— Вот как. В таком случае, я не имею права высказываться против него… Полагаю, у каждого свои предпочтения.
— Оу, это… Не уверена, что сформулировала бы это так, ну да ладно. Чем Вы тут занимаетесь, Зигфрид-сан?
Мужчина вытащил из грудного кармана листок бумаги. Перед тем, как ответить, он сделал еще один глоток кофе.
— Кое-кто нуждается в помощи, чтобы найти определенные сведения. Часть моей работы — помогать тем, кто ищет эти сведения. Возможно, Вы тоже окажете мне помощь? Где-то тут, в коридоре, должна быть книга под названием «Первый Плутоний».
— Нет, нет, нет, нет, — зачастила Ооки, делая шаг назад.
Со словами прощания она поклонилась и направилась к главному холлу, который на самом деле был довольно небольшим. Она поднялась по ступенькам, чтобы запреть второй и третий этажи.
Находясь в главном холле, она заметила, как потемнело в школьном корпусе, даже при свете дневных ламп. Здание предназначалось для использования только днем.
— Страшновато, — поежилась Ооки, включая свет на лестнице.
Озарилась светло-зеленая лестничная клетка, но лампы дневного света выглядели несколько холодными.
Затем она услышала голос Зигфрида:
— Я уже закрыл второй этаж. Если вы мне доверяете, можете его пропустить.
— Я вам доверяю!
После чего она поднялась выше.
Ооки знала, что шесть основных образовательных корпусов и учительский корпус были построены еще перед войной.
— Библиотеку соорудил таким образом ее основатель, Кинугаса Тэнкё. Ее изначально подготовили как исследовательский архив Генерального Токийского Предприятия Института Авиации Изумо, что строилось в то же время. Однако сама Академия Такаакита возникла с целью создания квалифицированных будущих кадров.
Ооки задумалась о ступеньках, по которым она шагала:
— Их построили больше семидесяти лет назад…
Пока она добиралась до второго этажа, её шаги гулко отзывались в пустом здании. Женщина покинула центральный холл и окинула взглядом коридор.
Она увидела лишь темень. И позади этой тьмы находились музыкальная комната на западе и запасной выход на востоке. Однако…
— Я ему верю…
Она вернулась на лестничную клетку.
Плечи Ооки поникли, едва она со вздохом включила свет на лестнице к третьему этажу. Не мешкая она поднялась наверх.
На третьем этаже ее снова встретила темнота. Словно погружаясь в нее с головой, Ооки стояла в центральном холле и оглядывалась в сторону комнаты изобразительного искусства на западе и на запасной выход с восточной стороны. Издалека виднелся свет.
— Ммм, — простонала женщина, включая освещение в коридоре. Лампы засветились, и одна за другой озарили помещение. Однако окна и стекла дверей классных комнат все равно оставались темными.
Стоя в центре коридора, Ооки почесала затылок:
— Ну, у меня нет выбора…
Ее плечи поникли, голова склонилась, и она вздохнула.
Она продвигалась к восточной стороне, бессмысленно пытаясь не издавать ни звука.
Но вдруг, Ооки подпрыгнула от неожиданного шума позади себя.
Это был кот. От дверей комнаты изобразительного искусства на западе прозвучало одинокое мяуканье.
— Ня…? — переспросила Ооки, едва не заплакав.
Приняв испуганный вид, она повернулась к художественному классу.
Женщина робко расправила плечи и неуверенно нанесла два боковых удара, прямой и апперкот в воздух.
— Х-хорошо, давай, п-подходи.
Ооки на пару секунд задержала дыхание. Вслед за недолгой тишиной, по-прежнему держа в готовности кулаки, она снова тихо произнесла:
— Если не хочешь выходить, то и не надо…
И лишь тишина была ей ответом. Через некоторое время Ооки опустила руки и прижала их к бокам. Ее дрожь не прекратилась, но немного ослабла.
— М-может, это просто кот внутри, — пробормотала она, кивая головой и глядя на комнату изобразительного искусства.
В этот же миг темноту матового стекла двери комнаты изобразительного искусств пронзил резкий свет. Дважды. Свет не походил на отражение автомобильных фар. Он прорезался горизонтально слева направо и исчез.
—!
Ооки обняла себя и присела. Затем рефлекторно прикрыла уши руками.
— В-все хорошо, все хорошо. Это был просто загадочный феномен.
Осознав, что сейчас сказала, Ооки пискнула и поежилась еще сильнее.
Она решила вернуться на ступеньки. До них было около четырех метров. Женщина убрала руки от ушей и поползла на карачках. Опустив голову, чтобы не глядеть на комнату изобразительных искусств, Ооки сделала один шаг, затем второй.
Передвигаясь таким образом, она осознала, что сама напоминает кошку. Женщина всё еще дрожала, но от осознания того, чем она занимается на рабочем месте, ее глаза шокирующе выпучились. Она вытянула правую руку вперед подобно передней лапе, и уже не могла остановиться:
— Ня, — произнесла она.
Но вдруг получила неожиданный ответ от кота позади нее.
—!
Ооки изумленно подпрыгнула вперед, перекрутившись, будто пытаясь вычистить пол своим задом. Напрягшись до предела, она сомкнула колени перед собой на манер защитной стены.
И тут она увидела того, кто ей ответил.
Это оказался черный кот. Он сидел на том месте, где женщина находилась совсем недавно, и почесывал голову задней лапой. В то время как Ооки тяжело дышала и пялилась на него, опираясь руками на пол позади себя.
Черный кот принял расслабленную позу, но она не сомневалась, что за миг до этого его в коридоре не было.
Ооки попыталась сказать: «Как он сюда попал?», но ее голос вырвался изо рта скорее дыханием, чем словами. До нее вдруг дошло, что на ее глазах были слезы…
— Вы в порядке, сенсей?
В этот раз она услышала именно голос из комнаты изобразительных искусств позади себя. Голос был женским.
Ооки охнула и развернулась. Она медленно подняла глаза.
Перед ней в одиночестве стояла девушка.
Она носила униформу, словно модель, показывающая превосходную квалификацию. Ее платиново-белые, почти серые волосы спускались по спине до самых пят.
Она посмотрела на Ооки сверху вниз острым взглядом пурпурных глаз и проговорила без малейшего выражения на лице:
— Я извиняюсь. Вы патрулируете, не так ли? Я так сильно сосредоточилась на картине, что не заметила, как наступила ночь. Звукоизоляция тут тоже довольно хорошая.
— А ты…
— Брюнхильд Шильд, ученица 3-го года. В этом году я буду главой клуба изобразительного искусства.
Ооки затаила дыхание, едва услышала фразу «изобразительное искусство». Она медленно повернула свой взгляд на запад, к комнате, находившейся там.
Ее дверь была открыта.
Ооки вновь удостоверилась, что за порогом темно. А затем кто-то схватил ее за плечи.
Брюнхильд переместилась ей за спину.
Она склонилась, словно желая удержать Ооки внизу.
Девушка наклонила свое маленькое лицо к плечу Ооки, и произнесла:
— Не хотите ли увидеть мою картину?
— Твою картину?
— Да, — ответила Брюнхильд.
Ооки уловила незначительное колебание в тоне девушки. И оно сохранилось, когда Брюнхильд продолжила:
— Это картина, изображающая лес. Глубокий, темный, бездонный, буйный лес.
Саяма бежал сквозь ночной лес. Он мчался, вонзая подошвы в землю. Его ноги стремительно прорывались сквозь воздух, а его ступни затаптывали на земле любую преграду. Таково нерушимое правило бега во тьме гор.
— Кто бы мог подумать, что суровые тренировки в Хиба Додзе пригодятся тут?
Он расслышал шелест листвы и треск веток под ногами кого-то впереди.
Кто-то убегал от погони. Преследования тем же самым оборотнем.
Скорее, - думал Саяма. - Я не знаю, кто издал тот крик, но приду за тобой.
Призывая себя поторопиться, он приближался к шуму шагов. На один тот шаг у него уходило пять своих. Однако оборотень мог двигаться только по прямой. Парень же эффективно петлял между деревьями, пытаясь найти как можно больше ровной земли под ногами.