Айтбай сел в лодку. Старик положил туда узелок с едой на дорогу.
Кутым сильно оттолкнулся веслом. Вместе с Айтбаем они распустили парус, и лодка быстро заскользила по спокойной глади моря, подгоняемая легким попутным ветром.
Айдос с Нагымом еще долго стояли на берегу, глядя, как удаляющийся парусник становится все меньше и меньше. Потом он стал просто маленькой точкой на розовой полоске моря у самого горизонта и вскоре совсем исчез.
Тогда старик и мальчик молча направились домой.
ПОМОЧЬ ГОЛОДАЮЩИМ!
Быстро летели дни в повседневных заботах — то на рыбной ловле, то на охоте. Незаметно ушло теплое, ласковое лето. Наступила осень 1921 года.
Однажды ясным, погожим утром, когда в воздухе, чуть поблескивая, носилась осенняя паутинка, приехали в аул Тербенбес четыре молодых парня — трое каракалпаков и один русский. Все такие ладные и славные джигиты, комсомольцы. Они созывали на собрание жителей аула, ходили по юртам, приглашали стариков и молодых рыбаков, дехкан — бедняков и середняков, говорили, что хотят побеседовать с народом по важному делу, которое всех касается.
Перед заходом солнца собрались на выгоне человек двадцать рыбаков и дехкан. Многие не пришли, потому что боялись гнева ишана, который запрещал мусульманам ходить на какие бы то ни было собрания, проводимые Советской властью.
Русский комсомолец по имени Андрей, хорошо говоривший по-каракалпакски, призывал людей помочь голодающему населению Поволжья, особенно детям.
Он вытащил из кармана тоненькую синюю тетрадку и сказал:
— Дорогие и уважаемые друзья! Я сейчас прочитаю вам письмо главы Советского правительства товарища Ленина. Он обращается к вам с просьбой помочь голодающим на Волге. Там от засухи погиб урожай, а враги рабочих и трудовых крестьян хотят задушить голодом Советскую Республику, которая отдала землю трудовому крестьянству, а фабрики — рабочим. Слушайте, что пишет товарищ Ленин:
К ТОВАРИЩАМ РАБОЧИМ, ЛОВЦАМ АРАЛЬСКОГО МОРЯ
ДОРОГИЕ ТОВАРИЩИ!
До вас, конечно, дошла уже весть об огромной беде — о небывалом голоде, постигшем все Поволжье и часть Приуралья… Миллионы людей — трудовых крестьян и рабочих, миллионы скота готовы погибнуть и гибнут уже.
Русских и мусульман, оседлых и кочевых, — всех одинаково ждет лютая смерть, если не придут на помощь свои товарищи — рабочие, трудовые крестьяне, пастухи и рыбаки из более благополучных местностей…
…И нашим голодом хотят сейчас воспользоваться, чтобы уничтожить нашу кровью добытую свободу, навеки вырвать власть из рук рабочих и крестьян и посадить над их головами снова царя, помещика, хозяина, станового пристава и чиновника.
…У вас на Аральском море неплохой улов рыбы, и вы проживете без большой нужды. Уделите же часть своей рыбной добычи для пухнущих с голоду стариков и старух, для 8 миллионов обессиленных тружеников, которым ведь надо с голодным животом целый год совершать всю тяжелую работу по обработке земли, наконец, — для 7 000 000 детей, которые прежде всего могут погибнуть.
Жертвуйте, дорогие товарищи, аральские ловцы и рабочие, щедрой рукой! Вы сделаете дело не только человеческой совести, но вы укрепите дело рабочей революции…
…Плодородное Поволжье в будущие годы отплатит нам… своим хлебом. Таким путем мы только и сохраним Советскую власть и защитим завоеванную свободу против всех злодейских покушений капиталистов всего мира.
— Друзья, — продолжал Андрей, — мы приехали сюда, чтобы не только рассказать, но и вместе с вами работать для помощи голодающим. Каждый из нас готов выйти в море с хозяином лодки.
Андрей замолчал и внимательным взглядом обвел лица присутствующих. Они сидели нахмурившись и сосредоточенно думали.
— Все ли вы поняли в письме товарища Ленина? — спросил Андрей.
Молчание длилось еще несколько минут, затем поднялся сдержанный говор. В шуме его Андрей не мог уловить отдельных слов, но его перекрыл сильный голос молодого рыбака Шамурата:
— Может быть, я не все понял, не все слова мы знаем. Но мне ясно главное: наши братья — труженики-крестьяне и рабочие и их дети голодают. Им надо помочь. Я завтра поеду на лов рыбы и отвезу эту рыбу в Муйнак, чтобы ее передали голодающим. Кто хочет, может со мной поехать на лов, вместе веселее и легче будет работать. — Шамурат приглашающим жестом протянул руки к собравшимся.
— Я с тобой поеду, — отозвался его сосед Абдреим; он хотел еще что-то добавить, но как-то сразу не нашел слов, смущенно улыбнулся, махнул рукой и сел.
Затем поднялся с места старик Айдос. Он заговорил, степенно поглаживая бороду:
— Бедный бедному всегда друг и брат. Ведь не богатый же станет помогать Советской власти в беде. Я тоже выйду в море и весь улов отдам голодающим детям. Прошу молодого джигита Андрея помочь мне.
Старики начали оживленно переговариваться между собой, но ни к Шамурату, ни к Айдосу не присоединились. Андрей подождал еще немного, потом сказал:
— Не будем спешить с окончательным решением, уважаемые друзья. Мы еще побудем в ауле, познакомимся поближе и все обдумаем как следует. Дело такое непривычное, большое, что его не решить в один присест. Прошу почтенных рыбаков приютить товарищей, приехавших вместе со мной.
Все одобрительно зашумели. Раздались голоса: «Ко мне, ко мне, ко мне!» Многим было интересно послушать у себя за ужином приезжего гостя из Муйнака. Андрея увел к себе дедушка Айдос.
Через несколько дней из Тербенбеса вышли в море на лов рыбы для голодающих десять рыбаков. Но среди них не было Айдоса. Он заболел лихорадкой и почти целую неделю лежал, а бабушка Нурбике поила его целебными травами. Старик был подавлен тем, что он отстал от других в таком хорошем деле. Долгие осенние вечера просиживал с ним Андрей, и беседы их затягивались часто за полночь.
— Почему Айдос-ата, вас зовут в ауле ханом рыбаков?
Старик улыбнулся:
— Не зовут, а звали. Стар я теперь, чтобы быть ханом, то есть руководителем, главой рыбаков. А что означает рыбацкий хан, я тебе скажу. Как говорят у нас, быть рыбацким ханом — это знать язык рыб. Конечно, никакого языка у рыб нет. Но вот, например, в Турткуле занимаются земледелием, и людей, которые лучше всех знают это дело, называют «дийхан-баба», что означает «знаток земли», земледелия. Рыбацкий хан — то же самое. Надо хорошо знать, где, когда, какие водятся рыбы, когда какую рыбу лучше всего ловить, как расставлять сети и еще много разной рыбацкой премудрости. Если ты все это знаешь, то рыбаки выберут тебя своим ханом, будут следовать твоим советам. А когда совсем состаришься и трудно будет тебе выйти в море, молодые рыбаки у нас не забывают своего руководителя, помнят его советы и наставления, привозят ему рыбу. Вот что такое ханство рыбака. Ты, наверно, понимаешь, что по сравнению с хивинским ханом рыбацкий хан просто бедняк, но зато он живет своим трудом, а хан Хивы — жестокий и жадный человек, он живет трудом народа и грабит народ.
— Может быть, ата, хорошо бы заменить для рыбаков слово «хан» другим словом?
— Разумеется, можно заменить, но в аулах никто не спутает рыбацкого хана с хивинским, — закончил, улыбаясь, старик.
Он помолчал, а потом заговорил снова:
— Андрей, ты еще не рассказал нам о твоих родителях. Живы ли отец и мать?
— Мой отец умер от холеры, а мать жива.
— Это хорошо, когда у человека есть мать. Откуда ты знаешь наш язык?
— От матери. Отец мой был русский, в молодости он женился на каракалпакской девушке. Очень любила его мать, и хорошо они жили, да вот злая болезнь унесла его…
— Где же повстречались твои родители?
— В самом Турткуле, где мы сейчас живем. А дело было так. Родители моей матери умерли от голода, а ее спасла добрая женщина, работавшая сестрой милосердия в больнице. Так что мать моя выросла в городе, а отец работал фельдшером в той же больнице. И они поженились. Когда я сказал матери, что комиссия по борьбе с голодом посылает меня и нескольких моих товарищей в Тербенбес, она ответила: «Хорошее это дело, сынок, поезжай и расскажи людям, как голодают дети, убеди их, что каждый человек должен помочь им». Вот я и приехал сюда, ата. Я рад, что в ауле нашлись люди, которые не остались глухими и равнодушными к судьбе голодающих.