— Нерестятся только рыбы в пресных реках, — покачал маг головой. Он не смог вылезти на причал нормально, просто сел на почерневшие доски. — Но корью отложили икру, я видел. Не думаю, что…

Он впервые посмотрел Зуре на лицо и осекся.

— Хороша? — она опустила уголки губ вниз, изображая то ли сарказм, то ли иронию.

— Прелестна, — Лин почему-то улыбнулся так, будто говорил серьезно. — Ты прости. Это мои ошибки. Я должен был предусмотреть…

— Ничего, — Зура помогла ему встать. — Ничего ты был не должен. Но сделал даже больше, чем мог.

Вместе они пошли к маяку. Зура все еще прихрамывала, но несмотря на это (а может, именно поэтому) она забрала у Лина сумку — маг чуть ли не шатался. Сумка показалась подозрительно тяжелой, хотя, насколько ей было известно, у волшебника было немного вещей.

— Я прихватил твою книгу с корабля, — пояснил Лин.

— Какую? — удивилась Зура: казалось невозможным, чтобы у нее была книга. Потом до нее дошло: — А, «Три друга-мстителя»? Вообще-то, это твоя книга. В смысле, я взяла ее в твоем доме.

— Именно, — кивнул Лин. — Помню, в детстве я ее обожал.

— Я уже вряд ли буду дочитывать.

— Могу рассказать, чем все кончится.

Зура хотела было отказаться. Но до маяка оставалось идти еще довольно много (с черепашьей-то скоростью Лина), и хромая нога начинала неприятно ныть. Нужно было не лениться, а разрабатывать.

Сцепив зубы, но стараясь, чтобы Лин не заметил, она сказала:

— Ну давай. Трави.

Лин, какой бы серый он ни был, охотно послушался. Вот есть же люди, для которых работать языком — главное развлечение.

— В конце оказалось, что отца Пеоля убил сам Пеоль. И даже не совсем случайно. А маг Дериан был виновен только в том, что разорил беднягу… Все это так подействовало на чувствительного Таола, что он тут же слился с океаном, не дожидаясь положенного срока, а Дамиан вызвал Пеоля на дуэль.

— Жуть какая, — совершенно искренне сказала Зура. — Такие друзья! А еще они мне так нравились, особенно Пеоль. Таол какой-то слишком… неземной даже для мага. А Дамиан простоватый.

— Да? — удивился Лин. — А мне Дамиан нравился больше других.

— И чем кончилась дуэль?

— Книга кончается, не дойдя до дуэли. Они просто сидят на скале над морем, в которое навеки ушел их друг, молчат и не знают, как глядеть друг в другу в глаза.

— А такая веселая история была…

— На самом деле весьма характерная концовка для романа той эпохи. В прошлом веке считалось, что чем меньше концовка соответствует началу и чем более незаметно совершился переход, тем выше мастерство автора.

Зура много чего могла бы рассказать про этих бессердечных писателей, которых не заботят ни герои, ни читатели, но они, к счастью, добрались до маяка.

Линова спальня, где Зура никогда не была, находилась на втором этаже, и маг настоял, чтобы подняться туда.

Там оказалось пустынно: воздух был сырой, даже затхлый.

Не обращая внимания на пасмурную погоду, Лин распахнул единственное окно.

— Мне очень хочется поговорить с тобой, — проговорил он извиняющимся тоном, — но сейчас, боюсь, я способен только спать. Ты подождешь?

— Подожду, — деланно зевнула Зура, — я не тороплюсь особо. Нога с рукой еще не долечились. Это, конечно, уже никуда не денется… — она махнула рукой на щеку и лоб.

Лин поймал ее запястье. Удивительное дело: обычно-то он ловкостью не отличался.

— Ты самая красивая, — пробормотал он, хотя она видела, что смотреть на нее ему неприятно. — Лучше всех.

Потом, укладываясь, он еще долго бормотал что-то о том, как, может быть, они сейчас заложили основы взаимопонимания между народами, и маяк этот рано или поздно заработает снова.

Зура дотемна сидела в кресле-качалке в его спальне, смотрела в тускнеющем свете из окна, как маг спит. Она понимала, что надо уходить.

Дело, конечно, не в шрамах. Она же не какая-то смазливая вертихвостка, у которой ничего кроме личика нет и не будет. А Лин, наверное, прав: сейчас он еще не привык, да и винит себя за ожоги. Потом привыкнет. Да и шрамы пока красные, воспаленные, вспухшие. Со временем поблекнут. Лицо, конечно, останется перекореженным, но все-таки легче будет смотреть.

Просто…

Лин всего себя вложил в этот договор, в это заклятье. В то, чтобы между морем и сушей установился мир. А Зура убивала этих рыб, и убивала их с дикарским, животным наслаждением. Это были ее враги, и они должны были умереть.

Можно сражаться с другими, но себя победить нельзя. Можно выгнать войну отовсюду, но из человеческой души она никуда не денется.

Поэтому Зуре и нечего делать рядом с магом.

Ничего. Эта история закончилась. Начнется другая.

Такова жизнь. В ней много историй.

В заключении магического контракта нет ни пафоса, ни пышности.

Когда он совершается между двумя людьми, они смешивают свою кровь в чаше с морской водой, потом отпивают по глотку из этой чаши. Чуть-чуть отливается в открытую воду: в реку или в море. Остаток разливается в три флакона. Можно и в один, но три — безопасней.

Один флакон хранит у себя посредник (в случае проститутки и клиента это бордель), два других забирают себе стороны и размещают по своему усмотрению. Рекомендуется поместить в банк.

Чтобы разорвать контракт, необходимо уничтожить все три флакона.

По крайней мере, столичные гетеры и их клиенты в это верят.

Они не знают того, говорил Лин, что эти три флакона — обманка, камуфляж. Значение имеют не они, а те три глотка: по одному для договаривающихся сторон и один для стихии, чтобы она была свидетелем. С остальными флаконами потом можно делать что угодно: хоть бить их, хоть жечь.

Когда Зура поинтересовалась у Лина, почему он не расскажет это всем, тот только брови поднял:

— Кто бы заключал договор, зная, что его нельзя разорвать? А чем меньше у людей возможностей вредить друг другу, тем лучше… К тому же, я совсем не уверен, что договор не изнашивается со временем.

Заключение магического контракта между Мариендом, поверенным Голоса голосов, и Великим вождем морского народа, Зура не видела. Не знала, мешали ли там кровь, не знали, куда эту кровь потом отливали. Но Майя рассказала ей, что когда все было сделано, будто золотистая пелена легла на волны, берег и горы.

— И все, — сказала она, — ни морскому народу, ни наземному стало невозможно вредить друг другу на этом участке шельфа. Мы должны жить в мире и пользоваться дарами моря совместно, — потом она засмеялась. — Все-таки только Лин мог придумать такую чушь, да еще и в жизнь ее претворить! Это как в сказках.

— Думаешь, будут неприятные последствия? — спросила Зура.

— Будут, — ответила Майя уверенно. — И для Лина в первую очередь.

Потом помялась, будто сомневалась, сказать или не сказать, и добавила просительно:

— Ты уж не бросай его…

Майя, конечно, не знала, что это невозможно.

Должно быть, Зура задремала в кресле, потому что ее разбудил какой-то шорох или стук внизу, за стенами маяка.

Это было странно: за время своего пребывания здесь Зура привыкла, что на острове никогда не бывает по-настоящему тихо. Море шумело всегда: ворочалось, вздыхало, шелестело.

Может быть, это все маги, что растворились, ушли в море прежде, голосили и шептали в складках волн, пытаясь на что-то намекнуть или о чем-то предостеречь?

А может быть, это был вовсе не звук, а что-то сродни уколу предчувствия…

— Лин, — она ткнула мага рукой в плечо, и он сразу же проснулся, сна ни в одном глазу, растерянно сел на постели.

— В чем дело?

— По-моему, на острове кто-то есть. Кроме нас.

— Антуан? — проговорил Лин чуть растерянно. — Он говорил, что заглянет. Может, Тиана притащил сюда? Они подружились…

Но чутье Зуры в голос вопило: никакой это не Антуан, и его дружба с Тианом тут не причем. От Тиана не исходило такой угрозы, неприятной и как будто знакомой. Да что там знакомой… Было ощущение, что Зура совсем недавно сталкивалась с той же опасностью.