Он отправился поздравить еще раз Бхагавата Чанхури, на ходу придумывая, на что сослаться, если тому вздумается спросить о Нарендере. Однако, к счастью, президенту было не до Сахаи-младшего. Он сразу же предложил Джави важные новости, не забывая отвечать при этом на многочисленные поклоны.

Прием шел своим чередом, и они переходили от одной группки людей к другой, стараясь не упустить ни одного интересующего их гостя без того, чтобы не задать ему пару вопросов, когда Джави вдруг увидел, что в гостиную входит его сын. Нарендер настолько снизошел до общества, что надел смокинг и даже чем-то смазал свои непокорные волосы, так что они заблестели ровным глянцем. Отец не мог не отметить, что сын производит впечатление на окружающих — на него смотрели с интересом, а иные — особенно молодые девушки — даже с восхищением. Конечно, это было приятно, но Джави сейчас больше интересовало то, что заставило сына переменить свое решение остаться дома.

«Неужели поумнел немного? — подумал отец. — Нет, скорее, бабушка просто велела ему отправляться в гости — ее-то он не смеет ослушаться, не то что своего глупого, ничтожного отца, который только и умеет, что зарабатывать деньги! Ладно, как бы там ни было, Нарендер здесь — а это сейчас главное!»

Джави обернулся и, найдя в толпе Ратху, показал ей глазами на сына. Девушка недоуменно посмотрела на господина Сахаи, но все-таки обернулась, проследив его взгляд. Увидев Нарендера, она так покраснела и смутилась, что Джави даже заулыбался.

«Славная все-таки девчонка, — вздохнул он. — Не только тем хороша, что дочка влиятельного человека. Из нее и жена будет отличная, не хуже моей».

Он видел, что Ратха колеблется, не зная, что ей предпринять — то ли бежать навстречу Нарендеру, то ли ждать, пока он сам подойдет к ней. Однако, судя по всему, девушка не была вполне уверена, что он догадается найти ее в толпе гостей. Она взглянула на господина Сахаи, как бы ища у него поддержки, но тот отвернулся, не желая выглядеть сводником. Тогда Ратха сочла, что стоит рискнуть своей репутацией ради такого юноши, как Нарендер, и, краснея от собственной решительности, быстро пошла к нему.

Почему-то это было замечено всеми. Люди сторонились, давая ей дорогу, и оборачивались, чтобы понять, к кому она так торопится. И только один Нарендер как будто не замечал суеты, которую вызвало его появление.

— Ну, вот и ты! — сказала Ратха, подбежав к нему. — Я уже и не надеялась.

Она протянула руку, как бы желая коснуться его, но тут же отдернула ее, наткнувшись на внимательные взгляды, обращенные к ним со всех сторон.

— Ты сегодня очень красивая, — улыбаясь, сказал юноша.

— Правда? — вспыхнула Ратха. — Тебе нравится?

Она умела спокойно и с достоинством принимать комплименты, но все, что было связано с Нарендером, воспринималось ею совсем не так, как в других ситуациях. Любое его слово могло в одно мгновение преобразить ее жизнь — сделать ее счастливой или, наоборот, повергнуть в отчаяние. То, что в других устах звучало ничего не значащим пустячным замечанием, у него выходило похвалой или осуждением — просто потому, что для Ратхи все это было частью непрекращающегося разговора, который она вела с ним в душе.

— Пойдем, поздоровайся с папой, а то ты так старательно обходишь наш дом, что это уже становится неприличным, — сказала она и тут же испугалась, не услышит ли он в ее словах упрек или недовольство.

Но Нарендер и не думал обижаться. Он с улыбкой пожал плечами и пошел за ней. Ратха замолчала, надеясь, что он будет как-то оправдывать свое нежелание посещать их, приведет вескую причину, которая мешала ему видеться с нею сразу же после возвращения из Шантиникетона, но так ничего и не дождалась.

«Для него это совершенно нормально — не повидаться со мной. Он и не заметил, как давно мы не встречались», — кольнула ее внезапная догадка, но девушка не дала ей укрепиться в душе и сразу же прогнала.

Но что-то осталось и стало чуть-чуть саднить внутри. Теперь, чтобы почувствовать себя такой же счастливой, как в момент, когда она увидела его лицо в толпе гостей, ей приходилось делать над собой усилие. «Сама виновата, — ругала себя Ратха. — Сколько раз давала слово никого не упрекать. Знаю ведь, что ничего хорошего из этого не выходит, а вот опять попалась…»

— Папа, Нарендер пришел, — сказала она отцу, показывая на остановившегося в двух шагах юношу.

Чанхури внимательно оглядел парня и вдруг неожиданно радостно улыбнулся:

— Рад видеть тебя, сынок!

Сынок! Нарендер вовсе не надеялся на такое радушное обращение. В общем-то он находил это чересчур фамильярным, Бхагават Чанхури вовсе не был тем человеком, короткие отношения с которым могли бы его обрадовать. Хотя, возможно, этот господин так зовет всех друзей его дочери.

Нарендер низко поклонился, как того требовал торжественный момент чествования победителя, и протянул ему подарок, завернутый в бумагу.

— Примите мои поздравления, — вежливо произнес он.

— Как интересно! Что же это мой сын решил подарить господину президенту? — насмешливо спросил подошедший Джави. — Свод небесной мудрости? Или рекламный проспект Тагоровского центра?

Юноша почувствовал, как в нем снова закипает злость на отца, но недавняя бабушкина проповедь не позволила высказать ему недовольство вслух.

— Действительно мудрость, но вполне земная, — ответил он, стараясь сдержать свои чувства и сохранить желание быть терпимым.

— Что это?! — Бхагават развернул бумагу и теперь смотрел на обложку книги, которая была ему слишком хорошо знакома.

«Политика и коррупция»… Он написал эту работу двадцать лет назад, будучи, как ему теперь казалось, глупым и восторженным юнцом, полным решимости изменить мир. Иллюзии давно развеял ветер, но книга, оказывается, еще выплывает то там, то здесь, как брошенная потерпевшим бедствие матросом бутылка — его уже давно спасли, и он пьет свой кофе в уютной квартирке, а она продолжает странствовать в полном опасностей океане, неся в себе известие о беде и крик о помощи.

— Вот это подарок! — усмехнулся Джави Сахаи. — Вполне в духе моего сына. Я хочу сказать, выбрано с большим вкусом.

Он прекрасно видел, что Чанхури неприятно напоминание о либеральных грешках молодости, как не понравилось бы почтенному отцу семейства, если бы кто-то вспомнил при его детях и дородной супруге, как он плясал когда-то в ярмарочном балагане с тоненькой цыганкой. Растерянность президента была, казалось ему, даже забавной — к тому же всегда полезно знать слабые места человека, с которым заключаешь союз. Однако несветские и даже бестактные манеры сына не могли не огорчать — принести такой подарочек мог или ни о чем не осведомленный, или желающий уязвить посильнее человек. И то, и другое не устроило бы Джави в собственном сыне.

— О, «Политика и коррупция»! Помню, помню, эту книгу называли в свое время «калькуттской бомбой», — вмешался неожиданно вынырнувший откуда-то младший брат Джави — Джай.

Он возложил на президента свой подарок, который, к счастью, оказался более традиционным, чем дар племянника, — это была обычная цветочная гирлянда без всякого подтекста и скрытых шипов.

— Однако должен заметить, — весело продолжал дядюшка Джай, делая вид, что не замечает вытянувшейся физиономии хозяина дома и недовольства брата, — что эта парочка давно уже разошлась. Раньше их кое-что связывало, и довольно крепко, а теперь политики больше нет — осталась одна коррупция!

Он рассмеялся с добродушием человека, не слишком интересующегося тем впечатлением, которое производят его слова и поступки на окружающих. На этот раз его веселье было охотно поддержано — все-таки это был выход из затруднительного положения, в которое их поставила бестактность Нарендера.

— Может, вы и правы, — сказал немного оправившийся Чанхури, закончив смеяться, — но вы только критикуете, а я, не опасаясь угроз, борюсь с этой коррупцией.

— Представляю, как тяжело вам приходится, — сочувственно склонил голову Джай.