Слушая Вороновского, Добрынин мысленно ликовал. Он сумел-таки разговорить Виктора, и тот, как детская игрушка, уже не остановится, покуда не кончится завод.

- Мама работала судебным исполнителем и умолила судью взять меня секретарем. Три года я вел протоколы заседаний народного суда и учился заочно, а получив диплом юриста, впал в черную меланхолию: ни в прокуратуру, ни в органы внутренних дел с моей анкетой на порог не пускали, а о коллегии адвокатов я и думать не смел - туда без партбилета не принимали. Если хочешь знать, мною пренебрегла даже нотариальная контора, последнее прибежище неудачников из мира юристов. Мама, в ту пору умиравшая от рака, пыталась вселить в меня бодрость, но мне, увы, было ясно, что мою карьеру погубили в зародыше, раз и навсегда.

- Как же ты вышел из пикового положения?

- Похоронил маму и у ее могилы дал слово не иметь детей. В обществе, вдоль и поперек пронизанном ложью, лучше быть одиноким, нежели сознавать, что не можешь защитить своих близких от произвола... - Вороновский помолчал. - А месяц спустя я по чистой случайности устроился юрисконсультом в "Разнопромартель", оригинальное порождение нашей системы хозяйствования, а точнее говоря, теневой экономики. "Разнопромартель" состояла из десятка карликовых цехов, разбросанных по каретным сараям и подвалам старого Ленинграда и производивших сорочки из вискозы, пластмассовые расчески, пуговицы, часовые ремешки с календарем или с компасом и прочее фуфло, не стоившее и доброго слова. Там, как положено, были председатель, заместитель, технорук и начальники цехов, однако реальным хозяином дела оказался маленький человек, Савелий Ильич Баронов, которому я позднее присвоил прозвище "маэстро". По должности Баронов назывался мастером, ходил в сатиновом халате, картавил и выглядел замухрышкой, хотя в те времена считался одним из крупнейших в стране воротил подпольного бизнеса, о чем поначалу я, естественно, не имел ни малейшего представления. Баронов моментально что-то во мне разглядел, исподволь прикармливал и года два держал на дистанции, без спешки определяя, на что же я годен. Кстати сказать, маэстро ничего не делал второпях.

- И ты стал его ближайшим советником? Консиг-лиори, говоря языком мафии?

- Арик, заруби себе на носу, что советские теневики в юридических советниках не нуждались, - возразил Вороновский. - Это распространенное заблуждение породили вы, писатели, по аналогии с Западом, где, смею заметить, все обстоит по-иному. Там мафиозным структурам необходимы юристы, потому что у них, как правило, есть какой-то легальный бизнес - уборка мусора, строительные подряды и так далее. А у нас... Сколько лет полагается за то или иное преступление - об этом наши дельцы знали из Уголовного кодекса, самостоятельно изученного ими от корки до корки, а когда их арестовывали, они прибегали к услугам известных адвокатов и...

- Не отвлекайся, - попросил Добрынин, снова наполняя стаканчики.

- О том, что маэстро пустил корни за пределами Ленинграда, я тоже узнал далеко не сразу, - продолжал рассказывать Вороновский. - Иногородние контакты в империи Баронова поддерживали Арон Долгиномер и Исай Черномордик, выходцы из Одессы и братья по духу бабелевского Бени Крика. Толковые, напористые и не ведавшие страха, они оба обладали незаурядным обаянием и умели красиво жить. У них водились деньги, много денег, очень много. Но Баронов зря денег не платил. А я и мой ровесник Ашот Григорянц, скажем так, проходили у маэстро длительную стажировку с дальним прицелом, на тот случай, если Изе и Арончику вдруг понадобится замена.

- Вить, выпьем за евреев! - Поднимая стаканчик Добрынин ненароком расплескал коньяк. - Что бы про них ни болтали, у евреев есть чему поучиться.

Вороновский выпил и, ставя на столик пустой стакан, подтвердил:

- Энергичные люди, дальновидные, с коммерческой жилкой и фантастической способностью к выживанию. Они мне открыли глаза на многое... Когда евреи разгромили арабов в шестидневной войне шестьдесят седьмого года, я, не скрою, тотчас вспомнил Долгиномера и Черномордика.

- Этой парочки, что ли, уже не было в живых? - полюбопытствовал Добрынин, прикончив арахис и переходя на грецкие орехи.

- Весной шестьдесят пятого они погибли в Астрахани, предварительно отправив на тот свет полдюжины бандитов, нанятых компаньонами Баронова и напавших вероломно, из-за угла. Арон умер на месте от пули в сердце, а Исай на операционном столе.

- Бьюсь об заклад, что ты тоже побывал в переделках.

- Иногда возникали острые ситуации, но, признаться, без стрельбы и поножовщины. На Баронова я всегда работал головой. Всерьез маэстро обкатал меня на раздаче взяток московским бонзам, от которых зависели поставки фондируемого сырья. В теории артели промкооперации должны были обходиться отходами производства, делать, скажем так, из говна котлетку. А на практике они работали на высококачественном, зачастую импортном, сырье, добывавшемся за хорошую мзду в московских кабинетах. Никогда не забуду большого начальника из Госплана, некоего Коробочкина. Я принес ему в кабинет 25 тысяч рублей, а он испуганно замахал руками, давая понять, что у меня, мол, не все дома. - Губы Вороновского дрогнули в мимолетной усмешке. - Побелев от страха, Коробочкин написал на обрывке газеты, что будет ждать меня в такой-то ложе на ипподроме. А там, обуреваемый азартом, буквально выхватил у меня сверток с деньгами, шепнув, что завтра даст команду оформить наряды на вискозу. Когда же я снова пришел к нему, убито прошептал: "Несчастливые ваши деньги!"

- Сколько лет ты сотрудничал с Бароновым?

- С перерывами около двадцати.

- Тогда за него стоит выпить персонально! - Проливая бренди, Добрынин нетвердой рукой наполнил стаканчики. - Едрена вошь, забыл, как его звали?

- Савелий Ильич.

- За Ильича! - заорал Добрынин. - Видит Бог, все Ильичи, особливо картавые...

- Арик, дался тебе Баронов.

- Вить, ты меня уважаешь? Поехали!

Поколебавшись, Вороновский выпил вслед за Добрыниным и вновь заговорил в прежней тональности, но чуточку медленнее:

- Работая с маэстро, я утвердился в мысли остаться холостяком. Да и обстановка не располагала к семейной жизни. В шестидесятых годах под эгидой Баронова в Астрахани создали подпольное производство зернистой икры на индустриальной основе. Браконьерская икра после обработки расфасовывалась в баночки из белой пищевой жести, поставлявшейся с Урала, маркировалась под государственную и шла...

- За бугор? - спросил Добрынин сонным голосом.

- Зачем? От рублей тогда никто не отказывался. Ее завозили в Москву, в Сочи, на Кавказ, в Прибалтику и за наличные деньги распределяли по ресторанам. Икорный бизнес оказался настолько прибыльным, что астраханские дельцы в приступе мании величия не захотели делиться с Бароновым, попытались выйти из-под контроля. После убийства Арона и Исая маэстро нацелил меня на Астрахань, поручив навести там порядок. О мести речь не заходила, мне предстояло наказать их материально. Я сел в самолет, прилетел туда и нашел способ привести заблудших овец...

К этому моменту Добрынин, выпивший без малого литр и вовсю клевавший носом, полностью отключился. Уронив голову на грудь, он мерно посапывал под монотонную речь Вороновского и очнулся примерно через час. Хлопая глазами, Аристарх Иванович какое-то время не понимал, как он здесь очутился и что происходит.

- ...и захудалая фирма "Братья Луйк" быстро обрела второе дыхание, негромко рассказывал Вороновский, не сводя глаз с фотографии Лены, в солнечный день снятой возле фонтана в Севилье с белым голубем на Вытянутой к небу руке. - Как только мы с Карлом Рихтеровичем, наряду с сетью магазинов "Альбатрос", вовлекли в свою орбиту "Березку"...

- Вить, погоди, - подавляя отрыжку, недоуменно пробормотал Добрынин. - А как же Баронов?

- Под конец жизни Баронов страдал старческим сенильным психозом и умер в семьдесят девятом. К восьмидесяти годам маэстро стал ветхим, как египетский папирус: не успели милиционеры притронуться к нему, как он мигом откинул сандалики.