На мгновение я отвожу от нее взгляд.

— Послушай. Я подумаю об этом. Давай просто пойдем на урок, — поставив на этом точку, я улыбаюсь ей, а она вздыхает в ответ.

Мы заходим в кабинет информатики и садимся за наши компьютеры.

Оставшаяся часть дня тянется бесконечно. Но слава Богу, без Аналес. После звонка об окончании последнего урока я жду во дворе Дина. Я не видела его в течение всего дня, потому что во время ланча у него была тренировка по баскетболу, и я не могу дождаться, когда увижу его. Я замечаю, как он выходит из школы, и улыбаюсь.

— Привет, — когда он останавливается рядом со мной, мое сердце начинает биться немного быстрее.

— Привет, Мик. Мне, правда, очень жаль, но я не смогу сегодня проводить тебя домой. У меня тренировка по футболу, а я совершенно забыл предупредить тебя. Ничего, если ты пойдешь домой одна?

— Да, конечно, все в порядке, — говорю я более оптимистично, чем чувствую себя на самом деле. Я не хочу, чтобы он чувствовал себя виноватым за то, что у него есть своя жизнь. Это не про меня.

Он сгребает меня в объятия и целует в макушку, и так же быстро, как появился, снова уходит. Я направляюсь к воротам.

Я примерно в десяти минутах ходьбы от школы, когда слышу ее.

— Так, так, так. Неужто Мики без своего телохранителя, — насмехается Аналес. — Он тебя больше не хочет? Или он наконец-то рассмотрел тебя и понял, что ты того не стоишь?

Ее подруги смеются. Они прямо у меня за спиной, но я не оборачиваюсь.

— Или ему не нравится, что у тебя мужское имя? На самом деле, ты немного смахиваешь на мальчика…

Я иду немного быстрее, чтобы оторваться от них, но они тоже ускоряются, чтобы не отставать от меня. Я слышу, как они говорят, достаточно громко, чтобы я знала, что они говорят обо мне, но недостаточно громко, чтобы я могла разобрать, что именно они говорят.

Я ненавижу насмешки и шепотки за спиной. Я больше не могу это выносить.

— Что тебе нужно, Аналес? — говорю я, развернувшись к ним лицом.

— Вау! Она говорит! — она ухмыляется.

— Что я вообще тебе сделала? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Ты дышишь. Этого уже достаточно. В один прекрасный день я сотру с твоего лица этот самодовольный вид.

Мы стоим на одном уровне, лицом к лицу. Мое неровное дыхание вырывается облачком изо рта. Нет никакого сомнения в том, что она доберется до меня, и, хотя я и не хочу это признавать, но она пугает меня.

— Я самодовольная? Ну, да, точно, — говорю я так уверенно, как только могу. Она выгибает одну бровь. Качая головой, я разворачиваюсь и ухожу.

— Знаешь, Мики, — она подбегает ко мне, — на самом деле, ты никому не нравишься.

Она хватает меня за волосы, стянутые в хвост, и оттягивает мою голову назад. Ярость наполняет меня, и я выдергиваю волосы из ее захвата и снова ухожу от нее. Я знаю, она хочет добиться от меня ответной реакции, поэтому я игнорирую ее и продолжаю идти домой. Когда достигаю угла своей улицы, я оглядываюсь через плечо и вижу, как Аналес показывает мне средний палец.

Я подхожу к дому, захожу внутрь и захлопываю за собой дверь, а затем бегом поднимаюсь по лестнице в свою комнату. Знаю, что мама дома, потому что видела ее машину на подъездной дорожке.

Захожу в свою комнату и останавливаюсь, прислонившись спиной к двери, пока выпускаю огромный вздох облегчения.

— Привет, детка, — кричит мама с лестницы. — Ты в порядке?

Я сдвигаюсь на несколько сантиметров, чтобы приоткрыть дверь у себя за спиной.

— Я в порядке, — кричу я, но не могу скрыть дрожь в голосе, и снова закрываю дверь. Закрыв лицо руками, я резко оседаю на пол, прижимаю колени к груди и кладу на них голову.

Спустя минуту я слышу звук приближающихся шагов с лестницы и следующий за ним стук в дверь.

— Детка, могу я войти?

Разочарованно фыркнув, я встаю на ноги, подхожу к кровати и сажусь. Прислоняюсь спиной к стене и снова прижимаю колени к груди.

— Да, входи, — говорю я мягко. Ума не приложу, что ей сказать. Она сразу поймет, что я расстроена. Я не смогу скрыть это от нее. У меня никогда это не получалось.

Ручка двери поворачивается, я вижу все как в замедленной съемке. Рассказать ей об издевательствах или нет? Я просто не знаю, что делать…

— Ты ворвалась в дверь в такой спешке. Ты в порядке? — она садится на кровать рядом со мной.

— Я в порядке.

— Микайла, да ладно. Я не слепая. Я вижу, что что-то не так. Кроме того, ты плакала, — она проводит большим пальцем по моей щеке, стирая слезу. — Мы с твоим отцом также заметили, что теперь ты проводишь здесь очень много времени, и это не нормально. Даже Стеф думает, что что-то не так.

Она сдвигается на кровати, прислоняясь спиной к стене, затем обнимает рукой меня за плечи и притягивает к себе. Я прижимаюсь головой к ее груди, и меня так накрывает, что я больше не могу сдерживаться. Сначала слезы медленно стекают, но уже совсем скоро они льются водопадом.

— О, ангел, пожалуйста, расскажи мне, что случилось.

Я пытаюсь говорить, но всхлипы и тяжелые рыдания, застрявшие в горле, затрудняют речь. Мама удерживает меня, пока я плачу, время от времени успокаивая и ободряя.

Она отодвигается только на то расстояние, чтобы видеть мое лицо.

— Что происходит, Микайла?

— Я получила D за тест по математике. Прости, я знаю, что вы ожидали от меня большего.

— Детка, в этом все дело? Я знаю, ты любишь делать все хорошо, и мы тоже хотим, чтобы ты делала все правильно, но все, что от тебя требуется, это делать все настолько хорошо, насколько ты можешь. Это все, что мы ждем от тебя. А теперь, скажи мне, есть еще что-то? — она поднимает мой подбородок и смотрит мне в глаза. — Успокойся и поговори со мной.

Я вытираю ладонями лицо и пытаюсь взять себя в руки. Мама берет мои руки в свои и сжимает их. На ее лице появляется ободряющая улыбка, и она кивает, молчаливо умоляя меня рассказать ей.

— В школе есть одна девочка. Она ненавидит меня, — я всхлипываю, эмоции, которые обрушиваются на меня от этих двух слов, накрывают. — Я завалила тест по математике из-за нее, мам. Мне пришлось переделывать свою работу по искусству, и у меня не осталось времени подготовиться к тесту.

Притянув ближе к своему боку, она обнимает меня. Я продолжаю рассказывать ей о своей работе по искусству, о тесте по математике, о пораненных коленях… обо всем. Как только начинаю, я уже не могу остановиться.

— Так, позволь мне уточнить: эта девочка издевалась над тобой на протяжении последних нескольких недель, и ты ни о чем не сказала нам? Микайла! — говорит она разочарованно. — Я думаю, ты могла бы прийти к нам с этим. Ты должна была рассказать нам или кому-нибудь другому.

Я слышу в ее голосе разочарование в том, что я никому ничего не говорила, и от этого чувствую себя еще хуже.

— Я знаю, но сначала я не думала, что это издевательства. Сначала это были просто взгляды, и то, что в ее присутствии я чувствовала себя некомфортно. Я не понимала, почему она так ведет себя. Она была новенькой у нас, начала учебу только в этом семестре. Я была с ней милой, клянусь, мам.

— Я в этом не сомневаюсь, — говорит она, ее тон смягчается, пока она убирает с моих глаз несколько выбившихся из хвоста прядей. — А что произошло сегодня, что привело тебя в такое состояние? — она выглядит такой рассерженной. Я не уверена, стоит ли говорить ей об остальном. Телефон вибрирует на кровати, и я смотрю на экран. Это Дин.

— Давай, что еще? — требует она. — Выпусти это из себя. Как только ты все мне расскажешь, сразу почувствуешь себя лучше.

— Она преследовала меня по дороге домой из школы. Я пыталась игнорировать ее, не отвечала ей, но это не помогло. На прошлой неделе она назвала меня шлюхой, а я не такая, даже близко.

Мама в ярости вскакивает с кровати и пересекает комнату, ее ноздри раздуваются, а на лице суровая маска. Клянусь, у нее пар из ушей идет.

— И школа позволяет этому происходить?

Я опускаю взгляд, глядя куда угодно, только не в разъяренное лицо мамы.