— Папа, можно нам войти? — Ратха просунула в дверь голову. — Я хочу взять у тебя книжку, которую приготовила для Нарендера.

— Конечно, дорогая, — сразу же отозвался отец, однако юноше показалось, что он не слишком доволен их появлением.

— О чем это вы здесь толкуете? — беспечно спросила девушка, разыскивая среди кучи бумаг, которыми был завален стол, свой подарок.

— О делах, девочка, о делах, — отозвался ее отец. — Вы в этом все равно ничего не понимаете.

— Нам и не хочется в это вникать, — отозвался Нарендер.

Джави быстро переглянулся с президентом, но никто из них не произнес ни слова. Оба сделали вид, что ничего не слышали.

Ратха никак не могла отыскать книжку. Она даже начала нервничать — почему-то ей казалось, что отец и его гость ждут не дождутся, когда они уйдут. Хотя ей было приятно видеть, что между ними возникла и все усиливается близость и взаимопонимание.

«Отлично, пусть подружатся, — подумала Ратха. — Надеюсь, когда-нибудь мне это пригодится. Мне и самой следовало бы почаще бывать в доме Сахаи — тем более, что я не раз получала приглашения от бабушки Нарендера, а она, как говорят, имеет на него большое влияние. Неужели мне не удастся очаровать старушку, раз уж у меня не все гладко идет с ее любимым внуком? Такой союзник мне совсем бы не повредил».

Наконец она нашла свой подарок — Чанхури, оказывается, сунул его в ящик стола.

— Я думал, это попало сюда по ошибке — зачем мне стихи? — принялся он оправдываться, когда дочь призвала его к ответу за самоуправство.

Нарендер поневоле усмехнулся, полностью соглашаясь с хозяином дома, — стихи ему действительно были ни к чему.

Он взял у девушки книгу в кожаном переплете и открыл ее.

— О, да это Низами.

— Что, угодила тебе? — спросила обрадованная Ратха. — Стихи о любви.

— Спасибо, Ратха, — поблагодарил за сына Джави. — Ему будет полезно почитать об этом.

Нарендер же, казалось, сразу забыл обо всем — в том числе и о той, которая сделала ему этот подарок.

«Да, — печально вздохнула девушка, глядя, с каким восторгом он перелистывает страницы, — если мне суждено однажды стать твоей женой, то до этого еще очень-очень далеко. И, как знать, может быть, слишком далеко для того, чтобы я смогла этого дождаться…»

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Нет ничего страшнее толпы, охваченной единой страстью к разрушению. Она выплескивается на улицы с одной мыслью — бить, жечь, громить. Человек превращается в стадное животное, которым управляют инстинкты. Все черное, злое, что таится в глубине его души, выходит наружу — ведь в толпе все позволено и никто не несет ответственности, а для темных людей это и есть свобода.

Орда разгневанных хулиганов и фанатиков, которых немало оказалось в Обществе охраны Ганга, устроили погром на целлюлозно-бумажной фабрике. Они не удовольствовались поджогами цехов, а, распаленные безнаказанностью, продолжили кровавую вакханалию на ближайших улицах.

Телевизионные компании сработали на редкость оперативно, чего нельзя сказать о доблестной полиции. Все желающие могли видеть по своим телевизорам, как погромщики, разогретые спиртным и наркотиками задолго до начала кровавого спектакля, переворачивали и поджигали машины, гонялись с палками за прохожими, которые показались им подозрительными, как обезумевшие, хулиганы бесновались на улице, не получая никакого отпора. Но кто же направил их на фабрику? Кто одурманил их бхангом и пальмовой водкой? Эти господа, как всегда, остались в тени. Они использовали людей как слепое орудие своей воли и теперь с удовольствием наблюдали за результатом погрома, удобно устроившись у экранов телевизоров.

Потом кадры прямого репортажа сменились на изображение привлекательной девушки-комментатора. С профессиональной невозмутимостью она стала подводить некоторые итоги событий:

— Между администрацией фабрики и Обществом охраны Ганга возник серьезный конфликт. В результате столкновения имеются жертвы. Антиобщественные элементы подожгли предприятие «Сахаи и компания». Убыток составляет десятки миллионов рупий…

Бхагават Чанхури и Джави, удобно устроившиеся в кабинете предпринимателя, понимающе переглянулись. Несмотря на понесенные убытки, Джави выглядел бодрым и веселым. Он как раз занимался тем, что раскупоривал бутылку французского шампанского, чтобы отпраздновать этот погром.

— Организатор движения за очистку реки Ганг, господин Бхагават Чанхури, выступил с резкой критикой действий экстремистов. Он заявил, что его Общество занимается миролюбивой деятельностью. Бхагават Чанхури потребовал от правительства незамедлительного расследования…

Джави выключил телевизор. Дальше уже было неинтересно. Работа была отлично выполнена, и следовало это отметить.

— За удачу! — воскликнул он и поднял свой бокал.

— За удачу! — поддержал его Чанхури.

Прекрасное шампанское, охлажденное в серебряном ведерке со льдом строго до двадцати градусов, еще больше повысило их настроение.

— Вы замечательно провернули это дельце, — одобрительно сказал Джави. — Как это кстати, когда перед открытием новой фабрики старая сгорает.

— Убытки возместит страховая компания, — продолжил его мысль Чанхури, — и никто не заподозрит вас в том, что вы осуществили поджог, — все чисто. Фанатики Общества сделали это на глазах миллионов зрителей. Никакая инспекция не придерется, — засмеялся он, разглядывая шипящий хоровод пузырьков в бокале.

— Да, — подтвердил фабрикант, — место для новых цехов уже выбрано. Это будет и ваше предприятие тоже.

— Да, — довольным голосом протянул Чанхури. Он находил особое удовольствие в том, чтобы рядиться в белоснежную тогу защитника окружающей среды и одновременно уничтожать природу, продавать ее. Но никто не мог даже заподозрить его в лицемерии, никто, кроме деловых партнеров, не видел подлинного лица защитника Ганга. Никто, кроме одного человека, оказавшегося случайным свидетелем.

Нарендер вернулся раньше, чем обычно, и, проходя по коридору, услышал голос отца. Первым его побуждением было заткнуть уши, чтобы не узнать чего-нибудь такого, что, как в прошлый раз, может вызвать у него неприязнь к отцу. Однако разговор показался ему настолько интересным, что он поневоле прислушался.

— Боюсь, эта очистительная кампания нам помешает сильнее, чем я думал раньше. Слишком большой подъем общественного мнения. Эти фанатики лезут не в свое дело, — Нарендер узнал голос Джави, — суются со своей священной водой, а я свои грехи сам себе отпущу. Главное — побольше денег!

— Не беспокойтесь, они ничего не смогут — я их глава! — голос этот юноша тоже узнал. — Наоборот. Самые неблаговидные действия можно прикрыть благородными идеями. Люди падки на них. Достаточно объявить, что это делается ради всеобщего блага и процветания, и они идут, словно стадо, выполнять вашу команду. А когда эти людишки выполнят то, что нам нужно, мы всегда можем загнать их обратно в стойло. Конечно, самые умные поймут потом, что они в очередной раз обмануты, но такова участь народа.

— Так, может, дать семьям пострадавших по десять тысяч рупий? — спросил Джави, мысленно прикидывавший размеры будущих барышей. — Это заткнет крикунам глотки.

— У вас доброе сердце, Джави-бабу. Дайте несчастным эти деньги — и вы получите отпущение грехов.

Нарендер, старавшийся не пропустить ни единого слова, даже пошатнулся и вынужден был прислониться к стене. От этого невольного движения скрипнула рассохшаяся дощечка мозаичного паркета.

Юноша замер. Если бы кто-нибудь сказал бы ему, что он будет подслушивать, да еще у дверей кабинета своего отца, он бы рассмеялся в лицо этому человеку. И вот теперь, благодаря такому неблаговидному занятию, ему до конца открылась истинная сущность отца, которого, как оказывается, он совсем не знал.

— Никто и не заметит, — глумливым голосом проговорил Бхагават, — что воды Ганга станут мутнее от наших грехов и главным образом от нашей фабрики.

Эта фраза подвела итог всему. Нарендер повернулся и ушел в свою комнату, чтобы собрать вещи.