У меня есть подозрения. Увы, сейчас нет времени их обдумать и проверить. Придётся подождать до возвращения от Источника.»
Эль-Саморен с отвращением пролистал оставшиеся чистыми листы и закрыл пухлый томик в кожаном переплёте. За эту ночь от желтоватых страниц эльф узнал о любимой чуть ли не больше, чем за все годы знакомства. Хотя он был честен с собой: большую часть из не самых лучших черт Яль-Марисен он просто не хотел замечать. И это было горько.
А за окном уже начинало светать, а значит, пора выходить из комнаты, требовать завтрак, седлать коня и ехать дальше. Но так хотелось вместо долгожданной службы забыться.
Только уже несколько минут спустя дневник погибшей эльфийки покоился в глубине дорожной сумки, а командир громко стучал сапогами со стальными подковками по ступеням вниз.
***
Катя попрощалась с очередным караваном и, радуясь весенней оттепели, свернула с дороги на тропу. Она не хотела сейчас появляться в городе и поэтому отправилась в ближайшую деревню. Но стоило показаться домам за последним поворотом, как девушка осела на не растаявший ещё снег и нервно засмеялась. Деревня показалась до странности знакомой. Да, Катя за полтора года успела увидеть столько сёл, деревень и хуторов, что они стали казаться похожими друг на друга, но всё же самую первую деревню забыть было невозможно. Отсмеявшись, юродивая отряхнулась и прошла оставшуюся часть тропинки, пересекла селение насквозь и постучалась в ворота последнего дома:
— Тётя Рисса! Здравствуйте! — закричала она. — Можно напроситься к вам в гости на денёк?!
Звонкий голос среди привычно шума разбудил ещё по-зимнему сонную деревню, одни за другими начали распахиваться ворота других домов и из них начали выходить жители.
— Это же юродивая! Она вернулась! — слышалось с их стороны.
— Где она! Где эта обманщица! — заскрипел голос старосты. — Вот я ей! Да я её сейчас!
Старичок за эти месяцы сильно постарел, теперь ему приходилось опираться при ходьбе на корявую клюку и подслеповато щуриться. За ним по пятам следовали оба его сына, готовые подхватить одряхлевшего, но пытающегося бодриться отца. И эта забота, ненавязчивая и неотступная, ярче всего показала, что в деревне всё хорошо.
Не прошло и часа, как Катя уже сидела за столом в знакомой избе, в том же чужом платье, что и полтора года назад. И напротив сидела Рисса, почти не изменившаяся и такая же словоохотливая. Она, как и тогда, выставила всех желающих общения за дверь, чтобы гостья могла спокойно привести себя в порядок и отдохнуть с дороги. Хозяйка придвинула к девушке большую тарелку с горячей густой похлёбкой и ломоть подогретого хлеба. Здесь, в этой просторной тёплой комнате, Катя вновь почувствовала себя дома.
— Вот так и живём. По зимней дороге столько ушло в солдаты, что теперь в полях работать некому. Да не в первый раз, справимся.
— А староста хоть дочь свою замуж сосватал? — невпопад ухмыльнулась Катя. — В прошлый раз он этой свадьбой «мальчика» очень достал.
— Так из-за него вся молодь наша в армию и ринулась, от соседей постольку не поуходило на призыв. А у нас все, кто без жены, все ушли, лишь бы на старостиной девке не жениться. Теперь на батраков разоримся. А староста бывший после этого уже не староста, уступил он своё место.
— А Ратировские разбойники домой вернулись? — Катя, обжигаясь, ела вкусную похлёбку, наслаждаясь каждой ложкой. — Я их часто вспоминала.
— Хорошо у них всё, девочек домой вернули, а оставшиеся деньги мужики раздали на добрые дела. Ратира тебя тоже поминал. Кто из мужиков хотел продолжить грабить или деньге излишек оставить, так он им про тебя напомнит, мол, юродивая не напрасно им повстречалась, видать боги присмотрели. Вот и обошлось всё благополучно.
— Рада за них. Может, опять дорога до них доведёт.
— А ты стала спокойней, повзрослела. — Рисса задумчиво посмотрела на свою гостью.
Свечка на столе сердито зашипела, выплюнула несколько искр и начала гаснуть, напоминая, что вечер хоть и долог, но ночь не бесконечна. Утро, да и весь следующий день прошли в хлопотах. Катя чем могла помогала Риссе по дому, заодно привела в порядок свою одежду, просушила, наконец-то, сапоги. Высохшие вещи остаток вечера она чинила и штопала одолженными иглой и нитками. И всё это время не иссякала очередь страждущих выговорить богам.
Одна за другой приходили матери и сёстры, девушки-невесты, племянницы... Они лили слёзы, причитая об ушедших мужчинах, ругали бывшего старосту и уходили довольные, словно хорошо сделанным делом. И вроде бы всё то же самое, что и раньше, и в других деревнях матери и жены о рекрутах волнуются, но в прошлые разы после разговоров Катя не чувствовала себя настолько опустошенной. Выпитой.
Нет, это было не то опустошение, которое она почувствовала после встречи с Артефактом, в нем не было ни лёгкости, ни радости, только засасывающая черная дыра и скребущиеся на сердце кошки. А мудрая Рисса, понимающе качающая головой, на третий день разбудила её пораньше и проводила в дорогу.
Оставшись в уже привычном одиночестве на пустом в столь ранний час тракте, девушка с наслаждением глубоко вдохнула чистый воздух, старательно отогнала мысли о дразнящих запахах свежей выпечки из сумки и огляделась вокруг. Она по-прежнему не знала, как выглядит карта нового мира, но раз за её спиной знакомая деревня, то теперь хоть примерно можно прикинуть, в какой стороне Дикие Земли, до которых ещё долгий путь.
***
Катя шла, присоединялась к караванам, заходила в деревеньки, избегая городов несколько недель, но в начале лета с истеричным смехом устроила привал напротив такого не частого явления на местных перекрёстках — напротив дорожного указателя. «Дикие Земли».
Погода стояла по-весеннему нежаркая и сейчас не чувствовалось, а скорей угадывалось то, что накануне прошлой зимы казалось тёплым ветром. Девушка блаженно вытянула ноги, перемотала портянки и позволила себе просто дышать и ни о чём не думать. Она просто впитывала это чувство — нахождения в шаге от завершения долгого пути, в двух шагах от того места, куда стремилась, щекотку лёгкого волнения... Но привал пора было заканчивать и идти дальше.
С лёгким сердцем она шагала по дороге, высматривая место своего прошлого ночлега, гадая, сможет ли узнать его среди зелёной листвы. Не узнала, просто, привычно прислушиваясь, уловила тихое журчание воды недалеко в лесу. Катя свернула с утоптанной ленты тракта, отыскала ручей и по его берегу пошла вверх по течению. Сердце то замирало, то в такт с мыслями принималось бешено рваться на свободу и трусливо предлагая вернуться на торную дорогу.
Но вот за очередным поворотом русла Катя увидела знакомую поляну, на которой, как и в прошлый раз, стоял Сафен. Он смотрел на появившуюся из-за неохватного ствола девушку широко распахнутыми глазами, полными удивления, надежды и радости.
— Привет, — улыбнулась она, не подходя ближе. — Ты ждал?
— Я не верил. Никто не возвращался, — покачал головой он и робко шагнул вперёд. Первый маленький шаг сменился быстрым и размашистым, и уже через несколько мгновений Сафен сжал Катю в объятьях. — Ты вернулась. Ты действительно вернулась. Как обещала, вернулась.
— Прости, — Катя ответила на объятья, уткнулась лбом в его плечо.
— За что? Ты же вернулась...
— Сафен, проводи меня, пожалуйста к Храму.
— Нет, нет, ты ведь в тот раз пришла без Зова! — он немного отстранился, чтобы посмотреть в её спокойное лицо.
— Я чувствовала то, что вы называете Зовом, просто для меня было ещё не время. Ты проводишь? — она снизу вверх заглянула в его погасшие глаза. — Пожалуйста?
Сафен закрыл глаза и долгую минуту стоял неподвижно, продолжая держать девушку за плечи. Потом кивнул и пошел в Сторожку за своей сумкой. Им предстояли полтора дня пути без дороги. Они преодолели их быстрее.
***
В закатных сумерках перед девушкой словно бы из земли выросла каменная громада с окруженным покрытыми мхом колоннами высоким крыльцом. Распахнутые настежь створки темного провала входа единственные не поддались цепкой хватке леса и подчеркивали давящее величие строения.