Он смотрел на нее колючим взглядом, а Хиран не могла произнести ни слова. Слишком мало времени, чтобы во всем разобраться и что-то понять. Слишком противоречивым казалось все сказанное мужем. Она совсем, совсем не знала своего мужа. Но для нее это не имело значения. Потому что у нее теперь была вся жизнь, чтобы узнать его. А если она не сможет в этой жизни, то у них в запасе есть еще семь. И ему не придется ее удерживать, потому что она и сама никуда не собиралась.

Он говорил странные, пугающие и в то же время нелепые вещи. Ей было страшно представлять себе, каким было детство мужа. Но он вырос и стал сильным. Он стал хорошим человеком. Плохие люди не могут быть преданными друзьями. А Колин был.

Он как собственное имя. И неверно он сказал, что оно ему не подходит. Очень подходит. Голубь. Эта птица не такая благородная и изысканная как лебедь, но, несмотря на это является символом мира и на любовных открытках именно она олицетворяет нежность и доброту.

А Хиран очень нужна была его доброта и нежность. И возможно, когда она станет ему хорошей женой, и любовь…

Молчание длилось слишком долго. А Колин ждал. А потом, его плечи поникли, и он оттолкнулся от стола и направился к выходу.

― Я выйду, ― пугающе спокойно сказал он, не глядя на нее. ― Наверное, ты хочешь переодеться…

Хиран неуклюже вскочила с дивана, запутавшись в складках сари, споткнулась, едва удержав равновесие.

― Меня зовут Хирани Нараян Бхаскар Притвирадж, в замужестве Тейт! – ее голос сломался, она всхлипнула. Но расправила плечи, когда Колин обернулся. И ей было уже все равно, что слезы текут по лицу. ― Я отвергнутая невеста, от которой возможно, отказалась семья. У меня нет ничего, кроме того, что я принесла с собой. Ты женился на мне. Для индийской женщины муж это Бог. А жена для мужа – хранительница его жизни и души. И мне решать, достойна ли эта душа моей. И я очень хочу любить и почитать своего Бога, Колин – джи. Но не потому что так положено. А потому что мой муж этого достоин. И потому что для него я… - исключение. – Хиран упрямо вытерла слезы. ― И быть может это я не достойна … Я плохая дочь, я нарушила все правила, пошла против отца. Я вышла замуж за американца, которого знаю всего неделю. И я легкомысленная, потому что еще недавно собиралась стать женой другого, а кажется, уже полюбила… тебя.

Он был рядом в тот момент, когда Хиран едва успела закрыть лицо ладонями. Он не позволил ей спрятаться. Мягко отвел ее руки, обхватил лицо ладонями и поцеловал заплаканные глаза, потом щеки и наконец, губы. Потом одной рукой обнял за талию, заставляя всем телом прильнуть к себе.

― Я хочу, чтобы все это было по-настоящему, ― прошептал Колин ей в губы. ― Я хочу, чтобы ты осталась. Семь жизней, да? Не надо, моя принцесса. Отдай мне только эту. Больше не надо.

Она хотела возразить, но он не позволил. Подхватил ее на руки и вернулся к дивану. Только в этот раз не оставил ее сидеть на нем одну, а сел вместе с ней, не спуская с рук, и продолжая целовать. Его дыхание сбивалась и Хиран чувствовала дрожь, волной пробегающую по его телу, а под своей рукой на его груди она ощущала быстрые удары сердца мужа, и ее собственное сбивалось с ритма. Хиран нравилось, когда Колин ее целовал. И хотелось больше. Пусть бы он целовал ее так долго, чтобы обо всем забыть. И она желала прижаться к нему еще сильнее, но он держал ее так нежно. И тогда она сама подвинулась немного на его коленях, обняла за шею. Муж шумно втянул в себя воздух, мышцы на его руках напряглись и сильные руки сжались.

― Хиран…

Ей стало жарко от хриплого голоса мужа. И от своего имени на его губах. «Хиран». Не «принцесса». А он уже снова целовал ее, как она хотела. Так, чтобы не хватало дыхания. И было страшно. Что все прекратиться. Потому что она уже забыла, что было когда-то. У нее было только сейчас. И ей было все равно, что было когда-то у мужа. Теперь у него есть она.

Они не разделимы. Колин пришел к ней, когда она больше всего нуждалась в нем. Но теперь Хиран знала, что и она нужна ему.

26 глава

Хиран сказала, что по традиции в первую брачную ночь муж должен открыть лицо своей жены, сняв с нее свадебное покрывало. И Колин позволил ей соскользнуть со своих колен, оставив его наблюдать, как она отошла на пару шагов, подхватила длинный край сари и накинула на голову, так низко, что не стало видно глаз. Только кончик носа, с поблескивающим на нем золотым колечком и губы, припухшие, влажные, манящие.

Она стояла перед ним ослепительно красивая, и ярко красный цвет наряда, блеск вышивки и украшений не могли обмануть Колина. Он знал, что под всей этой ослепляющей мишурой скрывается чистейший бриллиант, сокровище, случайно попавшее ему в руки. От макушки до пальчиков на ногах Хиран была драгоценностью. И не потому, что ее звали «Бриллиант» и не потому, что у ее отца был огромный счет в банке. А потому что она отдала ему свое сердце, просто так. И все жизни положила к его ногам в обмен на одну ничего не стоящую душу. Потому что она смело встретила удар со стороны жениха и с достоинством приняла его предательство. Она смиренно слушала, как от нее отказывается близкий человек, не отступив от принятого решения. Но зато она плакала о нем. О сыне никчемных людей, который признал поражение и перестал сражаться с течением. И ее слезы о нем проливались прямо в душу, задевая что-то изнутри, что-то, что Колин больше не хотел тревожить. А оно вопреки его желанию билось теперь с удвоенной силой только от одного взгляда на Хиран.

И никогда еще Колин не желал с такой силой прикоснуться к женщине и в то же время оттягивал этот момент, получая удовольствие только глядя на нее. На подрагивающие пальцы, на грудь, вздымающуюся в тревожном дыхании. На легкую, полупрозрачную ткань сари, под которой виднелся плоский живот Хиран, с темной ямкой пупка и Колин мог дать голову на отсечение, что в нем поблескивала еще одна замысловато-украшенная сережка. И словно молния в его мысли ворвался образ, как он коснется холодного металла языком, прежде чем попробует на вкус смуглую кожу. Всего один образ обжог тело охватившим желанием и повлек за собой множество картинок того, как он мог бы касаться ее и ласкать.

Колин, заставляя себя двигаться медленно, встал с дивана и преодолел крохотное расстояние между ними.

― Что я должен делать? – спросил он, сам удивившись, как звучит его севший голос.

― Сними его.

Колин, не отрывая взгляда от движения губ Хиран, поднял руки, пальцами прихватил ткань и открыл лицо своей жены. Она не смотрела на него, опустила ресницы, пряча за ними глаза, а вместе с ними мысли. А Колин хотел смотреть в ее карий омут, и читать там все, о чем эта райская птичка желала умолчать. И вот, словно угадав его желание она подняла взгляд, и Колин поразился открытости и доверию, что светились на дне ее глаз. Колин отпустил ткань и вот его пальцы уже гладили нежную кожу щек. И не осталось ничего, кроме жгучего желания снова поцеловать эти манящие губы. Но когда Колин чуть склонился к лицу девушки, Хиран обхватила его запястья тонкими пальцами.

― Это все по-настоящему, Колин-джи? Ведь по-настоящему? Теперь я ваша? – с надрывом спросила она, выворачивая душу Колина.

― Пока еще не моя. Пока еще нет. Ты мой украденный бриллиант. Но станешь, совсем скоро. И ты права, все по-настоящему. Кто же знал, что когда я откажусь от всего стоящего в своей жизни я получу самый ценный бриллиант.

― Колин-джи…

― Что дальше, ты должна научить меня. Что там дальше следует по традиции?

― Я не знаю… - шепотом ответила Хиран, и смущение добавило еще ярких красок в ее ослепляющий образ.

― Тогда закрой глаза, принцесса, ― сказал Колин и помог выполнить указание, коснувшись губами сначала правого, а затем левого века Хиран.

Девушка судорожно вздохнула и приоткрыла губы, чем Колин без промедления воспользовался. Припал к их сладости, ощущая какое-то ликование от понимания, что уже знает какие они на вкус. Хиран, продолжающая цепляться за его запястья, сжала пальцы сильнее и чуть качнулась навстречу. Он целовал ее долго и медленно, боясь, что если позволит себе быть смелее, то уже не сможет остановиться. А потому продолжал чувственный танец, все сильнее завладевая сладостным ртом Хиран, лаская его изнутри, забирая дыхание девушки, заменяя его своим. А она все позволяла, не жалела для него и вздоха.