Изменить стиль страницы

- Что же ты делаешь со мной, милая моя? – Прошептал он прежде, чем начать резко и с силой вонзаться в меня, раз за разом исторгая стон удовольствия из моего рта. Я почувствовала, как внутри начинает сжиматься плотный ком, а затем меня захватил судорожный водоворот, утаскивая в искрящийся фейерверк, заставляющий разливаться тепло по всему моему телу. И где-то на краю сознания я услышала, как зарычал Арон, изливаясь с последними толчками в моё пылающее лоно.

Затем он уложил меня на бок и прижал к себе, по-прежнему оставаясь внутри. В этот момент я чувствовала такое тепло, такую любовь к нему и единение с ним, что мои глаза наполнились слезами.

- Ты чего? Плачешь? – Удивился Арон.

- Это я от счастья, - шмыгнула носом и засмеялась.

- А, ну тогда плачь, - тоже улыбнулся он, целуя мои волосы.

- Я люблю тебя.

- Я тоже тебя люблю. – Оборотень ещё крепче сжал меня в объятиях. – Я хочу, чтобы, когда это всё закончится, у нас появился малыш. Как думаешь, ты можешь уже быть беременной?

- Не знаю, - мне это даже не приходило в голову, я вовсе не задумывалась о беременности, хотя он почти каждый раз кончал в меня. А что если и правда? Вдруг внутри меня уже зародилась новая жизнь? А я подвергаю её (или его?) опасностям, лезу в самое логово Охотников… Но сейчас не время, чтобы об этом думать. – Давай обсудим наше будущее, когда выберемся живыми из Карины?

- Хорошо, - его голос стал другим, более отстранённым, потому что Арон тоже вернулся в реальность из мира грёз, где были только мы и наша любовь.

Холодный ветер пробежался телу, заставляя меня вздрогнуть и покрыться гусиной кожей. Я сильнее прижалась к моему мужчине, но мысли и чувства, только что безмятежно порхавшие по тропинкам удовольствия, уже успела заполнить ледяная стужа.

32

Арон разбудил меня, едва на востоке начало алеть.

- Почему так рано? – Ворчала я, зевая во весь рот. Я чувствовала себя не выспавшейся. Мы любили друг друга ещё несколько раз, прерываясь лишь на скромную еду, которую оборотню удалось раздобыть в деревне. Уснули так уже далеко за полночь.

- Чтобы нас никто посторонний не заметил, - назидательно сообщил мне Арон. Да уж, довод более чем логичный, и не поспоришь.

Мы быстро собрались и покинули наш временный лагерь.

Когда подошли к деревне, было ещё слишком темно, чтобы рассмотреть что-либо, лишь в некоторых окошках горели масляные лампы или свечи, давая тусклый свет, указующий нам верное направление. Мы обогнули центральную улицу и зашли со стороны огородов. Арон взял меня за руку, жестом призывая к молчанию. Так мы добрались до противоположного края деревни, и оборотень направился прямиком к домику, стоявшему последним. В темноте было трудно его разглядеть, поэтому я заметила лишь то, что он был одноэтажным, с двускатной крышей и едва различимой фигуркой флюгера на коньке.

На заднем дворе нас уже ждал донельзя бодрый хозяин, коренастый и крепкий.

- Сначала плату, значить, давай, - вместо приветствия сказал он Арону.

Оборотень достал из мешка шкатулку, которую он взял под половицей своего дома в деревне оборотней, и протянул её мужичку.

- Не здесь, - тот оглянулся по сторонам, - пошли в избу, значить.

Внутри дома нас уже ждала молчаливая хозяйка, она задвинула матерчатые занавески и лишь после этого раздула заготовленную лучину.

Арон поставил на стол шкатулку и открыл крышку. Даже при неясном, колышущемся свете было видно, как загорелись глаза хозяев. И не мудрено, внутри обитой тёмным бархатом шкатулки переливались крупные изумруды, оправленные в белое золото. Подрагивающими руками мужичок приподнял изящную цепочку, переходящую в украшение из витых полос, сходящихся изящным углом в центре, к которому снизу лепестками крепились семь насыщенно-зелёных изумрудов.

- Это последнее, что осталось от моей матери, - сказал Арон в ответ на мой вопросительный взгляд.

- Но ведь это слишком дорогое украшение! – Громким шёпотом возмутилась я.

- А если дорогое, так можете сами, пешком в столицу идти, значить, - ответил хозяин, но предусмотрительно засунул колье за пазуху.

- Мы поедем с вами, - спокойно сказал Арон. – Вы подготовили платье для неё?

Хозяйка показала стопку одежды и поманила меня в комнату, переодеваться. Я посмотрела на оборотня вопросительным взглядом, но он отвернулся к мужичку, обсуждая последние детали, и я последовала за женщиной.

Она закрыла дверь изнутри и положила одежду на застеленную вышитым покрывалом кровать. Платье состояло из широкого шерстяного сарафана в красно-синюю узорную клетку и светлой рубахи из грубой, плотной ткани, с вышитыми красными цветами на рукавах. Нижнего белья под этот костюм, похоже, не подразумевалось. Нет, так нет, мне, вообще, за время пути стало всё равно, что надевать.

Но, посмотрев на меня, женщина достала из комода шерстяные чулки и что-то напоминающее длинную нижнюю рубашку без рукавов. Вот это совсем хорошо. Я облачилась в костюм крестьянки, а хозяйка поднесла мне небольшое зеркальце, в котором невозможно было увидеть себя полностью, но всё же лучше так, чем совсем ничего. Я осматривала себя, оценивая внешний вид и его естественность. И нашла, что придраться, в общем-то, не к чему. Но в этом момент сзади подошла хозяйка и повязала мне на голову цветной платок. Вот теперь образ был полностью завершённым. Свою одежду я сложила в мешок, решив, что она мне ещё пригодится.

Выйдя из комнаты, я поймала одобрительный взгляд Арона. Его глаза вспыхнули интересом, я с трудом удержалась от желания покружиться перед ним, позволяя рассмотреть себя со всех сторон. Не хотелось делать посторонних свидетелями нашей эмоциональной близости. Оборотень тоже переоделся в крестьянскую одежду, глядя на него у меня защемило сердце. Как он красив, причём в любом наряде. Его тёплые, янтарные глаза говорили мне о том же.

- Ну, если вы готовы, пошли, значить, - хозяин принял от жены узелок с провизией и первым вышел наружу.

Во дворе перед домом стояла телега. Мужичок подошёл к ней, разворошил по сторонам солому и вытащил несколько досок, скрывавших двойное дно. Арон подошёл ко мне и взял за руки.

- Всё будет хорошо, слышишь? – Сказал он, с улыбкой глядя мне в глаза. – Ничего не бойся и веди себя как крестьянка – молчи и глаз не поднимай.

Я кивнула и тоже улыбнулась. Потом не выдержала и обхватила его за шею, крепко прижавшись всем телом.

- Ты справишься, - уверил он и, отстранившись от меня, полез вглубь телеги.

Хозяин, спокойно дождавшись, когда мы попрощаемся, уложил доски на место и равномерно рассыпал солому по всей поверхности. Со стороны совсем не было заметно, что телега много глубже, чем это необходимо. Сверху мужичок поставил несколько бочонков и клетушки с курами и петухами, набитыми так тесно, что при всём желании они не могли ни двигаться, ни кукарекать. Разве что дышать, просунув клюв сквозь деревянные прутья. В самую последнюю очередь хозяин запряг в телегу крепкую рыжую лошадку, до этого меланхолично жевавшую сено тут же во дворе.

- Ну, садись, значить, - скомандовал он мне и пошёл открывать ворота на улицу.

Я села с левого бока телеги, свесив ноги вниз. Мужичок вывел лошадь за ворота, и я, навсегда покидая этот дом и отправляясь в неизвестность, обернулась. Женщина стояла на пороге и с тоской смотрела на уезжающего мужа. Мы встретились глазами и моё сердце пронзила острая жалость к ней, ведь её супруг так ни разу и не посмотрел назад.

За всю дорогу мужичок не сказал мне ни одного слова. В общем-то, я была ему за это признательна.

Колёса телеги мерно поскрипывали, шуршала солома, подпрыгивали на ухабах бочонки и клетки с птицами. И я с ними заодно. Чтобы не свалиться во время одного из таких прыжков, мне пришлось пересесть ближе к центру телеги, опершись спиной на бочонок.

Впереди и следом за нами тянулись другие телеги и повозки, лошади которых медленно и размеренно передвигали ноги, а возницы и не думали их подгонять, сонно клюя носом.