— То есть?
— Трудно объяснить. Мы владеем сообща цементными заводами на западе. Шарль был председателем совета директоров, но наши права были примерно одинаковы. На таких же равных правах мы владеем и замком. Я специалист в области права, как и мой отец, и веду весь бухгалтерский учет.
— Понимаю. Спасибо. Расскажите мне о молодом Ришаре.
Наступило неловкое молчание. Изабель подала знак Марселю, но он покачал головой…
— Нет, — пробормотал он. — Не мое дело…
— Мне известно о несчастном случае, — прервал его комиссар. — Мне известно также, что вы, мадам, и мсье Монтано занимались до этого очень оригинальным делом.
— Это имеет какое-то отношение к смерти моего мужа? — спросила Изабель.
— Может, и нет. Но, пожалуйста, я должен знать. Ришар ваш брат?
— Сводный по отцу.
— Мне известно о том, что произошло, — продолжал комиссар. — Брат упрекал вас в том, что вы вышли замуж за человека, виновного в его несчастье? Я только спрашиваю. Если хотите, могу задать вопрос по-другому. В каких отношениях были ваш муж и брат? Наверное, иногда ему было невыносимо.
Молодая женщина и Шамбон переглянулись.
— Например, — продолжал комиссар, — когда он его видел за столом или в парке?
— Он был с ним очень мил, — ответил Шамбон.
— А вы, мадам, что скажете вы? Может быть, иногда он выдавал свои чувства жестом или словом?
— Никогда.
— Ну и ну! Вам не кажется это странным? Какие чувства испытывал ваш муж к вашему брату — дружбу, чувство жалости или что-то другое? Вы не знаете? А ваш брат, он любил человека, который сделал его калекой?
— Вы можете спросить у него самого, — ответил, улыбаясь, Шамбон.
Дрё хотел рассердиться и поставить его на место, но сдержался.
— Поверьте, мне не нравится совать нос в чужие дела. Но тому, кто кончает жизнь самоубийством, никогда не удается достичь этим желаемой цели. Начинают копаться в его семейных делах, извращают истинное положение вещей, вы согласны, это почти тот случай.
— Не нужно преувеличивать, — сказал Шамбон с судорожной улыбкой.
— А вы сами, — продолжал комиссар, — вы были с ним в хороших отношениях?
— В очень хороших. Но что вы хотите! Да, на предприятии был кризис. Мой дядя стал раздражительным.
— А! Видите!
— Кто угодно в такой момент потерял бы хладнокровие. Нам должны кучу денег, которые не возвращают. Нам нужно пройти через всякого рода трудности. За границей есть рынок, но мы не можем пока воспользоваться им.
— Вероятно, в этом и кроется причина. Расскажите мне о забастовке, я знаю о ней только по слухам.
— Слишком все преувеличивают. Действительно, дядя заперся в своем кабинете. Он чуть не ранил делегата стачечного комитета.
— Вот черт!
— Он часто выходил из себя, должен вам заметить, он был патроном старой закалки.
— А вы?
— Нет, я нет. Мы даже ссорились иногда из-за этого.
— Очень интересно.
— Он привык все решать сам, относиться даже к очень близким, как к прислуге.
— К вам тоже?
— Конечно.
— Вы на него сердились?
— Случалось время от времени. Но и только.
— Из ваших слов я могу заключить, что ни в личной жизни Фромана, ни в профессиональной не было ничего, что могло бы толкнуть его на самоубийство?
— Да, думаю, что так, господин комиссар.
— А вы, мадам? Вы тоже так считаете? Он говорил с вами о делах?
— Никогда, — прошептала вдова.
— Вы мне ничего не рассказали о его здоровье.
— У него иногда повышалось давление, — объяснил Шамбон.
— Я спрашиваю мадам Фроман, — с раздражением ответил Дрё.
— Да, это так, — ответила вдова. — Он соблюдал режим, во всяком случае старался это делать. Но не пропускал деловых приемов. И очень много курил.
— Одним словом, ни в чем себе не отказывал.
— Совершенно верно.
— Но он не пил?
— Нет. Может быть, изредка.
— Извините, я вынужден задать вам этот вопрос. Он изменял вам?
Шамбон и Изабель обменялись быстрым взглядом, который Дрё перехватил на лету.
— Не скрывайте от меня ничего, — почти прокричал он.
— Шарль обожал меня, — шепнула, застеснявшись, Изабель. — Марсель может подтвердить.
— Именно так, — сказал Шамбон. — Хотя когда-то у него была репутация бабника, и он дважды разведен.
— Он остепенился? — спросил Дрё.
— Он ублажал меня во всем, — ответила молодая женщина.
Дрё посмотрел на часы и собрался уходить:
— Мы еще вернемся к нашему разговору. В любом случае необходимо произвести вскрытие, хотя оно нам ничем не поможет. Все и так ясно. Единственное, чего я хочу избежать, так это сплетен, пересудов, злословия… Как вы понимаете, злые языки только и ждут… Если бы мы могли найти истинную причину, которая объяснила бы поступок Фромана. К несчастью, пока мы ее не знаем, он даже не оставил записки, как это обычно делают люди, решившиеся на такой отчаянный шаг. Извините, что задержал вас.
— Не хотите ли выпить чего-нибудь перед уходом? — предложила вдова, стараясь справиться с ролью хозяйки дома.
— Нет, спасибо. Я навещу вас завтра утром, если позволите. Я должен опросить…
— Моя мать ничего нового вам не скажет, — прервал Шамбон.
— И Ришар тоже, — добавила Изабель. — Они оба еще спят, и не они….
— Знаю, — отрезал комиссар. — Но мне необходимо для отчета… Спокойной ночи. Ах да, еще одна вещь. Вы не думаете, что произошло ограбление?
— Ограбление? — оба посмотрели на комиссара почти с укоризной.
— Извините. Я лишь хотел заметить, что дверь в сад была открыта. Кто угодно мог проникнуть через нее в дом… Между самоубийством и вашим приездом прошло довольно много времени. Вы понимаете, к чему я клоню. Первый вопрос, который приходит в голову: хранил ли Фроман в своем кабинете деньги, ценности?
— Нет, — категорично ответил Шамбон. — Он был очень осторожен. Ведь замок расположен в безлюдном месте…
— Хорошо, хорошо. Я не настаиваю, — прервал комиссар. — Не было ли раньше попыток ограбления?
— Никогда.
— Не будем больше говорить на эту тему. Последнее: закройте ворота. Я не хочу, чтобы вам надоедали журналисты. И не отвечайте на телефонные звонки, или ладно, отвечайте. Если будут настаивать, говорите, чтобы обращались к комиссару Дрё. Я рассчитываю на вас. Спасибо.
Инспектор Гарнье ждал, прислонившись к машине.
— Ничего особенного, — сказал он. — Но при электрическом освещении многого не увидишь. Днем я еще раз все осмотрю.
Комиссар пожал плечами.
— Нет надобности. Мои сомнения оказались бесплодными. Я почти уверен, причины самоубийства чисто профессиональные. Фроман знал о том, что его срок вышел. Во всяком случае, надо поискать с этого конца. Куда делся привратник?
— Он у себя.
— Идем. Садись за руль. Я устал. Перед воротами посигналишь.
Машина тронулась с места. Дрё тяжело вздохнул.
— Ты знаешь, это очень странный дом. С одной стороны, эти двое акробатов, с другой стороны, Фроман, который не внушает доверия, и между ними молодой человек, смахивающий на воспитанника иезуитов. Любопытно! Я забыл у него об этом спросить, но бьюсь об заклад, что он не был ни разу женат. Не знаю, почему мне так кажется.
Привратник ожидал их у ворот. Комиссар открыл дверцу машины:
— Всего лишь два-три вопроса. Кто накрывает на стол?
— Я, пока не найдут новую кухарку.
— Как вчера прошел ужин? Не казался ли Фроман чем-нибудь озабоченным?
— Нет. Но он не имеет привычки много говорить.
— Ужинали все пятеро?
— Нет. Мадам де Шамбон не ужинает. Моя жена приносит ей настойку.
— А молодой человек? Ришар… как его там?
— Ришар Монтано. Я думаю, его отец был итальянец. Я слышал об этом. Он всегда предпочитает есть один. Мне кажется, он стесняется своих костылей и коляски.
— Хорошо. Они ужинали втроем. О чем они говорили?
— Не знаю. Я не был там все время. Но думаю, что они говорили о выборах. Вы знаете, что на хозяина очень нападали, и это было ему неприятно. Я часто встречался с ним в саду по утрам, когда поливал цветы. Перед тем как отправиться на завод, он выкуривал свою сигару, и мы с ним болтали о разных вещах. Он мне говорил: «Жермен, ты считаешь это справедливо после всего, что я для них сделал? Они требуют мою шкуру».