— A–а, вдвоем мы тут с тобой, давай соединимся.

Юноша отвечает:

— A–а, вдвоем мы тут с тобой, давай соединимся.

Говорит ему женщина:

— Спустись вниз, надои для меня молока.

— Не спущусь.

Уговаривала она, уговаривала юношу, все впустую. Так и ушла ни с чем. До ночи никто больше не пришел. А как настала ночь, задул ветер, поднялась буря. Долго бушевала. Вдруг откуда–то появилась старуха. Подошла и завыла страшным голосом:

— Я Йитхамитин, та самая, что бурю насылает, ветер подымает.

И опять завыла:

— Нынче я поужинаю у тебя, нынче ужинать мне в этом доме.

Провыла это старуха и спрашивает:

— Неужто не спустишься ты вниз к старухе, дверь не отворишь, не пустишь в дом погреться?

Отвечает юноша:

— Нет, не отворю. Я сам всю ночь сижу на крыше, весь озяб, дрожу.

И так норовит старуха в дом войти, и эдак пробует, никак не войдет. Вернулась она тогда к дверям и опять завыла:

— Я Йитхамитин, та самая, что бурю насылает, ветер поднимает, та самая, что теткой тебе доводится, открой, племянничек!

Молчит юноша. Старуха не отстает: «Открой да открой». А юноша знай свое твердит: «Не открою».

Тут Йитхамитин запела:

— Ой, сколько у тебя коровушек, и рыжих и пятнистых.

А юноша в ответ:

— Огнем тебя кормить, а не коровьим молоком поить, и головешками в тебя швырять!

Йитхамитин опять за свое:

— Ой, сколько у тебя козочек, все светленькие!

А юноша в ответ:

— Не козьим молоком тебя поить, а соком ядовитым интэ [138]. В лицо тебе его плеснуть, чтобы ослепла.

Не унимается старуха:

— Ой, сколько у тебя овечек, все беленькие, ушки завитком!

А юноша в ответ:

— Не мясом овечьим тебя кормить, а горьким алоэ, чтоб ранили тебя его колючки.

Старуха опять:

— Ой, сколько братьев у тебя, один другого краше, одеты все нарядно!

А юноша в ответ:

— Не братьями моими насытишь ты свою утробу, а водой морской, и пропасть под тобой разверзнется бездонная.

Заря уж занялась, а они все говорят да говорят. Не вытерпела тут злодейка, перемахнула через забор, в доме очутилась. А юноша взял да разрезал веревку, которой его бык привязан был.

Пригнул бык голову, на старуху бросился. Всадил ей в брюхо острый рог, да так, что рог через спину вышел. Но старуха успела проткнуть быка своими желтыми клыками. Задергались они, разом подпрыгнули и за забор вывалились. Вышел юноша из дому, видит: Йитхамитин мертвая на земле лежит, а бык еще дышит. Прирезал тогда юноша быка, теперь его мясо не было больше запретным.

Вдруг смотрит: красивая черная овечка. Схватил юноша с земли острый камень, размахнулся, бросил что было сил, прямо в грудь овечке угодил, наповал сразил. Так пришел конец Йитхамитин.

Сокотрийцы панически боятся «дурного глаза». Видимо, этим объясняется их страх перед фотоаппаратом. Но если мужчины все–таки соглашаются фотографироваться, то сделать фотографии женщин почти невозможно. Даже хорошо снаряженная и долго пробывшая на острове Оксфордская экспедиция не сумела запечатлеть на пленку хотя бы одну сокотрийку. Один из членов экспедиции поджидал «добычу» на углу улицы, надеясь сделать снимок, пока вышедшая из–за угла женщина не успеет сообразить, что ее снимают. Однако сокотрийки, и не видавшие прежде фотоаппарата, обнаружили поразительно быструю реакцию: они обращались в бегство ранее, чем незадачливый фотограф успевал щелкнуть затвором.

Несколько лет назад на острове побывали кувейтские журналисты, которых тот же Амер так же водил к себе в горы, в Ди’рьхо. Корреспондент из журнала «Аль–Араби» Салем Зубаль захотел сделать из Туммы, соседки Амера, первой красавицы селения, поразившей его воображение, cover girl — «девушку для обложки». Миллионы читателей одного из самых популярных иллюстрированных журналов арабского мира так и не увидели бы цветной фотографии прекрасной сокотрийки, если бы не помощь Амера, которому удалось уговорить девушку сниматься. Прошло несколько месяцев, и Тумма узнала, что ее изображение появилось на бумаге, которую рассматривает множество людей. Это так потрясло девушку, что лицо и грудь ее покрылись красными пятнами и опухли. В течение года девушка оставалась обезображенной, «звезду обложки» невозможно было узнать… И теперь уговорить кого–либо из девушек Ди'рьхо позировать перед камерой невозможно: они убеждены, что их постигнет участь Туммы.

Снимок Авинны, белокожей стройной девушки из Хадибо. удалось получить только тогда, когда мы (в отсутствии мужа) клятвенно заверили, что ее изображение уедет в далекую северную страну и никто из соотечественников никогда его не увидит.

В кузове грузового автомобиля по пути из Моури в Калансию мне удалось сфотографировать еще одну женщину, которая, к моему удивлению, охотно согласилась сниматься: вероятно, она была вдовой или брошенной женой. Лицом она напоминала индианку и сильно отличалась от окружающих ее женщин, которые, как только в моих руках появлялась камера, с воплями закутывали голову платком.

Мужья весьма своеобразно относятся к внешности своих жен. Мне рассказывали, как один из европейских гостей на острове, желая сделать комплимент видному в Хадибо человеку, сказал тому, что его жена необычайно красива. Приветливый до этого хозяин переменился на глазах. Почему его жена красивая? Что это значит? — вопросил он гостя, а затем дал понять, что тому пора уходить: такой комплимент, как и любые замечания чужого мужчины о внешности жены, воспринимаются как оскорбление.

Одно из известных исследователям суеверий на Сокотре связано с тем, что жители острова часто закрывают рот полоской материи, закрепленной за ушами. Иногда в рот берут бороду, превращая ее таким образом в подобие кляпа. Все это делают из страха перед мифической смертоносной мушкой ди асар, проглотив которую человек якобы погибнет. Сокотрийцы утверждают, что ди асар — живородящая муха, откладывающая не яйца, а личинки. Однако никому из путешественников не удалось не только увидеть это зловещее насекомое, но хотя бы узнать о достоверном случае гибели человека от мухи. В Хагьере я тоже встречал людей с повязками на рту, они с любопытством поглядывали на меня, столь уязвимого для невидимого врага. Не завязывали рот только старики. Они объясняли это тем, что долгий опыт научил их слышать жужжание мухи и вовремя закрывать рот.

Руководитель Оксфордской экспедиции на остров Боттинг тоже сообщал о повязках на рту. Во время работы на острове экспедиционный врач неоднократно предпринимал попытки обнаружить какие–либо следы злосчастной мухи, но безуспешно. Однажды произошел интересный случай. К врачу прибежал торговец жемчугом, который якобы проглотил зловредную муху. Окружающие тряслись от страха, готовясь стать свидетелями ужасной смерти. Торговец умолял врача спасти его, но, как тот ни старался, никаких следов мухи в организме пострадавшего он не обнаружил. Торговец жемчугом не только остался в живых, но и демонстрировал завидное здоровье. Поэтому члены экспедиции сочли все рассказы о мухе мистификацией. Экспедиционный врач предположил, что сокотрийцы объясняют так пневмонию. Мне тоже представляется, что защита от мухи — это своеобразный профилактический и знахарский обряд, связанный с какой–то распространенной на острове инфекцией, например вирусом гриппа, или целым комплексом болезней. Это подтверждается и тем, что на пресловутую муху сокотрийцы сваливают самые различные заболевания. Так, считают, что муха может отложить личинку в глаз, нос или полость рта человека, и тогда эти органы поражают разные недуги. В этих случаях больные по совету местных знахарей промывают рот и горло настоем табака или употребляют другое полоскание, чтобы уничтожить «личинки». Очевидно, что на самом деле эти болезни вовсе не связаны с мухой. У всех народов существовали прежде магические ритуалы и заклинания, обороняющие от болезней. Иногда эти ритуалы несли в себе некое рациональное зерно, например, предостережение от общения с заразным больным; иногда не приносили никакой практической пользы. Защита рта от мухи у сокотрийцев напоминает другой обряд у так называемых болотных арабов, живущих на заболоченных землях юга Ирака. Уилфред Тезигер, известный исследователь этой этнической группы, проведший в болотах несколько лет, сообщая, что мальчики, которым сделали обрезание, затыкают ноздри тряпками, вешают лук вокруг шеи, не едят рыбу, творог и арбузы, воздерживаются от питья жидкости, ограничиваясь несколькими глотками воды в день, пока рана не заживет. Считается, что даже запах теплого хлеба может привести к воспалению раны. Здесь та же предпосылка: при отсутствии антисептических средств и при общей антисанитарии любая ранка легко воспаляется. Эта болезнь мистифицируется, и примитивное общество использует магические средства для защиты от нее.