Да она никогда бы и не поступила на филологический.

Мимо Славы, зазывно звеня, пронесся трамвай и остановился на остановке. Почему-то ему захотелось в этот трамвай, захотелось непременно. Пятнадцать минут он блаженствовал, бездумно глядя в окно на проплывающих мимо пешеходов, скачущих по лужам, но на одной из остановок вдруг ввалились толпой люди, ему пришлось уступить место и захотелось тут же выйти.

На улице Слава вновь почувствовал себя обманутым и одиноким. Захотелось пожаловаться кому-нибудь. Кафе, в которое он забрел, было безлюдным. Потоптавшись на пороге, Слава собрался уйти, когда томная длинная девица появилась за стойкой и призывно вытянула шею.

– Открыто? – поинтересовался Слава на всякий случай.

– Конечно, разумеется, естественно.

Ходячий словарь синонимов. Слава заказал кофе и два пирожка с повидлом.

Он углубился в свои мысли и не услышал, как открылась дверь, как появилась девочка с сумкой через плечо. Ему страшно не понравилось, что кто-то садится за его столик, в то время как еще три стоят абсолютно пустыми. Он поднял глаза.

– Ты?! – Кофе выплеснулся на стол.

Девочка нервно рассмеялась.

– Если я тебе скажу, как тебя нашла, ты не поверишь.

– Да нет, ошибаешься, я теперь готов верить всему.

– Ну, для начала, я – Настя.

– А в конце концов кто? – зло спросил Слава и тут же отметил, что смахивает со стороны на параноика.

– Стася.

– Кто?

– Стася. Так меня зовет папа. Хочешь, покажу паспорт?

– Ой, только ради Бога… Давай так, Настя. Я доедаю свои пирожки и ухожу, ладно? Вот смотри…

И он, проворно откусывая пирожки маленькими кусочками, принялся неестественно быстро жевать.

– Подожди, – попросила девочка, – не торопись.

– Не могу, – ответил с набитым ртом Слава, прихлебывая кофе из чашечки, – тороплюсь.

– Мы ведь не случайно встретились!

– Уж я догадываюсь. Кто же тебя подсылает все время?

– Судьба…

– Ты ненормальная?

– Немного.

– Я так и понял.

Он стал подниматься, но девочка потянула его за рукав.

– Мы ведь для чего-то встретились, – девочка наморщила лоб. – Я вот только не понимаю пока – для чего.

– Вот когда поймешь, тогда и приходи, поговорим.

– Куда приходить?

Слава разозлился и вышел из себя, тут же в нем проснулось что-то героическое. Сейчас, после порции пирожков, он был уверен, что лже-Ларису подослал к нему Дмитрий – шпионить. Сейчас он сделает ему подарочек, пусть его разорит эта девица.

– Я тебе телефончик оставлю, – радостно заговорил Слава, предвкушая последствия. – Трубку, хорошо? Звони в любое время. Вот номер. – И он дрожащими пальцами написал на салфетке номер Дмитрия и протянул девочке. – А теперь мне нужно бежать, извини.

Он быстро пошел к двери, а Настя, посмотрев на салфетку, сказала изумленно:

– Это ведь папин номер!

Слава замер в дверном проеме. Глубоко вздохнув, чтобы унять неуместное сердцебиение, он повернулся на каблуках и снова сел напротив девочки.

– И кто твой папа?

– Дмитрий Николаевич.

Слава чуть не опрокинул стул, вставая. Вот больная, навязалась на его голову. Он готов был ее стукнуть, а девочка тем временем что-то доставала из сумки.

– Смотри, – сказала она, и Слава перевел взгляд на фотографию, которую Стася держала в руках.

На фотографии все та же девочка висела на шее у счастливого мужика, который мог с успехом оказаться и Дмитрием Николаевичем и кем-нибудь совсем другим. Трудно было представить по фотографии его затылок или голос. Слава застонал, сел и обхватил голову руками.

– Хорошо, допустим, этот твой папа и Дмитрий – одно и то же лицо. Зачем он тебя прислал?

– Меня никто не присылал.

– Я что, похож на идиота?

– Нет. Папа понятия не имеет, где я сейчас. Да я и сама не знаю…

Слава насторожился. Он вспомнил, что в прошлый раз Настя несла точно такую же околесицу, но он, очарованный красивыми женщинами, списал все несуразицы на их глубоко личные дела, которые они обсуждают иносказательно. Может быть, она все-таки того, с приветом? Но она была до того хорошенькая, что Слава вздохнул и грустно подумал: «Если окажется нормальной, все-таки свожу ее в,,Баскин-Робинс»…»