— Имей в виду, Харви, — сказал Ковентри, — что я не могу отпустить вас просто так, когда у меня в ящике для грязного белья валяется Валенто Корсика.

Я пожал плечами, а Синтия крикнула:

— Никакой он не Валенто Корсика!

— Значит, я должен выбросить труп в реку, потом найти на этот отель покупателя, завершить свои дела в Нью-Йорке и убраться восвояси. Но это же жуткие хлопоты. А все из-за вас, Харви. Поэтому самое разумное, что мне остается сделать, — это убить вас троих и отправить в воду вслед за графом.

— Но у вас кажется есть и другое предложение?

— Сущая правда, Харви. Я готов к честной сделке. По-настоящему, мне следовало бы перекинуть вас троих в Техас и устроить вам отдых на ранчо на недельку-другую, пока здесь улягутся все страсти… Но вы, городские жители, никогда не можете выкроить время для такого полезного отдыха.

— Что же вы хотите?

— Не денег, Харви. Что такое для меня просить выкуп за эту молодую особу, — так, пустяки. Да и вообще киднеппинг — занятие для сопляков. Мне нужен настоящий товар, и, я надеюсь, ты, дружок, выведешь меня на него.

— Серьезно?

— Ну да. Никогда не слышал о такой штуке «Аристотель созерцает бюст Гомера»?

— Что, что?

Четверо бандитов радостно оскалились.

— Да, да, Харви. «Аристотель созерцает бюст Гомера».

— Он имеет в виду картину, Харви, — холодно пояснила Люсиль. Но я уже и так понял, к чему клонит толстяк и слушал его внимательно.

— Картина висит в Метрополитен-музее, — продолжала Люсиль. — За нее заплатили два миллиона долларов.

— Истинная правда, — подтвердил толстяк. — У тебя очень даже сообразительная подружка. Она, картина то бишь, именно там и находится. Я слышал, что ваша компания имеет дело с этой организацией.

— Бросьте, мистер Ковентри, — сказал я. — В мире не существует такой компании, у которой хватило бы средств застраховать этот музей. Кое-что страхуем мы, а что-то с десяток других компаний. Мы заключаем договор, потом он истекает, потом снова заключаем, потому не придумали еще счетную машинку, которая сумела бы сосчитать доллары и центы за все эти штучки в здании на Пятой авеню.

— Я это знаю, Харви, — улыбнулся толстяк. — Но для меня важно не то, на сколько они у вас застрахованы, а что вы — и ты, Харви, имеете доступ туда и знаете, как у них работает служба безопасности. Мне не нужен весь музей. Мне хватит одной старой картинки, потому как в Техасе появился клиент — он готов выложить пять миллионов, если я достану се ему. Ну а пять миллионов долларов да без налогов, Харви, — это тебе не баран чихнул. Никак нет, сэр!

Глава XI

Если и существует нечто, объединяющее всех толстых людей планеты, это их понимание того, что человеку нужно питаться. Ковентри не поскупился на ленч для нас троих. Шампанское, четыре вида сандвичей, салат, сыр, свежие фрукты, красное вино для желающих, кофе, печенье, пирожные и еще бутылка бренди. Все это вкатил на столике в гостиную малыш Билли. Когда я предложил ему угоститься, он только покачал головой.

— Я не ем с гостями. Я всего-навсего помощник.

Честный и скромный юноша! Они нас оставили одних. Но когда я подошел к задней двери, там стоял Ринго и ковырял во рту зубочисткой. Я высунул голову из парадного входа и увидел Билли, практиковавшегося в умении быстро вынимать пистолет из кобуры.

— С этими пистолетами одна морока, — пожаловался он мне. — Да еще глушитель! А вы какое оружие предпочитаете, мистер Крим?

— «Риглиз»[18], — сказал я, захлопнул дверь и попытался проверить, не работает ли телефон. Он, разумеется, не работал.

Люсиль налила себе шампанского и уговаривала Синтию съесть сандвич.

— Неужели ты думаешь, я буду есть сандвичи, когда бедный Гамбион валяется в ящике. Что, по-твоему, у меня совсем нет сердца? Ты еще хуже моей матери!

— Гамбион больше не в ящике, — информировал я Синтию. — Они завернули его в простыню и спустили в шахту для грязного белья. Сейчас он, наверное, уже на дне речном.

— Как вы можете говорить такое!

— Я только пытаюсь улучшить ваш аппетит, Синтия. Лично я помираю от голода, — Я взял сандвич и съел его в два приема. Осушил бокал шампанского и закусил еще одним сандвичем. Сандвичи были вкусные, но маленькие.

— Откуда тебе это известно? — удивилась Люсиль.

— Что именно?

— Насчет Корсики?

— Он никакой не Корсика, — воскликнула Синтия. — Ну почему вы меня не слушаете?

— Это мне сказал Ковентри, — ответил я Люсиль, а затем спросил Синтию: — Откуда вам известно, что он не Корсика?

— Бедняжка не выдержал и все мне рассказал. Он младший сын нищего графа. У него сдали нервы, и мы так и не поженились. Но он проделал все, что от него требовали. Он был вполне симпатичный, хотя и любил не девочек, а мальчиков, но это вина не его, а его мамаши! Ему дали денег, чтобы он прошел через компьютерный тест, — им надо было сбить со следа иммиграционные службы и полицию. Мне он даже нравился, бедняжка, и вдруг на тебе!

— Съешьте что-нибудь. Вам станет легче, — посоветовал я.

Синтия начала с шампанского. Залпом выпив два стакана, словно это была вода, она взялась за сандвичи. При всей ее худобе аппетит у Синтии оказался отменный, и горка сандвичей стала заметно уменьшаться. Она пояснила Люсиль, что привычка говорить с набитым ртом появилась у нее еще в школе.

— Вот вам и радость от того, что у тебя богатые родители. Надо же, швырнуть его в шахту для грязного белья!

— Вы все еще мне не верите?

— Может, верим, может, нет. Кто знает? — Я немного подумал и сказал: — Какая разница. Он взял от них деньги. А потом случилось то, что должно было случиться.

— Ладно, Харви, — перебила меня Люсиль. — Не надо читать нотаций. Ты что будешь им помогать? Я имею в виду безумный план ограбить «Метрополитен»?

— Да, — сказал я, — буду.

— Прелесть! Просто прелесть!

— Слушай, — отозвался я. — Пора бы вам, девочкам, как следует пораскинуть мозгами. Если я не соглашусь, толстяк поубивает всех нас. Если я помогу ему, в благодарность он, глядишь, даст нам шанс выжить. Вот такие дела. — Я вынул свой блокнот, написал на нем «Неужели непонятно, что комната прослушивается?» Показав им запись, я вписал туда фразу: «Будем обманывать их», потом пошел в туалет и там, порвав страницу, спустил ее в унитаз. Когда я вернулся, Синтия устремила на меня задумчивый взгляд.

— Ему тридцать шесть лет, — холодно заметила про меня Люсиль, — Стало быть, ему на шестнадцать лет больше, чем тебе, Синтия. Более того, он разведен, ненадежен, беден, а также неуравновешен. Про него говорят, что он очень смекалист, но сейчас он согласился помочь ограбить музей искусств. Это наводит на печальные мысли.

— По-моему, он просто прелесть, — заметила Синтия.

В этот момент раздался звонок в дверь. Я бросился к двери в надежде, что увижу там страдающее от язвы лицо лейтенанта Ротшильда. Но на пороге стоял Ковентри.

— Девочки будут в целости и сохранности, — объявил он. — Тут есть цветной телевизор с большим экраном. Сюда доставят газеты и журналы, так что, я думаю, они прекрасно проведут время. Ну, а ты, Харви, пойдешь с нами — сейчас проверим, какие сигналы посылают нам костры.

Под голливудско-ковбойскими интонациями, похоже, пряталось бруклинское происхождение, впрочем, пряталось неплохо. У Ковентри были удивительно маленькие ножки, и он смешно семенил ими, топая при этом ковбойскими сапогами, что вызывало у меня в памяти какие-то смутные ощущения. Мы вышли из номера для новобрачных и перешли в президентский — это были весьма впечатляющие аппартаменты: столики красного дерева с гнутыми ножками, позолоченные зеркала и фальшивые обюссоновские ковры, бледно-голубые с отделкой цвета слоновой кости.

Ковентри с гордостью демонстрировал мне все это великолепие, хотя и признал, что до сих пор ни один президент США не спал в этом номере.